Берю категорически против таких разговоров между молодоженами.

– Много не болтайте. Эта трепотня потом может обернуться против вас. В первый же вечер сезона разрядки напряженности, когда мосье своей старушке предпочитает игру «Найдите семь ошибок на двух одинаковых рисунках» из газеты «ФрансСуар», брошенная на произвол судьбы женушка обязательно подковырнет его и скажет, что по сравнению с эпохой Адрьенн ее Казанова совсем потерял былую форму. И тогда это начало конца!

В общем и в заключение разговора на эту тему, ребята, старайтесь жарить свою благоверную с огоньком и старанием. Ведь вы же из-за этого и женились на ней. Договор дороже денег. Нужно всегда с почтением относиться к договорам. Брачный догввор – это такой же договор, как и всякий другой, и его обязаны выполнять! Мужчина, который каждый вечер копает грядки в огороде своей благоверной, имеет спокойную совесть я может смотреть жизни в лицо. Поверьте, что все в жизни – только привычка. И эти самые дела – тоже, как и все остальное. Поэтому привыкайте удовлетворять свою женушку, это избавит ее от лишних хлопот искать удовольствие у ваших дружков.

Воспитанный Упитанный29 сходит с кафедры. И вальяжной походкой приближается к краю сцены.

– С завтрашнего дня, – объявляет он, – мы будем изучать светские правила. То есть, бесполезные вещи. Для демонстрации этих правил я заручился неоценимой поддержкой настоящей аристократки – графини Труссаль де Труссо, предки которой ведут свою летопись со времен кроссворда.

Он слегка покашливает.

– Поэтому я попрошу привести в порядок ваш внешний вид.

Машинально, движимый, без сомнения, условным рефлексом, он щупает рукой ширинку, констатирует отсутствие трех пуговиц, запахивает ширинку и прощается с нами приветствием дзюдоистов. При поклоне у него из нагрудного кармана вываливается его содержимое: две шариковые ручки «Бик», банан, мелочь, бельевая прищепка, трубка-набивалка-отмычка, куриная косточка и цветная фотография принца Рэнье из Монако.

Я провожу вечер в компании товарища Ракре, хотя после бараньей ножки с фасолью, которую давали на ужин, визиты к нему были противопоказаны. Он предлагает мне переброситься в картишки, но я отказываюсь: у меня душа не лежит к картам. Во мне растет какое-то чувство тревоги и я доверяюсь ему.30

– Ты что такой озабоченный? – проницательно замечает пердоман, постреливая своей выхлопной трубой.

– Послушай, Мелодичный, – обрываю я его, – ты был тогда в автобусе, когда Бардан вышел и вернулся в школу?

– Йес, а что?

– Расскажи покороче, как он себя вел.

Заинтригованный стрелок холостыми патронами оттягивает резинку пижамы, чтобы проветрить помещение.

– Ты опять возвращаешься к этим делам? По-моему, – потоварищески признается он, – ты будешь доброй ищейкой, у тебя есть для этого необходимое упорство.

Его высокая оценка трогает меня прямо в сердце, минуя лицо. Он тут же переводит свои слова на азбуку морзе и передает их нижней частью своего тела. Потом, после некоторого размышления, продолжает:

– Нас была целая компания в гостинице «Петух в винном соусе», которая при этом является еще и конечной остановкой автобусов до Лиона.

– И что?

– Ничего..., – бормочет он. – Нет, правда ничего...

Он опять что-то обмозговывает, но все ему кажется в порядке. Потом, постреливая из цокольного этажа, говорит:

– Мы потягивали пиво. Кто-то играл на музыкальном автомате. Потом подошел автобус. Шофер и кондуктор вышли, чтобы по-быстрому пропустить по кружечке. А мы пошли в автобус...

– А Бардан?

– Бардан тоже.

– Какой он был?

– Что значит, какой?

– Я хочу сказать, он не был озабоченным?

– Ничуть, он смеялся.

– Продолжай...

– Вернулись водитель и кондуктор. Автобус уже отправлялся, кондуктор стал получать деньги...

Он с напряжением восстанавливает в памяти этот момент. Именно это мне и нужно. Надо, чтобы его воспоминания разбились на фрагменты, чтобы он работал на малых оборотах.

– И потом? – поощряю я его осторожно.

Он надувает губы своего заднего отверстия, потом продолжает:

– Шофер завел мотор, и туг кто-то попросил подождать, потому что к автобусу бежал один из слушателей.

Он хмурит брови.

– Вот те на! А опоздавшим-то был Канто, тот парень, который вчера на лекции сказал, что ему надо к дантисту.

И тут у меня в мозжечке начинает царапаться своими маленькими лапками маленькая мышка, Милые мои девочки, дело-то продвигается; ведь продвигается!

– И потом? – говорю я со вздохом, напоминающим последний вздох.

Ракре продолжает выражать свои мысли вслух сразу с двух концов, но я прислушиваюсь только к тем звукам, которые идут из верхнего конца.

– Шофер подождал. В общественном транспорте все происходит по-родственному. Товарищ Канто поднялся в автобус. И сел на переднее сиденье рядом с водителем. Автобус тронулся. И тут Бардан вскакивает с места и кричит: «Остановите! Остановите!» И, ничего не объяснив, выскочил через заднюю дверь.

– А с кем он сидел?

Ракре задумывается.

– С Безюке, я думаю. Знаешь, такой высокий блондин со шрамом на подбородке?

– Он спит в одной спальне с Канто, этот парень?

– Точно, это его товарищ по боксу. Ты куда, Белоснежка?

Я быстро набрасываю халат.

– Некогда объяснить, но я тебе напишу, – обещаю я.

Блондин Безюке читает трактат Апэна-Бонлара о педерастии у планктонов. Это прилежный слушатель, отличник. Он первый по огрызкам ногтей, первый по поддельным чекам, первый по инсектицидам, второй по реанимации, второй по слухам среди населения, второй по судебным актам с предупреждением, третий по личному обыску, третий по разгону скоплений людей, третий по борьбе с распространителями листовок. Он получил первую премию «Гран при» за научную работу «О чрезвычайном положении», просто премии за работы «Усиленные наряди полиции», «Типы печатей» и похвальный лист за «Обыск». Это я к тому, чтобы вы немножко поняли, что это не рядовой человек. Я сажусь на кровать у него в ногах без всякого предупреждения, тем более, что ни он, ни я не принадлежим к Национальному обществу железных дорог.31

– Извини за беспокойство, товарищ, – говорю я ему. – Представь себе, что мы занимаемся частным расследованием событик, которые здесь произошли. Я и Ракре.

– Он смотрит на меня поверх своих очков в золотой оправе.

– Похвальная мысль, – соглашается ов.

– Кажется, ты сидел в автобусе рядом с Барданом, перед тем, как он вышел?

– Точно, а что?

– Он ничего не сказал, когда выходил?

– Ничего, я об этом уже говорил следователю.

– А перед этим? Не двигайся и слушай сюда внимательно, товарищ. Мотор уже работал, когда кто-то из вас заметил, что бежит опоздавший, о'кей?

– Да, я помню, – говорит Безюке, нахмурив брови.

– Что-то мне подсказывает, что реакция Бардана имеет связь с этим прибытием in extremis32 Канто. Я прошу тебя поразмыслить над этим.

Я жду, пылко глядя на него в упор. Один глаз у него становится больше, а другой, наоборот, меньше.

– Вот те на, ты меня заставил по другому взглянуть на это, – шепчет Безюке. – Боже мой, но это же правда, – с нажимом говорит ов.

– Рожай быстрее, – агонизирую я.

– Кто-то закричал: подождите, там еще кто-то бежит! Все обернулись. Я сказал: «Это Авель Канто, новенький». И тут Бардан прошептал: «Авель Канто из Бордо?» Я ему рассеянно ответил, что да. А в это время Канто заскочил в автобус. Автобус тронулся. Вдруг ви с того, ни с сего, Бардан закричал: «Остановите!» и выскочил!