– Долго целился и плохо стрелял. – Вольфганг чесал свой затылок и невинно улыбался.

После непродолжительной паузы, Вольф наклонился ближе к Генриху и тихо прошептал:

– А что насчёт твоего отца?

Генрих был удивлен таким уровнем осторожности. Их окружала только пара зевак, которым не было никакого до них дела. Он не стал подыгрывать своему другу и бросил вилку в тарелку с недоеденной кашей.

– Я не знаю. У меня с самого начал был план. Я думал, что он идеален в исполнении, но в итоге всё перевернулось. Мой офицер не хочет меня слушать, и я сомневаюсь, что у других будет желание.

– Стоит попробовать, Генрих. Если не получится с офицерами, можно постараться поговорить со старшим сержантом. Он находится в этом лагере, но почти не выходит из своей хижины.

– Боюсь, что я уже не такой энергичный и упрямый, как раньше. Когда я видел смерть того кабана, всё внутри меня перевернулось.

Хоть они и не шептались, Вольфганг всё время был так же близко наклонён к своему собеседнику, как в начале их разговора. Когда же он услышал откровение Генриха, то выпрямился и молча уставился в печальные глаза своего друга.

Не вставая из-за стола, они сидели друг напротив друга продолжительное время. Только спустя полчаса, Генрих удалился под предлогом проверки своего оружия. Вольф не стал его задерживать, он только молча смотрел вслед своему приятелю и, когда Генрих скрылся за пределами стены, Вольфганга привлекла одна картина: солдат что-то шептал на ухо Манфрэду – офицеру Генриха, который всё это время сверлил взглядом то место, где был Вольф и Генрих.

При входе в бараки, можно было лицезреть необычную картину: весь отряд, что закончил задание, разбирал свое оружие. Они это делали настолько умело, что и не верилось как вчера они не могли с ним управиться. Не дожидаясь особого приглашения, Генрих направился к своей койке. На ней он разложил свой карабин, а сам сел перед кроватью на колени. Действительно, сейчас конструкция оружия выглядит проще. С самого начала она казалась ужасным скоплением механизмов. Сейчас же, это простая и удобная “игрушка”. “Всё равно, что чинить садовые инструменты” – подумал Генрих. Ему не раз приходилось чинить что-то дома и теперь он изучил новый “инструмент”.

Сзади начали раздаваться громкие шаги. Этот звук шел от двери и медленно приближался к Генриху. С каждой секундой они были громче и громче. Это мог быть любой солдат, но увы, Генрих знал эту поступь.

– Я горжусь вами, солдаты. Вы не только справились раньше остальных, так и занялись действительно важным делом. Сейчас у вас нет осложнений как вчера, и вы справляетесь идеально. – Манфрэд говорил почти рядом с Генрихом, стоя от него в паре метров.

Закончив сборку, Генрих сел на койку. Он принялся внимательно рассматривать свою работу, проверяя каждый механизм. Собирать приходилось по памяти и оставалось только надеяться, что всё сделано так же хорошо, как и по инструкции. Затвор, курок, магазин – всё на своих местах.

Манфрэд обратил внимание на шум. Он посмотрел как Генрих часто дёргал затвор своего карабина. Немного устав от лишнего шума, офицер подошел к Генриху и потребовал его оружие. Взяв его в руки, он повторил ту же церемонию, что и была на стрельбище. Вглядываясь в дуло, он нажимал на спусковой крючок.

– Ударник смещён. При выстреле из боевого патрона – оружие взорвётся на месте затвора. Пересобери. – сказав это, Манфрэд кинул карабин на койку Генриха.

Молча пересобирая своё ружьё, Генрих слышал как Манфрэд начал подходить к другим солдатам. Позже стемнело. Солнце ушло за горы и улица погрузилась во тьму. Закончив сборку, Генрих оставил свой карабин и лег спать.

Второй день был легче первого, поэтому не удалось уснуть сразу. Генрих лежал на койке и смотрел в окно. Смотрел на то, как за ним высоко в небе висела Луна – яркий белый шар, похожий на линзу фонаря.

Безграничная зеленая поляна с маленькой и пышной травой. Генрих стоял в удивительно прекрасном месте, где только под ним росли цветы. Они были ему знакомы. Это был тысячелистник. Такие цветы росли недалеко от его дома. Они были плотно расположены друг к другу и образовывали вокруг Генриха маленькое облако. Его посетила мысль, что давно он не лежал в окружении цветов, он даже забыл когда это было в последний раз. Тогда он лег на них и, подперев руками голову, смотрел на небо. Зрелище голубого гиганта вселяло в Генриха мысль и надежду, что он когда-нибудь сможет еще полежать в цветах в окружении своей семьи. Генрих пришел к мысли, что он даже не помнит запаха тысячелистника. Тогда, проведя рукой в сторону, он сорвал один цветок и поднёс его к лицу. Сухое и серое растение рассыпалось в его руках. Стебли падали прямо на щеки. Поднявшись, Генрих обнаружил, что уже находится в другом месте. Небольшой холм, который был полностью усажен серыми надгробиями. Надписи были стёрты, а сам холм стремился вверх, на вершине которого стояло самое больше надгробие. Один его вид нагонял печаль и тоску. Человек, что покоился под ним, был важным.

Генрих покинул мир снов, когда ощутил, что по его коже прошелся прохладный ветер. Перевернувшись в кровати, он заметил своего офицера, который входил в дверь барака. Громкий свист. Новое утро.

На удивление, отряд был допущен к завтраку сразу после пробуждения. Они не шли на утреннюю пробежку. Всё это время Манфрэд говорил, что сегодня важный день для всех.

Столовая была переполнена. Все солдаты лагеря были в ней. За плитой Генрих видел парня из первого дня, того самого, которого избивал офицер “зло”. Там же был и Блинднар, они оба помогали поварам и трудились над едой. Найти свободное место было сложно. Все сидения были заняты, но кто-то нашел решение и ел на полу, а кто-то ждал когда освободится ближайшее сиденье.

Генрих же получил приглашение от своего офицера. Манфрэд привёл его к столу офицеров, где дал ему место. Эта доброжелательность в нём была подозрительна. Сидя за самым приметным столом, Генрих чувствовал себя максимально неуютно, потому что другие солдаты смотрели ему в спину с ноткой зависти. Они шептались и обсуждали его. Офицеры же наградили его презрительными взглядами. “Сейчас мой шанс” – подумал Генрих. Он долго выжидал тот момент, когда сможет поговорить с другими офицерами про освобождение своего отца.

– Можно с вами поговорить? – тяжело говорил Генрих. Его сердце шумно и быстро стучало в его груди. Волнение захлестнуло его с ног до головы.

После услышанной фразы, офицеры переглянулись между собой, посмотрели вопросительно на Манфрэда, а затем заострили внимание на Генрихе.

– Чего тебе? – ответил офицер “зло”.

– Я хочу предложить вам стратегически выгодную операцию. Мне довелось слышал, что недалеко отсюда есть вражеский лагерь военнопленных. Если спасем людей, то они смогут пополнить наши ряды. – Генрих напряженным взглядом смотрел на офицеров, ожидая положительного ответа. Некоторые из них начали перешептываться между собой, но офицер “зло” отодвинул свою еду и упёрся руками об стол.

– Не неси чушь! Твоё предложение безрассудно и нелепо. Лагерь, о котором ты говоришь, находится за сто пятьдесят километров от нас. Если мы отправим солдат в тыл врага, маловероятно, что они смогут оттуда выбраться живыми. Также, Керхёф будет без защиты, а если он падёт, враг пройдёт дальше вглубь страны. Это возможно только при поддержке крупного подкрепления, и то только через месяц. Сейчас наша цель – держать оборону.

Снова Генриха подвели люди свыше. Жестокость текущих событий мешала его мечте – воссоединиться с отцом.

– Если мы это сделаем, то мы сможем не только держать оборону, но и оттеснить врагов назад! – Генрих хватался за любой факт, любую возможность доказать офицерам, что этот поступок будет правильным.

Офицер “зло” вытащил из ножен на поясе небольшой нож и воткнул его в стол. Затем медленно прокручивая его по часовой стрелке, говорил медленно и угрожающе:

– Если ты так этого хочешь, можешь идти один. Тогда, даже если ты вернёшься победителем, пойдёшь к стенке.