Не одна за другою падали звезды, а как-то сплошь, как падает крупный летний дождь, как идет кефаль в море, только одни из звезд были тусклее, другие ярче, а были и огромные, пушистые, сверкавшие голубым сверканьем.
Если бы Костя заметил это там, в городе, он подумал бы, что это просто забавляется кто-то, пуская ракеты, но здесь, в пустой темноте, некому было пускать ракеты, и отсюда было видно огромное полнеба, а не какой-то жалкий клочок его между крышами домов.
- Что ж это делается такое? Конец света, что ли? - вдруг сзади себя услышал Костя и вскочил с четверенек. Сзади него остановились две женщины с тяжелыми плетеными кошелками: может быть, несли они рыбу.
- Конец света! - подтвердил Костя поспешно и вполне убежденно.
Одна из женщин сказала:
- А ты почем знаешь?
- Мой папа мне говорил... Конец света!
- А кто же это такой, твой папашка? Почем он знает? - тихо спросила другая женщина.
- Он все знает! Он спецкор Прудников!
К небу, с которого поспешно падали все звезды, Костя стоял теперь спиной, женщины же в теплых платках и с кошелками - лицом, и он только по отсвету в их глазах замечал, когда падали особенно большие звезды. Он чувствовал, что дрожал от испуга, но все-таки старался не плакать и спросил искательно, но в то же время и деловито:
- А где, тетеньки, гостиница? Как идти?
На площади потом он бежал на огоньки знакомого уже дома, от которого отправлялись автобусы на завод. И только теперь, добежав до рвавшейся к машинам шумной толпы, он понял, почему все стремились как можно скорее попасть в автобусы: дома у них, конечно, были дети, и надо было их куда-то и как-то спасать, раз падают звезды с неба, - столько звезд, что нет возможности их сосчитать!..
И когда он пробился через толпу на другую сторону площади, то вспомнил, что именно здесь он шел от гостиницы, что до гостиницы остался только небольшой проулок и потом два-три дома на улице.
Он оглянулся все-таки на небо в ту сторону, к морю, не перестали ли падать звезды, нет, они падали по-прежнему.
Когда Костя выбежал на улицу, где была гостиница, он очень удивился тому, что по ней гуляли люди как ни в чем не бывало, и только два старичка, оба в очках, стояли, подняв головы, и один говорил другому:
- Вы помните стихи чьи-то - кажется, Плещеева:
Ночь пролетала над миром,
Сны на людей навевая,
С темно-лазуревой ризы
Сыпались звезды, сверкая...{210}
Костя остановился было послушать, что скажет другой старик, но этот другой сказал только:
- Нет, не помню.
- Конец света! - уверенно вставил в их разговор Костя.
Тот старик, который помнил стихи Плещеева, опустил голову, внимательно поглядел на Костю и сказал:
- На-халь-ные какие стали теперь маленькие ребята!.. - И потом оба они медленно пошли в ту сторону, откуда пришел Костя, а Костя вбежал в вестибюль гостиницы и очень изумился, увидя татарку-портье уже не за таинственным окошечком, а под зеркалом на стуле в обнимку с каким-то горбоносым черным человеком, волосы которого масляно блестели.
V
Рыбник Пискарев оживленно продолжал говорить о том, что сызмальства явилось для него основным делом жизни:
- Судак, например, когда он из Кубани идет, это же что такое, - уму непостижимо! Стена, прямо сказать, на несколько километров растянувшая... Или даже так, будто не река это Кубань, а какая-то уха живая или каша в котелке! И вся эта каша бывает наша!.. А ловим мы ее очень даже просто. Такие сети ставим, - на сто восемьдесят сажен сеть, - и ставим мы ее на якорьях, - тридцать шесть якорьев, - через каждые пять сажен - один, а кроме того, четверо якорьев больших возле котла... А котел что такое?.. Котел, это у нас называется такая... ну, просто сказать, мотня, об двух она крылах и об двух подкрыльях. Рыба, она вдоль сети идет с обоих сторон к середке, - и куда же должна она вся деваться? Больше ей деваться и некуда, только в эту мотню, а по-нашему, в котел... Котел же этот, конечно, должен прочность в себе иметь, - потому напор от рыбы, когда стеной она такой идет, вполне бывает порядочный...
Прудников слушал очень внимательно, иногда ставя кое-какие, понятные только ему самому, значки на память в своей записной книжке, когда появился перед диваном Костя и вдруг закричал испуганно:
- Звезды! Звезды падают в море!.. Все! Все звезды!.. Все падают!..
- Что ты? Какие звезды! Что с тобой? - испугался и Прудников, а Костя кинулся к нему под защиту и, прижавшись, шептал:
- Конец света!.. Конец света!.. Конец!..
Он был похож на помешанного, так что и удобно усевшийся на диване Пискарев поднялся и спрашивал:
- Какие такие звезды падают? Какой конец?
- Костик! Что ты! Чепуха!.. Звезды падают? Это же они часто падают... Чепуха! Не дрожи так! Чего испугался?
- Все падают! Все!.. Ни одной... ни одной не останется!.. - всхлипывал Костя и дрожал, как от сильной лихорадки.
- Ты вот что... ложись-ка спать, а? Ложись, брат, я тебя закутаю как следует, и все пройдет...
Прудников очень растерялся. Он поднял Костю на руки и положил было на диван, но тот тут же вскочил, крича:
- Не хочу! Не хочу спать!.. Пойдем, смотреть будем!.. Все равно уж, пойдем... посмотрим.
Можно было это понять так, что вот пойдем - посмотрим, а потом и нам, как и всем, всем, всем, будет конец, и - тут уж ничего не поделаешь, потому что некуда спасаться, нет спасенья!..
Прудников так это и понял. Он сказал Пискареву:
- Что там такое делается? Надо посмотреть, товарищ Пискарев...
- Что ж, пойдем и посмотрим... Ничего нам это не стоит...
И Пискарев первый заковылял по лестнице вниз.
- Вот! - с торжеством указал Костя отцу на небо, когда они трое вышли на улицу. - Вот, видишь?
- Ничего особенного я не вижу, - ответил отец, - хотя, конечно, кое-где падают.
- Падают, как обыкновенно... кое-какие... - отозвался и Пискарев.
- Электричество тут! Тут не видно!.. Сюда вот идите!.. Сюда!
Костя вывел отца и Пискарева через проулок на базарную площадь. Площадь была темная, и небо над нею, все расчерченное, сверкало от бесчисленно падавших звезд.
- А что? Ага? Вот! - подавленно ликовал Костя.
- Действительно ведь, товарищ Пискарев, падают, да... - удивился Прудников.
- Что падают, то это конечно, а только... Ведь мне и самому сколько разов приходилось это видать в море.
