– А-а! – с перепугу заорал Брас, отшатнувшись от штурвала. – Тревога!!

В небе заплясали толстые лучи прожекторов. Спиной Брас наткнулся на меня, и вместо того чтобы нанести удар ножом, я обхватил рукой его шею.

Гондола вздрогнула. Снизу донесся хруст, и пол под ногами тряхнуло еще раз.

Свободной рукой я врезал Брасу по лысине, другой рванул его к себе.

Я сделал это почти машинально, глядя не на оглушенного рулевого, а за левый борт. Палуба плавно кренилась. Лучи прожекторов, закрепленных на кабинах двух машин, которые стояли на краю ущелья, скрестились на дирижабле. Стало светло как днем.

Из-под днища гондолы к грузовикам протянулась пара толстых канатов. Словно упряжка манисов с тяжеленным плугом, бредущая по кругу вдоль границы фермерского поля, летающая махина поплыла по широкой дуге. Над левым бортом взлетали крюки на тонких тросах, некоторые падали обратно, другие с лязгом и звоном цеплялись за броневые листы. Канаты натягивались все сильней, дирижабль снижался. Скорей всего, их сейчас сматывают в огромные бобины, те, что я видел на подходе к Редуту в открытых кузовах грузовиков.

На машинах погасили фары, но луна озаряла дорогу вдоль ущелья – если бы я не вырубил наблюдателя в гнезде, он бы наверняка заметил преследователей гораздо раньше.

Когда через борт полезли люди, я толкнул Браса, и рулевой упал, врезавшись головой в одну из рукоятей штурвала.

Снизу донеслись удары колокола.

– Тревога!!! – из надстройки вылетел Осип с багром в руках. Навигатор пока оставался внутри, и тревожный звон рынды далеко разносился в ночных небесах.

Дирижабль шел по кругу с приличным радиусом, все больше кренясь на левый борт и снижаясь. Через ограждение перемахивали нападающие, посверкивало оружие в свете прожекторов. Сверху я разглядел красные одежды Дома Гантаров и необычные самострелы – под ложем закреплена катушка с проводом, продетым в кольца вдоль ствола. Гетманы саблями рубили провода и перезаряжали оружие дротиками. У некоторых за спинами висели круглые щиты.

Осип багром повалил двоих гантарцев, а потом дротик из самострела вонзился ему в грудь.

Нападавшие побежали к рубке. Я присел, но они успели заметить фигуру на крыше, и двое сразу выстрелили в меня. Пришлось растянуться под штурвалом возле Браса – дротики с тонким шипением пролетели над нами. Рулевой со стоном пошевелился. Крыша рубки задрожала, с лестницы донесся топот ног, и я потянулся к лежащему позади гарпунеру. Возникший надо мной широкоплечий детина с кривой саблей и щитом замахнулся. Перевернувшись на бок, я схватил гарпунер двумя руками и выстрелил. Дротик вонзился в затянутое кожей дерево щита. Хлопок, неяркая вспышка взрыва… Щит треснул, но гетман лишь отступил на шаг и снова кинулся в атаку. Кривой клинок понесся к моей шее… конец его впился в одну из рукоятей штурвала. Удар оказался таким сильным, что тяжелое колесо повернулось. Внизу заскрежетало, в протянувшейся к полу рубки широкой колонне что-то сдвинулось, часто щелкая.

Крякнув от натуги, гетман выдернул саблю из дерева. Снова замахнулся. Тем временем поворот штурвала передался на воздушные винты, гондола закачалась, и сквозь рев набравшего обороты дизеля с кормы донеслись крики. Со всех сторон заскрипели, застонали тросы. Канат, связывавший грузовик с гарпуном, который всадили в днище ближе к носу, лопнул, и дирижабль сильно качнулся.

Перехлестнув ограждение, со свистом мимо рубки пронесся распушенный хвост каната и врезался в фигуру панцирного волка. Полетели щепки, отломанная деревянная голова канула в ночь.

Бросив щит, гетман снова занес саблю, а я почти до рукояти вонзил клинок из плавника катрана в его живот и сразу выдернул.

Он выронил оружие, прижал ладони к ране. Лицо стало удивленным и растерянным, будто у обиженного ребенка. Поглядев на темное влажное пятно, здоровяк что-то прошептал. Вскочив, я ударил его кулаком в грудь – он повалился на ограждение и упал вниз.

Брас застонал громче, пришлось огреть его по затылку рукоятью ножа. Перезарядив гарпунер, я огляделся. В голове крутилось одно слово – эвакуатор.

Теперь я вспомнил: к бортам и корме дирижаблей Гильдии прицеплено несколько спасательных корзин с особыми коробами на боку. В них химические патроны, которые надувают воздушные шары.

Чтобы сбить летающую машину, гантарцам достаточно садануть зажигательными пулями по газовой емкости, но они этого не сделали – почему? Да потому что хотят захватить кого-то из людей на борту живьем.

Меня, например.

На палубу с криками высыпала команда, раздался лязг клинков и крики. Выбежавший из рубки навигатор с пистолетом и саблей в руках крутился, отбиваясь от нескольких противников. Дважды полыхнули маленькие злые огоньки выстрелов, потом он швырнул оружие в лицо замахнувшегося саблей гетмана и разбил тому нос. Со стороны кормы на подмогу навигатору спешили проснувшиеся летуны, однако люди в красных одеждах преградили им путь, и небоходы не успевали. Мне было, в общем, наплевать на навигатора, но если команда не справится с гантарцами, то они доберутся до меня. Сжав клинок зубами, я встал за пулемет, большие пальцы легли на гашетку между деревянными рукоятками.

Грохот выстрелов перекрыл рев дизеля, облако едких пороховых газов окутало меня. Заслезились глаза. Деревянные рукоятки больно били в ладони, гильзы вылетали из затворной рамы, лента из ящика возле треноги извивалась и дергалась, как раненая змея. Пулемет трясся, изрыгая пламя, пули расщепили палубу у ног нападающих.

Гондола резко накренилась, меня развернуло вместе с пулеметом, ствол прыгнул вверх, и пальцы соскользнули с рукоятки.

Громыхнуло слева по борту. Я присел, но ударная волна бросила меня на доски лицом вниз. В правом боку хрустнуло, воздух вышибло из груди.

Наверное, пули угодили в баллон, подвешенный ближе к корме. Не в силах вдохнуть, широко разевая рот, я закрыл голову руками и сжался, подтянув ноги к животу. Сейчас рванет большая емкость, огненный дождь прольется на крышу гондолы, и тогда всем нам конец!

Крен стал сильнее. Ревел дизель, стонали раненые, звенели клинки. С хрипом втянув в себя воздух, я поднялся на ноги, вытер кровь с губ и подобрал нож.

Навигатор, широко расставив ноги, рубился на саблях с двумя гетманами. Оставшиеся в живых гантарцы теснили выскочивших на палубу летунов к надстройке с ревущим двигателем, где разгорался пожар. Языки пламени в любой момент могли добраться до газовой емкости.

За спиной раздался крик, грохнул выстрел, пуля щелкнула о верхнюю ступеньку лестницы. Застучали подошвы по доскам.

Ствол пулемета глядел вверх, из щелей в кожухе струился дымок, в матерчатой ленте оставался один патрон… значит, в стволе есть еще один.

Схватившись за рукоятки, я рывком развернул его. По лестнице, занося саблю, взбежал гетман в красной одежде. Пальцы легли на гашетку, пулемет дважды дернулся. Пули попали гетману в плечо, мимо него рванулся другой, и я крутанул пулемет дальше, врезав ему стволом под мышку. Гантарец, отшатнувшись, споткнулся о тело второго, упавшего на самом краю лестницы, и оба покатились по ступеням.

И тут лестница сломалась. Мутафаг задери, это было неожиданно! Наверное, от толчка лопнула одна из подпорок, на которых лежали ступени. Она тяжело качнулась и рухнула вместе с телами, придавив еще одного гетмана – под рубкой выросла груда досок, откуда доносились стоны и проклятия.

Палуба была сильно накренена – дирижабль летел по дуге. Лязг, крики и стоны звучали со всех сторон. Найдя возле штурвала самострел, я вытащил из чехла под ложем дротик, взвел оружие и шагнул к другому краю крыши.

И увидел воеводу Лонгина. Он стоял под решетчатой аркой с саблей в руках, окруженный своими гетманами. Часть успела нацепить кольчуги, другие были лишь в шароварах, в сапогах или босые – зато все вооружены. Кажется, старик пробивался к носу дирижабля, когда увидел меня и остановился. На лице его было изумление.