– Слушай, Рит, а тебе сколько лет-то? А то я все про себя рассказала, а про тебя ничего не знаю. Нет, если не хочешь, то не говори, я просто с тобой в одной палате уж дней десять лежу, как тебя из реанимации перевели, только ты все в окно смотришь и молчишь, а вот сегодня заговорила, ну я и обрадовалась, и вывалила на тебя все свои дела да размышления
– А ты не боишься, что твой бывший выйдет на клинику, на меня и я проболтаюсь о тебе? – прошелестело из под бинтов.
– Не-а, не боюсь, скажу тебе по секрету, что имя я тоже поменяла, подмазала кого надо, и новый паспорт теперь в кармане.
– А мама как же?
– А он маму мою никогда и не видел, он, видишь ли, с тещей не желал знакомиться, мне бы, дуре, еще тогда задуматься, а я ушами все хлопала. На, звони куда хотела, – спохватилась Ксения и вложила в руки Марго телефон. Марго позвонила школьной подруге и коротко объяснила, где находится, и попросила привезти тапочки и прочие вещи, а еще что-то из еды и побольше сока или хотя бы воды. Светка заохала, завозмущалась, но быстро примолкла и пообещала приехать сегодня же вечером. Закончив разговор, Марго осторожно повернула голову к соседке – мир вокруг не перевернулся, что было уже хорошо.
– Спасибо тебе за помощь, знаешь, мне как-то полегчало после твоего рассказа, я вдруг подумала, что принадлежу только сама себе, и никто не имеет права мешать мне жить так, как я считаю нужным. Теперь меня и саму удивляет, почему столь простая мысль не пришла в мою старую голову раньше. Но вот по возрасту я ближе к твоей маме, когда бинты снимут, ты сама это поймешь, у меня кость узкая, и из-за своего строения я всегда казалась моложе, особенно сзади, только лицо все равно возраст выдавало.
Через некоторое время в палату вошел врач. Он попросил Ксению и третью соседку, давно проснувшуюся и листавшую журнал мод, оставить их с Марго наедине.
– Буду краток, что было возможно, мы исправили, но ваше лицо теперь выглядеть будет несколько иначе. Когда снимут повязки, вы сами все увидите, не расстраивайтесь и не паникуйте, пришлось в процессе операции изменить форму носа, слегка подкорректировать губы, а вмятину на лбу до конца убрать не удалось. Теперь вам придется еще вставлять передние зубы, но это уже когда выпишетесь, ближайшая ваша задача окрепнуть и окончательно прийти в себя, Елизавета Сергеевна все оплатила, ваша собака пока у нее, вот ее телефон, это если вы забыли.
– Кто такая Елизавета Сергеевна? – Женщина на кровати с трудом разлепила ставшие вдруг непослушными губы.
– Ваша тетя, кажется, по матери, – произнес врач, внимательно посмотрев на пациентку.
– У меня нет тетки по матери.
– Ну не знаю, это ваши дела, меня это все не касается. За вас заплатили, мы провели все необходимые процедуры, теперь дело за вашим организмом. Если хотите быстрее поправиться, надо настроиться на это, не вспоминать прошлые проблемы, не думать о людях, вас обижавших. И, кстати, позвоните своей «не тете», вам будет легче, когда наступит полная ясность, ничего хуже сомнений нет.
Наше время.
Мастерская продолжала работать, как всегда, даже за обедом сотрудники обсуждали рабочие дела. Личное обсуждалось кулуарно и только между очень близкими друзьями, начальство не приветствовало слишком тесное общение внутри мастерской, давно отменили посиделки по поводу и без оного, остались только официальные праздники вроде дня строителя, которые отмечались общим собранием, исполнением гимна фирмы и отчетом руководства, во время которого народ с трудом удерживал на лице заинтересованное выражение. На самом деле все в душе проклинали «занудное» руководство и думали: «Лучше бы премию, хоть какую, выдали, чем бухтеть часами о своих успехах, можно подумать, что без нас вы способны хоть что-то сделать. Мы свою работу выполняем, ну и вы свою молча выполняйте, в конце концов, вы и получаете куда как больше нас». По крайней мере такие мысли были у Стаса, который уже трижды присутствовал на подобном собрании деваться, правда, все равно было некуда, посещение строго отслеживалось, а выступать против сложившейся системы было себе дороже. Хорошо оплачиваемую работу терять не хотелось никому. К Новому году выдавали премию в размере месячного оклада, и позволялось слегка отмечать грядущий праздник внутри мастерской, правда, премию выдавали не всем, а только тем, у кого не было задержек со сдачей проектов. Если же задержки происходили по вине смежников из других организаций или самого руководства, то виновными назначались все равно исполнители и руководители групп, ну не начальство же в самом деле виновато! Но теперь новогодние праздники были далеко в прошлом, на место Киры Андреевны взяли молодого парня чуть старше Стаса, незамужние девчонки сперва засуетились, освежили прически и цвет волос, но Федор оказался довольно скучным малым, работал он грамотно и быстро, а в остальном почти никак не проявлял себя. Однако где-то через месяц после прихода на работу новый сотрудник явился утром с приличным фингалом под глазом, разбитыми губами и сбитыми в кровь костяшками на обеих руках.
– Это где ты так умудрился? – поинтересовалась Леночка, которая не оставляла надежды выйти замуж пусть даже за такого зануду, лишь бы побыстрее.
– Да так, на двух уродов наткнулся.
– И что? Неужели с обоими справился? – недоверчиво округлив глаза, продолжила девушка. В ответ она увидела что-то среднее между удивлением и глубоким презрением, которое выразила его спина. Больше Леночке ничего услышать или увидеть не удалось. Лицезреть чужую спину было неприятно, а молчание так просто оскорбляло.
«Да и фиг с тобой», – подумала девушка, она недавно с помощью родителей, а точнее за их деньги, купила себе однокомнатную квартиру в Москве и теперь почитала себя весьма состоятельной особой. Однако Федор ей был очень интересен, поскольку через знакомую из отдела кадров девушка выяснила, что пришел он не с «улицы», а по звонку от руководства. А вчера кто-то из конструкторов в столовой сказал про квартиру на Кутузовском проспекте, якобы принадлежавшую Фединым родителям, да и фамилия у него была громкая – Ямпольский, а не как у нее – Кислова. Короче, было ради чего напрягаться, она с удовольствием поменяла бы фамилию, только вот дальше представлений о красивой свадьбе ее фантазия не распространялась, и мысль о том, что потом придется жить с абсолютно чужим человеком, Леночке в голову просто не приходила. Дело было не в том, что она была недостаточно умна, но в ее шкале жизненных ценностей удачное замужество было главным, а обо всем прочем девушка просто не задумывалась. В комнату вошла Ольга Арнольдовна и направилась к компьютеру Юли:
– Юлечка, здесь поменялись отметки земли, только-только генпланисты изменили их и прислали новые, ты проверь все, пожалуйста, и пересчитай, где надо, а вечером мне скинешь в сеть. Когда же возьмут еще одного руководителя группы, Федя не может все один проверить, а я сейчас совсем зашиваюсь, нам опять два объекта дают, и сроки просто варварские! – вздохнув, проговорила начальница.
Все в отделе поняли, она тактично промолчала, не желая задеть самолюбие Федора, что не хватает Киры Андреевны с ее дотошностью и обязательностью, а на молодого, хоть и вполне грамотного парня ей пока трудно полагаться полностью. Народу в отделе было тридцать пять человек, и только восемь могли нормально и самостоятельно сделать рабочий проект по тем прикидкам, которые им предлагали к разработке. В последнее время все чаще требовалось объединить в одну стадию и «проект», и «рабочие чертежи», а сроки заказчики предлагали такие, что с работы можно было и не уходить, некоторые, впрочем, так и делали, особенно когда время сильно поджимало.
Федор Ямпольский выглядел много моложе своих лет, совсем мальчишкой он участвовал в боевых действиях в Чечне, во время второй кампании, и опыт приобрел неплохой, во всяком случае, постоять за себя мог. Вернувшись из армии, он поступил в Московский архитектурный институт, где преподавал его отчим, и поэтому в профессию пришел несколько позже своих ровесников. Еще он серьезно увлекался спортом, в частности рукопашным боем, а навыки, полученные в армии, только добавили ему хладнокровия и какого-то злого драйва. Если его серьезно задевали, то, несмотря на превосходящее количество врагов, Федор мог серьезно наказать обидчиков. Когда-то это был обычный московский подросток, в меру хвастливый, в меру ленивый и эгоистичный, но, столкнувшись с реальной войной, смертью, болью и ложью, он сильно изменился. Первым потрясением для него была смерть матери, какой-то подонок ударил ее по голове, вырвал сумку и убежал, мать умерла через несколько часов в больнице. Отца Федор никогда не знал, растил его отчим, и именно отчим оказался единственным, кто был рядом в первые месяцы после несчастья. Отчима парень прежде не любил, любить того было трудно, слишком закрытым человеком был Олег Петрович. Отношения у них были ровные, безразличные, как казалось Федору, но вполне терпимые. Вечно в свитере и джинсах, с очками на носу и карандашом в руках, склонившийся над проектом, отчим казался парню чужим и холодным. Вечером следующего за несчастьем дня Федор случайно увидел, как Олег Петрович, уткнувшись лицом в кухонное полотенце, привалился к стене и содрогался от беззвучных рыданий. Парень медленно подошел к нему, обнял сзади, и так они долго стояли и молчали, двое мужчин старались привыкнуть к тому, к чему привыкнуть нельзя. С этого дня Федор звал Олега Петровича – отец. А потом была армия, были бои и потери, погибали такие же мальчишки, как он, и это осталось на всю жизнь. Теперь Федор знал, чем отличается настоящая драка от спортивного спарринга, это там, в прошлом, он мог хвастаться перед девчонками умением свалить противника одним приемом, теперь рассказам о себе в его жизни не было места, он стал очень похож на Олега Петровича: такой же молчаливый, закрытый для всех. Отчим не оставил своей заботы о нем и после окончания института, предложил несколько мест работы, благо знакомых и приятелей было много. Когда Федор вернулся из армии и стал студентом, они однажды долго сидели на кухне и говорили о том, как каждый планирует жить дальше. Олег Петрович честно сказал, что у него есть женщина, но жениться он не собирается.
