– Ты посмотри, посмотри на него, дурака, – заклокотало от возмущения над левым лунинским ухом. – Вот скажи мне, какой человек в здравом уме себе на машину такие номера вешать будет?

С усилием приоткрыв глаза, Илья взглянул на объект праведного гнева. Новенький черный внедорожник Лексус с номерным знаком Х001СС занимал добрую половину узкой подъездной дорожки.

– Ну купил человек номер, что такого? – не понял возмущения водителя Лунин, – Если есть деньги, пусть тратит. Тебе-то что?

– Купил? – только пристегнутый ремень безопасности не позволил Саенко взвиться под потолок. – Что он купил? Лучше бы он мозгов себе купил хоть немного. Я такой номер и бесплатно себе ни в жизнь не повешу.

– Плохой номер? – Илья вновь закрыл глаза. – Ноль ноль первый. Тысяч пятьдесят, наверное, стоит. А может и все сто.

– Да ты не на цифры, ты на буквы смотри, – горячился Саенко. – Что у него написано?

– Что? – не открывая глаз, переспросил Лунин.

– Ха! Эс! Эс! Понимаешь? Хаэсэс! Да еще ноль ноль первый. Первый хаэсэс на районе, вот он кто, получается. Тьфу, аж говорить противно!

– Коля, давай поспим, – жалобно попросил Илья, у которого от лингвистических изысканий водителя вновь разболелась голова, – давай поспим, Коля. Хорошо ведь будет.

– Лунин, вот ты звание новое получил, а ума так и не нажил, – окрысился в ответ Саенко, – Как я тебе за рулем посплю? Я, в отличии от тебя, при деле. Глаза сомкнуть не могу.

– Сомкни хотя бы рот, Коля, – Илья посильнее откинул спинку сиденья и, скрестив на груди руки, тут же провалился в глубокий, но, к сожалению, не долгий сон.

– Вылезай, приехали, – ткнул его локтем в бок Саенко.

В качестве моральной компенсации за пропавший выходной в кабинете Хованского Илью ждал теплый прием.

– Господин подполковник, – выскочив из кресла, Дмитрий Романович устремился навстречу подчиненному, – рад. Несказанно рад, что вы нас посетили. Чай, кофе, коньячку?

– Лучше бы чаю, – попросил Лунин, – с лимончиком, а то от меня и так, как из винной бочки прет.

– Можно подумать, ты ее нюхал, бочку эту, – хмыкнул Хованский, доставая откуда-то из-под стола бутылку. – Накатить тебе надо Илюша, грамм сто. Сейчас ведь от тебя вчерашним перегаром прет, а так будет коньяком пахнуть. Разница принципиальная. В таком звании как у тебя уже пора нюансы улавливать.

– Тогда коньяка, – не стал спорить с начальством Лунин, – и чая. С лимоном, если можно.

– Можно, Илюша, для тебя все можно, – провозгласил Хованский и тут же сделал звонок секретарше. – Светик, организуй господину подполковнику чаю с лимончиком. Да, господину генералу тоже организуй.

Сделав глоток, Лунин понял, что похмелиться стоило еще утром и идея растворить шипучие таблетки обезболивающего в и без того шипучем шампанском, возможно, была не так уж плоха.

– Я ведь чего тебя позвал, – откинувшись на спинку кресла Дмитрий Романович на мгновение застыл, а затем, насладившись выдержанным старательными французами десятилетним коньяком и выдержанной лично им, по счастью, более короткой театральной паузой, продолжил, – у нас нарисовалось одно дельце. Дельце, я бы так сказал, с одной стороны весьма деликатное, работать по нему надо без лишнего шума, а с другой стороны, Илюша, если ты это дело потянешь, то репутация твоя в области взлетит до максимально возможного, я бы даже назвал это, губернаторского уровня.

– Что, у нас губернатора убили? – чувствуя серьезность момента, Лунин залпом допил остатки коньяка.

– Типун тебе на язык, – закашлялся Хованский. – Пусть живет в свое удовольствие. Мужик он нормальный, да и дела у меня с ним кой-какие.

Дмитрий Романович причмокнул от удовольствия губами и многозначительно подмигнул Лунину, который ни одного из значений данного подмигивания так и не понял.

– В общем, неважно. Сергиевич жив, здоров и слава богу. Но в целом, Лунин, мыслишь ты в правильном направлении. Вчера вечером, пока ты тут напивался, убили Фильченко.

Убедившись, что коньяка в бокале уже не оставалось, и помянуть Фильченко не представляется возможным, Лунин простодушно полюбопытствовал:

– А кто это?

– Эх, ты, деревня, – незлобиво попенял ему Хованский, – таких людей знать надо. Фильченко – заместитель губернатора по дорожному строительству. Был, пока не помер. Сказать по правде, его и так через две недели должны были с почетом на пенсию проводить, а теперь в другое место провожать придется. Тоже, конечно, с почетом, но, сам понимаешь, тосты будут другие.

Услышав про тосты, Лунин машинально покосился в сторону стоящей на столе пузатой бутылки.

– Угомонись, – перехватил его взгляд Хованский, – от офицера коньяком должно пахнуть ненавязчиво, как духами от женщины. Послушай лучше диспозицию всего этого безобразия. Фильченко живет за городом, в коттеджном поселке Журавли. Из членов семьи у него имеется жена, которая младше его лет на двадцать, – генерал открыл лежащую перед ним на столе папку для документов и сверился с записями. – Вру! На двадцать три года она его младше.

– А сколько было усопшему? – заинтересовался Лунин.

– Усопшему, – усмехнулся Хованский, – усопшему пару месяцев назад исполнилось шестьдесят семь.

– Ага, значит супруге его, – Илья беззвучно зашевелил губами, производя сложные вычисления.

– Слушай, Лунин, ты точно после вчерашнего соображать можешь? – Хованский нахмурился и спрятал бутылку куда-то под стол. – Сорок четыре его жене. Точнее, уже вдове. Кроме нее на момент смерти Фильченко в доме ошивались двое его детей от первого брака и двое от второго.

– И сколько их всего? – приподнял бровь Лунин.

– Три брака, четверо детей, – Хованский предпочел разом ответить на оба возможных варианта вопроса. – Хотя, дети, это понятие условное. Старшенькие брат с сестрой им уже под сорок, а младшенькие, тоже, кстати, мальчик и девочка, ему тридцать два, ей двадцать девять.

– И что, они все живут в одном доме?

– Нет, своих отпрысков папаша жильем обеспечил, – Дмитрий Романович вновь уткнулся в папку, – один сын здесь, в Среднегорске живет, еще один в Москве, ну а девочки предпочли культурную столицу. Обе в Питере.

Дверь кабинета скрипнула и на пороге появилась Светочка с подносом в руках, на котором стояли уже хорошо знакомые Лунину стаканы в серебряных подстаканниках.

– Тогда по какому поводу все собрались в одном месте? – задал вопрос Илья дождавшись, когда Светочка вновь покинет кабинет.

– Повод у них один может быть. Так захотела папина левая нога. Фильченко приспичило в кругу семьи отметить десять лет брака с последней женой.

– Не уверен, что дети от идеи были в восторге.

– Не уверен, что вообще кто-то был в восторге, – согласился Хованский. – Взять по итогу, старик, я думаю, тоже не в восторге остался.

Захлопнув папку, генерал толкнул в направлении Лунина, и та плавно заскользила по полированной поверхности стола.

– Держи, посмотришь по дороге. Да, кроме этой семейки в доме было еще двое. Муж с женой. Они, вроде как, у Фильченко уже лет пять работают, помогают по хозяйству. Живут там же, на территории, в домике для прислуги.

– А что, охраны никакой не было? – удивился Илья.

– Нет. Там такой поселок упакованный, периметр хорошо охраняется, так что свою охрану мало кто держит, хотя публика там солидная. В этих Журавлях половину конечно пересажать надо, – Хованский усмехнулся, – но другая половина за соседей заступается. Областной прокурор, кстати, тоже там ночует. В общем, Илья, надо с этим делом аккуратно разобраться, понять кто старичка прибил.

– А его прибили?

– Я тебе не сказал? – спохватился Хованский. – Стукнули по затылку глобусом. Бронзовым. Так что затылок такого погружения в географию не перенес. Еще раз говорю тебе, Лунин, старичок непростой был. Губернатор мне сегодня уже два раза звонил, очень уж хочет, чтобы виновное лицо было установлено.

– И понесло ответственность по всей строгости закона, – подхватил Лунин.