Повторяю: фантастическое в наших глазах – это не воображаемое. Но воображение, примененное к изучению действительности, показывает, что между чудесным и позитивным граница очень тонка – это граница между видимым и невидимым мирами. Существует мир, а может быть, и много миров, параллельных нашему. Я думаю, что мы не взялись бы за эту работу, если бы в течение нашей жизни нам не приходилось чувствовать себя реально, физически, в контакте с другим миром. У Бержье это произошло в Маутхаузене. Со мной это произошло у Гурджиева. Обстоятельства очень различные, но сущность фактов одна и та же.

Американский антрополог Лорен Эйели, мысль которого близка к нашей, рассказывает прекрасную историю, которая хорошо выражает то, что я хочу сказать.

«Встреча с другим миром, – говорит он, – это не только выдумка. Это может случиться с людьми реально. С животными так же. Порою границы скользят или пересекаются: достаточно быть на месте в нужный момент. Я видел, как это случилось с вороной. Эта ворона – моя соседка. Я никогда не причинял ей ни малейшего зла, но она заботится о том, чтобы держаться на вершинах деревьев, летать высоко и избегать людей. Ее мир начинается как раз там, где останавливается мое слабое зрение. Однако как-то утром все было погружено в исключительно густой туман, и я брел к вокзалу ощупью. Неожиданно на высоте моих глаз появились дна огромных черных крыла, впереди которых торчал гигантcкий клюв, – и все произошло молниеносно: ворона издала крик ужаса, такой, подобного которому я никогда больше не желал бы услышать. Этот крик мучил меня всю вторую половину дня. Мне пришлось смотреть в зеркало и спрашивать себя: что же во мне такого возмутительного.

В конце концов, я понял. Граница между нашими двумя мирами соскользнула из-за тумана. Ворона, думавшая, что летит на обычной для себя высоте, вдруг увидела потрясающее зрелище, которое для нее противоречило всем законам природы. Она увидела человека, идущего по воздуху, в самом центре вороньего мира. Она встретилась с демонстрацией самой абсолютной странности, какую только может вообразить ворона, – увидела летающего человека…

Теперь, заметив меня сверху, она возмущенно каркает, и я узнаю в этих звуках неуверенность ума, мир которого потрясен. Она уже не такая, она никогда больше не будет такой, как другие вороны…» Эта книга – не роман, хотя намерение было романтичным. Она не относится к жанру научной фантастики, хотя соседствует с мифами, питающими этот жанр. Она не являет собою коллекцию странных фактов, хотя ангел странного чувствует себя в ней вполне удобно. Она не является и научным трудом, хранительницей неизвестного учения, собранием документов или вымыслов. Это рассказ, порой основанный на легендах, а порой – на подлинных событиях, – о путешествии в области знания, еще едва исследованные. Как в судовых журналах мореплавателей Возрождения, феерия и истина, случайности и точные факты – все перемешано в этой книге. Дело в том, что у нас не было ни времени, ни средств, чтобы довести исследование до конца. Мы можем только подсказывать и набрасывать эскизы путей сообщения между этими различными областями, которые сегодня еще являются «запрещенными землями». В этих землях мы сумели побывать лишь мимолетно… Когда они будут лучше изучены, то, несомненно, все заметят, что многие из наших высказываний были столь же бредовыми, как доклады Марко Поло. Эту возможность мы допускаем с чистым сердцем. «В жизни Поведя и Бержье было множество глупостей», – возможно, скажут о нас. Но если эта книга вызвала желание двинуться дальше и взглянуть повнимательнее, то мы достигли нашей цели.

По ходу работы возникало большое количество трудностей, забот и неприятностей всякого рода – иногда их было столько, что это приводило меня в отчаяние. Я не люблю творческих деятелей, безразличных ко всему, что не относится к их творчеству. Меня привлекает масштабность, и жертвовать перспективой ради красот стиля кажется мне недостойным. Но легко понять, что при таком подходе существует риск просто утонуть в лавине информации. Мне помогла одна мысль Винсента де Поля: «Великие изменения всегда встречаются с различными противоречиями и трудностями. И пусть все будет нам говорить, что нужно отказаться от своей миссии, но остережемся прислушаться к этому, памятуя, что Бог никогда не отменяет того, что он однажды решил, – если даже нам и кажется, что происходит нечто противоположное».

Сегодня каждый уважающий себя интеллигентный человек все время куда-то спешит. И возможно, что наш лучший читатель, самый дорогой для нас, разделается с нами за два-три часа. Я знаю некоторых людей, которые за двадцать минут умудряются с пользой для себя прочитывать по сто страниц из математики, философии, истории или археологии. Актеры учатся «ставить» свой голос, но научит ли кто-нибудь нас «ставить» собственное мнение? В этой работе я не подражаю тем писателям, которые стремятся удержать читателя, всячески развлекая и убаюкивая его. Мой девиз: ничего для сна – все для пробуждения. Быстрее берите и уходите! Ведь у вас еще множество других дел. Если понадобится, пропускайте целые главы, начинайте где хотите, читайте по диагонали – это инструмент для многостороннего использования, как складной нож со многими лезвиями. Например, вы опасаетесь слишком поздно напасть на сюжетную жилу, которая вас интересует, – тогда пропустите эти первые страницы. Знайте только, что они показывают, как XIX век захлопнул двери перед фантастической действительностью Человека, Мира, Вселенной; как XX век их приоткрыл, но как наша мораль, философия и социология, которым следовало бы опережать эпоху, вовсе не стали таковыми, оставаясь привязанными к отжившему XIX веку. Мост между эпохой кремниевого ружья и ракетным веком еще не переброшен, хотя об этом думают, ибо в спешке и нетерпении мы оплакиваем не прошлое, а настоящее. Итак, теперь вы знаете достаточно, чтобы быстро пролистать начало, если оно вам не нужно, и заглянуть в книгу дальше.

Жаль, что история не сохранила имени того, кто первым поднял тревогу. Это был некий директор американской патентной конторы. В 1875 году он направил государственному секретарю по торговле прошение об отставке. «Зачем мне занимать это место, – писал он, – если изобретать уже больше нечего?» Двенадцать лет спустя, в 1887 г., великий химик Марселен Вертело писал: «Во Вселенной больше не осталось тайн». Тогда считали, что химические элементы не подвержены превращениям. Но в то время как Вертело в своем ученом труде развенчивал мечты алхимиков, элементы, которые этого не знали, продолжали трансформироваться под воздействием естественной радиоактивности. Еще в 1852 г. это явление было описано Рейхенбахом, но тотчас отвергнуто. В работах 1870 г. упоминалось о «четвертом состоянии материи», которое наблюдалось при электрических разрядах в газовой среде. Но требовалось вытеснить все таинственное: что и было сделано.

Далее, немец по фамилии Цеппелин, вернувшись на родину после того, как он сражался в рядах южан, попытался заинтересовать промышленников идеей управления воздушными шарами. «Бедолага! – отвечали ему, – разве вы не знаете, что есть три темы, по которым Французская Академия наук больше не принимает заявок: квадратура круга, туннель под Ла-Маншем и управление воздушными шарами?» Другой немец, Герман Газвиндт, предложил построить движимые ракетами летательные машины тяжелее воздуха. На его пятой по счету рукописи германский военный министр, посоветовавшись со специалистами, написал с участливостью, свойственной его натуре и должности: «Когда же эта несчастная птица наконец околеет?» Русские, со своей стороны, избавились от другой несчастной птицы – Кибальчича, еще одного приверженца ракетных летательных машин. Избавились с помощью взвода казнивших его солдат. Правда, Кибальчич использовал свой технический талант для изготовления бомбы, разорвавшей на мелкие кусочки императора Александра.