КЛИМТ

Асимметричная любовь,

не пересказанная в красках

и замурованная в ландшафт,

в архитектуру твоих лет,

цветёт узором византийским

под эротичным небом Вены.

В орнамент бешеных надежд

ты загоняешь силуэты

в двухмерной радости эпох,

и все причуды твоих мыслей

в убранстве роскоши сгорают

и превращают в пепел страсти

на фоне золота тоски.

МАГРИТТ

Жизнь после Фрейда

дарила толстосумам ощущений

в маниакальной пустоте

твой силуэт, убийцу

собственных идей.

Всё совершалось в тишине,

где бледнолицый воздух жил,

где кровь застыла на витрине,

и на губах твоих друзей

она цвела зловещей,

яркой, страстной розой.

Де Кирико давно забыт,

остались только манекены,

и недописанной рукой

ты их четвертовал посмертно.

Но в этом сгустке нелюбви,

в твоём факсимиле рассудка,

хранилась варварская боль

полуистлевших озарений.

ВАН ГОГ

1

Неприспособленную смерть

дорисовать другим оставил,

а сам по линии судьбы,

по ученической аллее,

вернулся в ад своих невзгод

полуголодным сумасшедшим.

Смешная утварь твоих лет

и взбалмошные краски страха

поизносились. У почтальона

украли память, и писем

от Гогена нет.

Из черно-белой канители

обыденности протестантской

на свет, где ветер и поля,

где страсть твоя сжигает солнце

увеличительным стеклом,

приходит чувств переизбыток,

и просится на волю холст,

на пьедестал воображенья,

но обессиленные руки

неимоверно тяжелы.

2

Спокойно, тихо, не спеши.

Но сердце до виска добралось,

стучит, колотится,

зовёт в свои отчаянные дали.

И ты, послушнее раба,

в умалишённой перебранке

с собой, с натурой, с целым

миром, хватаешь кисть, как посох,

что Моисея выручал,

и отправляешься в поход,

а дальше, в беспамятстве

теряя силы, идёшь домой,

чтоб осознать в бескровной

злобной тишине свою

беспомощную веру,

и, оправданью вопреки,

не дожидаясь возвращения

покоя, встречаешь

с отвращением приливы

новые тоски и страха –

извозчика твоей любви,

везущего тебя на свалку,

где одиночество и боль –

твои друзья, и лицедеи зовут

в бордель, в опустошённый дом

надежды, где всё напыщенно

и глупо, но выбор сделан,

и, открывая дверь входную,

ты плоть терзаешь, а душа

бежит из этих мест на небо,

надеясь, что Создатель знает

твои страданья и простит тебя

за доброту, которая сильнее

всех земных пороков.

3

Изнеженное, ласковое солнце

не для тебя. Разбой

коленопреклонённым цветом

на части рвёт забавы дня.

Ты – маленькая точка на карте

тишины, ты отражённым

светом своей души терзаешь

побледневший, израненный

сюжет. Начало – это страх,

забавы ради цветут твои

восторги и крупными мазками

ложатся на мольберт,

безумие на волю рвётся,

переполняет край судьбы.

Как это всё остановить? Спасибо,

выстрел подоспел, а грудь

не чувствует и не болит.

Лишь обессиленное время

тебя окутывает нелюбовью,

и настоятели минут уже

заводят хор церковный

полей Арле, но всё напрасно,

ведь в настоящем ты не жил.

4

Письмо Ван Гога Полю Гогену:

Приезжай. На стыке

ненависти глаз плетёт

рассудок воображенья

паутину.

Подсолнух зреет,

просится в картину,

в безвременное «я»,

так и не понятое мной

за столько лет терзаний сущих.

Мы будем пить, ходить

в бордель и славить демонов

поступки в бесхитростном

пространстве ночей,

изъеденных тоской, как молью

наших отупевших чувств.

Гоген, зачем от времени

отгородился ты забором,

уставшей истиной

испорченных надежд?

У замыслов червивых,

подтачивающих гордыню

дней, исход один – холодное,

немое солнце, ровесник

одиночеству, пришедшее

на встречу к нам

из отрешённой пустоты,

из мест, куда с тобою путь

мы держим. Ну сколько можно!

Приезжай.

5

Душа – убежище наитий

окрылённых,

но мысль, как бедная сестра,

не хочет жаловать и ждёт,

когда твой слабый ум

поймёт её обиды, живущие

на тёмном фоне тишины.

За равноправием закат

разводит краски для сюжета –

всё больше огненных,

страстей одноимённых бред

уже несётся по мольберту

галопом, воплем синевы,

и брызжет солнце дрожью

нервной, ещё мгновение –

и рухнет небосвод.

Как упоительно начало!

Распахнуты ворота Ада,

ты падаешь на дно Вселенной,

скупой царицы, вдохновлённой

безумием твоих невзгод.

6

Письмо Ван Гога брату Тео:

Не смею. Ты прости. Но тянется

рука к перу, к безвременному

чистому листу. Спешу сказать.

Когда болит, ты лечишься

лекарством, брат мой Тео,

а я – письмом. Мне кажется,

что на двоих у нас всего лишь

одно сердце. Когда уйду я,

ты не задерживайся. Пожалуй,

так оно и будет. Теперь о главном.

Пойми, не в рисовании

и не в картинах дело, да и цена

здесь ни при чём. Мы просто

миссию с тобою выполняем.

А все слова о назначении

художника – такой же бред,

как наши устремления жить лучше.

Тео умер через полгода после смерти Ван Гога.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.