Когда она подошла к двери, в ее памяти всплыло еще одно воспоминание. Разве Малкольм не говорил ей, что она возненавидит его в следующий раз? Да, говорил. В ту ночь с поцелуями стека, он дал ей разрешение любить его, потому что в следующую их встречу, она возненавидит его. Сейчас это было нелепо, совершенно нелепо. Она не могла ненавидеть Малкольма. Еще одна игра разума. Они нравились ей все больше.

Мона медленно открыла дверь в комнату. Внутри было темно. Полностью темно. Солнце уже зашло, и в окно не проникал свет. Совсем никакого света. Странно. В комнате должно было быть немного рассеянного света от уличных фонарей и луны. Но нет, в комнате стояла кромешная тьма. Дверь за ней закрылась, и она прислонилась к ней спиной, боясь сделать еще один шаг в темноте, чтобы не споткнуться и не упасть.

- Малкольм?

Он не ответил.

Что-то еще было не так. Обычно в комнате пахло только чистой пылью, старыми книгами, старой литературой, старыми картинами. После ночи с Малкольмом здесь пахло сигарным дымом и сексом. Но теперь здесь пахло так, словно здесь побывало животное. Крупное животное. Может, всему виной вино? Мимо нее пронесся ветерок, теплый, как морской бриз. Ее нос дернулся. Опять этот запах. Своего рода животный мускус. Аромат щекотал ее нос. Ему здесь не место. Она нащупала дверную ручку позади себя и почувствовала, как к ней привязана нить. Она провела пальцем по струне и поняла, что та уходила далеко вглубь комнаты. Теперь она поняла тьму - она должна была следовать за нитью, куда бы та ни вела. Существовал старый миф о лабиринте, о нити, которой следовала девушка... Кем же была девушка? Ариадна? Она слишком давно закончила школу, чтобы сказать наверняка. Но она знала, что нить должна была провести ее через лабиринт. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед с ниткой в руке. Малкольм, конечно, хорошо подготовился к этой встрече. Неудивительно, что с момента их последнего свидания могло пройти два месяца. Любому потребовалось бы так много времени, чтобы организовать подобные сцены. Возможно, в университете он изучал театральное искусство.

Она чуть пьяно хихикнула от этой мысли. О нет, никакого смеха. Скорее всего, Малкольм обидится, если она будет смеяться над его постановкой. Она должна быть очень серьезной. Следуя за ниткой в руке, Мона понимала, что идет к центру задней комнаты. Она чувствовала стены по обе стороны от себя. Малкольм создал настоящие декорации на сегодня. Как лестно, что он пошел на такие трудности, когда она ждала бы его в грязном мотеле, если бы он попросил об этом. Конечно, прежде всего он думал о том, чтобы доставить удовольствие себе, а не ей, но она не могла отрицать, что ей нравится, что он так серьезно относится к их свиданиям.

Впереди она заметила проблеск света, красного и мерцающего. Нить привела ее за угол, и она увидела толстую белую свечу, горящую на полу посреди пустого коридора. Она взяла свечу в подсвечнике и подняла ее. Свеча освещала лишь несколько футов вокруг нее, и она не видела впереди ничего, кроме белой нити, которую держала в руке. Стены по обе стороны от нее были узкими. Они казались ей каменными на ощупь. Что было крайне маловероятно. Создание лабиринта из больших листов фанеры не займет много времени, но на каменный лабиринт уйдут недели. Он либо был очень хорошим декоратором, либо она была одурманена.

Учитывая, какой легкой она себя чувствовала, какой трепещущей и слабой, она решила, что был последний вариант. Малкольм подсыпал в вино какой-то наркотик, который сделал ее очень восприимчивой к силе внушения, а также заставил ее ни на йоту не беспокоиться о том, что он накачал ее наркотиками.

Тем не менее, завтра, она будет в ярости.

А пока она следовала за нитью. В конце коридора она повернула в другой коридор. Нить направляла ее направо, но ей было гораздо любопытнее посмотреть, что слева. Она повернула голову и увидела огромную тень, двигающуюся в конце коридора. Она отскочила назад с криком, едва не уронив свечу.

Тень исчезла в темноте. Она казалась слишком высокой, слишком широкой, чтобы быть человеком. Неужели это Минотавр?

Нет. Невозможно. Пропорции искажались, когда отбрасывали тень, напомнила она себе. Это наркотик играл с ее разумом. Конечно, там ничего не было. Глаза тоже играли с ней.

Мона посмотрела назад и прищурилась. Ничего. Она ничего не видела. Но слышала.

Рычание.

Глубокий, низкий, звериный рык, как у большой собаки или волка.

- Малкольм? - снова позвала она. Произнеся его имя, она ощутила себя в безопасности.

Он не ответил, ни слова.

Но он и не ответит, не так ли? До тех пор, пока игра не окончится.

Она упрекнула себя за то, что поддалась страху. Это было не что иное, как дом с привидениями на Хэллоуин. Вот и все. Он установил лакированный фанерный лабиринт в большой задней комнате, пока она была на выставке Дега. Он закрыл окно в крыше. Он повязал нить на дверную ручку, и когда она доберется до конца, она найдет Малкольма, обнаженного, лежащего на кровати в дурацкой маске быка. Он швырнет ее на кровать, вероятно, поставит ее на четвереньки, а затем взберется на нее сзади, как бык на корову. Вот и все. Нет никаких причин чувствовать такой страх. Она винила вино в своей чрезмерной реакции - вино и все, что Малкольм добавил в него.

Она осторожно двинулась вперед. Пламя свечи отбрасывало пляшущие тени, но они никак не помогали ей успокоиться или прояснить зрение. Она сосредоточилась на белой нити в руке. Это была ее линия жизни. Она либо приведет ее к Малькольму, либо выведет обратно. Ничего плохого не случится, пока у нее в руках эта свеча и эта шелковая нить.

Она дошла до угла и повернула. На пересечении, где один коридор встречался с другим, она увидела человека в плаще с капюшоном. Мона вскрикнула и отшатнулась к стене. Фигура исчезла. Она не видела, откуда он появился и куда исчез, но он исчез. Она подумала, что он был в красном.

По коридорам эхом разносилась музыка.

Это не было похоже на веселую флейтовую музыку нимф и сатиров. Она услышала низкие грохочущие барабаны. Монотонное пение. Она не могла разобрать ни единого слова, но голоса звучали по-женски. Она была уверена, что существо в красном плаще было мужчиной. Она видела его только долю секунды, но его габариты заполнили каждый дюйм коридора. Его плечи были в два раза шире ее, а рост выше. Что-то подсказывало ей, что он ее не видел.

- Зверь.

Минотавр.

Успокойся, сказала она себе. Темная фигура не была "зверем". «Минотавром» был либо Малкольм в костюме, либо один из его многочисленных соратников. Похоже, у него было множество партнеров для своих эротических приключений. Любой из них мог надеть плащ, чтобы напугать ее, вот и все.

Она последовала за нитью еще несколько шагов, и музыка стала громче. Она приближалась к концу. Нить привела ее к очередному повороту лабиринта, и там она снова почувствовала запах животного. Он был сильным и странно приятным. Запах, подобный дикой природе, как может пахнуть лошадь после долгой пыльной скачки.

Несмотря на все свои дурные предчувствия, Мона не могла отрицать, что она была взволнована, даже немного возбуждена. Малькольм был где-то в этом лабиринте, и он хотел, чтобы она его нашла. Скоро она будет в безопасности в его объятиях, его член будет внутри нее, где ему и положено быть. Как только она его найдет, все будет в порядке. В конце концов, это была всего лишь игра. Всего лишь игра в кошки-мышки. Она была мышью, конечно. Она должна быть готова к атаке Малкольма.

Шаг за ужасным шагом Мона пробиралась по лабиринту. Разумом она понимала, что прошла не больше сорока футов. Тем не менее, из-за поворотов и изгибов, темноты и сюрреализма всего происходящего, казалось, что ей была пройдена целая миля. Музыка становилась все громче - если это странное атональное пение вообще можно было назвать музыкой. Малкольм специально включил ее, чтобы напугать Мону. Она отказывалась поддаваться на этот трюк. Она не ребенок, чтобы пугаться костюмов и световых эффектов.