ПЛЯСОВАЯ

Раздавали объятья.

Ветром скошенный

дождь умирал.

Осень в скромненьком

платье

листопад провожал.

Куролесило новое племя.

Комиссары любви

со стола мирозданья

собирали по крохам

звёзд беспечных тепло.

Ждали лучших времён.

Над обещанной славой

палачи ворожили.

И вставали рассветы

не с левой, а с правой –

чтобы лучше мы жили.

От счастливого детства

и кровавых знамён

нам достался

в наследство

прах забытых имён.

Этот мир-долгожитель,

автор наших измен,

предложил нам

забыть их

и за это в обмен

ворох новых событий

взял для нас

у грядущего в плен.

Мастеров

позабавились руки,

и на холст, совсем

белый от скуки,

легли краски земли,

недоступные

глазу и сердцу, –

те, что мы для себя

сохранить не смогли.

Беспризорные песни,

сутулясь,

ожидания тяжек

был гнёт,

на мгновение лишь

встрепенулись

и ушли, вряд ли кто-то

сейчас их найдёт.

Города обижали

прохожих.

Пустыри одиночества

ждали гостей.

Вороньё

доклевало удачу.

На себя не похожий,

бродил сон-ротозей.

Нарумянили

ночи разлуку,

ничего не осталось

от прожитых слов,

проходили мы

жизни уставшей науку,

наш единственный

сладкий улов.

* * *

Небо стране

подавало дождями,

осень в шинели

пугала листву.

Жизнь на параде

рядом с вождями,

Красная площадь

и Кремль наяву.

Спит под ногами

музейная редкость –

Ленин уставший,

людей череда.

И если ты бросил

на память монетку,

не верь, что ты снова

вернешься сюда.

А над отчизною

строятся души,

на перекличку вышли,

постой,

не сосчитать их,

ты лучше послушай

курантов кровавых

испуганный бой.

Серый на сером.

Неужто так будет,

коварное время

стучится в висок.

Люди как люди,

всё позабудут.

Тучи тревоги

идут на восток.

РАВЕНСТВО

Метр, в шапке

набекрень,

забивал козла

с похмелья.

В колыбели

революций

чахла

гордая сирень.

На печи сидел

Емеля,

день вчерашний

сторожил.

Дездемону

зря душили.

Проституции заря

занималась

над страною.

Все, кому не лень,

грешили.

Были ближе

всех к закону

те, кто шёл

от фонаря.

Партячейку

распустили.

Но забыли

про инстинкт.

Вот тогда-то

все запили.

Ленин

лишь не пил

один.

* * *

Октябрьская

революция,

красный каблук

аистом

черпает правду

со дна

исторического

колодца,

рядом заката

заброшенный луг –

с вечера

недорого

продаётся.

* * *

Не уживаются

добро и зло,

минувший день

и настоящий,

и если тьме коварной

повезло,

идите и будите

спящих.

Поверьте,

выйдет боль

из берегов,

разбудит непокорным

стоном,

потом ударит

громом облаков,

небесным

колокольным звоном.

Волна коснётся

сёл и городов

неистовою

вольной силой.

Над прахом

сброшенных оков

душа поднимет

грех на вилы.

ВРЕМЯ

Раскалённое

добела

предрассветной

росой озарений,

удивлённое,

полное немощи

понимания

поколений,

время

всевидящим

оком

под аплодисменты

оголтелого

зла,

красной рентой,

оброком

связующих

нитей

под присмотром

воинственных

литер

поджигает с восходом

неприступную крепость

событий.

* * *

Бинокль

кусал прохожих

взглядом,

и на глазу

у солнца

монокль

спал,

и шли дожди

парадом

по Красной

площади

в награду

за прошлые дела,

за разноцветный

май,

за праздничные

грозы,

и жизнь вела

в тот край,

где ожиданья рай

готовил нам

шипы и розы.

* * *

Чёрный воронок

зрачков,

будь готов!

Всегда готов

спрятать

концы в воду,

пионерских галстуков

закаты,

и туч полуторка

трясётся

по мостовой

булыжных снов

с доносами

на день

вчерашний,

и марширует

пролетарский

дождь

с гудком

рассвета

к счастливой

проходной

ударных

пятилеток.

* * *

Подлинник

времени –

жалкая

копия,

подделка

событий

на свалке

сомнений,

страшно

сказать,

ведь правда

запугана,

загнана

в угол

истерикой,

воплем

бравурных

побед.

НЕПОКОЛЕБИМОЕ

Ветров обугленные

стены,

весны разрушен

Карфаген,

теней погибших

манекены,

и рек разрезанные

вены

увозят память

солнца в плен.

Кто скажет,

что же будет с нами

по обе стороны луны,

уже зима

под облаками

роняет

красные следы

с кустов шиповника,

рябины,

грядут безбожные

суды,

и кажется,

что струйкой

длинной

потянутся грехи

невинных

к судьбе,

не знающей покоя,

и завянут

ночные сны

войны

на чёрном поле

смерти боя.

НА РУИНАХ

Над вечернею

памятью ночь,

ждёт потопа

семейство Ноаха.

Время в ступе

напрасно толочь

на руинах

империи страха.

Был приказ

во всё горло кричать

петухам,

оглашая тридцатые

в серых мундирах,

и на зоне

не спал по ночам

вертухай,

ублажая приезжих

на новых квартирах.

Беспризорная

жизнь малолеток

уходила под лёд,

но голодные сны

находили

под ёлкой конфеты

с горстью щедрой

орехов лесных.

Полстраны

в лагерях,

полстраны

на допросах,

как на льду, по стеклу

муха счастья ползёт.

Власть рабочих,

крестьян и немного –

матросов,

и охапка дождя,

вот, пожалуй, и всё.

БЕСЫ

Отчетливее с каждым

годом год

воспоминаний и потерь.

И страх не спит,

и точной копией тоски

стоят не скалы,

а видения кошмаров,

и дверь НКВД скрипит,

и дождь гостеприимный

стучит по черепичным

крышам так,

что разрываются виски

татар гонимых,

и нелюдимые ветра

в затылок дышат,

и топот бешеных сапог

здесь каждый житель

ночью слышит.

* * *

Пока идут несмелые

дожди,

придумай жизнь.

Не верь, что ночи

длинная река

течет по жилам тишины,

она лишь сон, птиц

безнадежный перелет,

змея без жала,

без недомолвок

и обид,

совсем

неброская на вид,

смотрящая куда-то

вдаль

из одинокого окна

осведомителя строка.

С ПРИБЫТИЕМ

Тёплый хлеб,