– Гликерия, неси чай, – нетерпеливо окликнул муж.

–Сейчас, – Гликерия быстро принесла самовар, в который заранее налила воды и заполнила горячими углями. Тая тоже соскочила, принесла с полицы 18на кухне глиняные кружки с зеленым отливом и бережно поставила на стол. Мать подала к чаю пышную творожную шаньгу.

Игнатий Кузьмич Глебов, степенный мужик лет тридцати восьми, стоял в амбаре, еще раз подсчитывая собранный урожай. Его светлые, как солома, волосы разделились на прямой пробор, подчеркивая прямой нос, и упрямый подбородок. Серые глаза наметанным взглядом охватывали полные сусеки зерна. Мысленно производимые подсчеты показывали, что хлеба хватит до будущего урожая и еще останется на продажу. Губы растянулись в довольной улыбке. Тщательно закрыв амбар, он направился в конюшню. Везде чистота и порядок, скотина управлена19: коровы размеренно жуют сено, свиньи развалились на соломе, довольно похрюкивая; овцы сбились в кучу, мерно покачиваясь, куры уже сидят на насесте. Игнатий направился в дом. Мария, полная симпатичная женщина, чистила горшки в кухне, доченька Фиса спала на печи, ее нянчила бабушка, не забывая между делом вязать носки.

– Мария, а где Гриша?

– Бегает где-то с робятами.

Заскрипели входные ворота.

– А, вот и Гришенька пришел! – Мария загремела ухватами, приближалось время ужина. Гриша вошел в дом, снял заснеженную лопотину20, столбом поставил ее у порога и шмыгнул на печь. Бабушка подвинулась, ласково помогая внуку устроиться удобнее.

– С катушки, что ли катался? – улыбнулся Игнат сыну.

– Ага, – ответил тот, – отыскивая замерзшими руками самое теплое место на печке.

– Мария, собирай на стол, – скомандовал Игнат.

Мария сноровисто достала ухватом из печи чугунок с похлебкой. Игнатий Кузьмич, задумчиво жевал хлеб: «Как удачно все складывается. Кому из братьев пришла в голову мысль, что можно самим возить лес на продажу по деревням, а не ждать, когда за ним приедут? Хорошо покупают в Орде, Медянке и даже в Кунгуре. Сразу появились деньги, уже несколько тысяч! Какую знатную молотилку купили в складчину. Надо еще к весне купить сеялку, а потом и жатку. Коли так дело пойдет, будет на равных с Щербининым Михаилом, тот шибко богат и знается с самими духовниками из Кунгура. Наведываются они к нему в гости, сидит он с ними за столом на равных, и величают они его Михаилом Федосеевичем. А, может, удастся накопить киргишанский21 кирпич, да построить дом, как у братьев Алябушевых в Орде. Обязательно двухэтажный дом-от что б был, в нижнем этаже производство наладить: красильню устроить, или начать посуду черепанить22, а еще лучше лавку открыть. Нанять работников, товар из Кунгура возить от купца Черноусова, а чтоб в Кунгур не порожняком ехать, скупать здесь семена льна, клевера, масло, яйцо и там продавать». Игнатий зачерпнул большой деревянной ложкой кусок мяса. Его примеру последовали остальные. Слава Богу, еды в доме в достатке. Мария, молчаливо сидевшая напротив Игната, втайне любовалась им. Хороший муж ей достался – баской, работящий, с ним как у Христа за пазухой. Гриша тихонько ущипнул под столом Фису, та тут же толкнула его рукой.

– Гриша, – мать укоризненно покачала головой,– Сано Серьгин23 не обижает своего брата Ефимку.

Гриша пригнул голову и запихнул в рот полную ложку похлебки: обидишь Фису, как же…

Михаил Федосеевич задумчиво отложил в сторону бумагу и карандаш, вышел из-за стола и погладил окладистую бороду: да, немалый доход принесла бакалейная лавка и постоялый дом в Орде, но не стоит торопиться и записываться в купеческую гильдию, чтоб потом не спокаяться.24 Что ни говори, а налоги на крестьянина гораздо меньше. Вон, Орлов Дмитрий, бога-а-а-тый торговец, живую рыбу из Екатеринбурга возит, а тоже крестьянином числится. Или черепанщик Титов, какая у него мастерская на нижнем этаже дома, и продажа глиняной посуды налажена, а все же предпочитает оставаться крестьянином.

В комнату заглянула жена Татьяна:

– Айда ужинать Михаил, заждались тебя. Чуешь25?

– Ровно26 я недолго туто. Иду…

«Да… Крестьянином числиться – это лучше…» – продолжал размышлять про себя Михаил, направляясь в кухню.

За столом уже собралась вся семья: старший сын Павел с женой и сыном, средний сын Алексей и младшая доченька Надя. Для Павла с семьей и сделали прируб к дому. Теперь Алексея надо бы женить.

– Чё это Егорка уросит и вертится? Не захворал ли? – Федосеевич встревожено взглянул на внука.

– Да нет, – ответила Татьяна,– ись 27хочет. Сноха сунула ребенку в руки краюшку хлеба, и тот потянул ее в рот.

Михаил сел за стол, взял ложку, зачерпнул суп и снова углубился в свои мысли.

Сноха снова на сносях. Ничего, внук или внучка – ведь это продолжение его самого. Внимательно посмотрел на дочь: высокий рост в сочетании с черными волосами и задумчивыми карими глазами прибавлял ей как минимум пару лет, а ведь ей всего-то семнадцатый годок. В меня пошла. Последнее время она какая-то молчаливая, вроде бы и делает что-то, но о чем-то непрерывно думает. Уж не влюбилась ли? Хотя, что здесь странного, я в ее годы уже ухаживал за девками и считался видным женихом. Вот – вот и к нам в дом нагрянут сваты. Но за первого попавшего не отдам. Пусть сама выбирает, кто ей по душе. Приданое за ней будет хорошее, можно и обождать с замужеством.

– Тятенька, – взглянула на него дочь, – ты не забыл, что сегодня у нас все собираются?

– Нет, Надежа, не забыл. Распорядился, чтоб горницу для гостей протопили. Ты ешь, ешь мила дочь.

К тому времени, когда закончился ужин, на улице уже совсем стемнело. Миша и Тая переглянулись. Увидев, что отец принялся чинить валенки, а мать заводить квашню на завтра, тихонько начали переговариваться.

– У кого сегодня собираемся?

– Забыл разе28, что у Щербининых?

– На-а вот29… – Миша, таким образом, пытался скрыть свою радость, что скоро увидит Надю, – я и запамятовал.

Но Тая лукаво посмотрела на брата и улыбнулась. Сама она надеялась сегодня увидеть Петра. Деревенская молодежь долгими зимними вечерами собиралась по очереди в тех домах, где имелись женихи или были невесты на выданье.

– Тятя, мы пойдем?

– Идите с Богом.

– Оболокись30 теплее, доченька, холодно на улице, – забеспокоилась Гликерия.

– Ладно, маменька.

Тая прихватила вязание, и они с Мишей вышли из дома.

Мороз к вечеру усилился. Куржак31 залепил окна, висел над дверями в избу. На Таиных ресницах мгновенно появилась изморозь, что сделало ее похожей на снегурочку. Растущая луна бросала неяркий свет на заснеженные дома, амбары, деревья. Небо как решето, сквозь него заглядывают на землю звезды, большие и маленькие, сколько их осенью просыпалось, и еще больше того осталось. У дома Щербининых, довольно внушительного размера, они увидели несколько парней и девушек.

– Привет, Петро!

Михаил пожал руку пареньку, с красивым, совсем не деревенским лицом: