– Насколько известно, красногвардейцы тоже не церемонились. Вы это не хуже меня знаете, – возразил Ларс.
– Но пачками людей не укладывали, – казалось, Эйнари подзабыл, где находится.
– Зато в Советской России коммунисты наверстали упущенное, – парировал Лейно.
– Это были не финские коммунисты…
– Какая разница!
Эйнари уже понял, что начальник Управления военной разведки – типичный представитель буржуазного мира, который не видит в коммунистической идеологии ничего хорошего. Впрочем, Эйнари и не рассчитывал, что его примут с распростертыми объятиями в когда-то родной Финляндии.
Меландер распорядился подать кофе. Разговор продолжался…
Хейкконен не представлял, что с ним будет дальше, и чем закончатся все эти беседы. Конечно, это не НКВД, и пока жизни Эйнари ничего не угрожало, но останется ли он на свободе? Куда клонит начальник разведки – завербовать-перевербовать, заслать обратно в Советский Союз? Что у него там на уме? А ведь Эйнари здесь вместе с семьей.
«Зачем мне это надо было? Убежал – теперь предатель Родины. Ради чего? Чтобы сейчас стать шпиком, агентом, игрушкой в руках финской разведки. Хотя еще рано делать выводы. Вон Маннергейм вообще был генералом русской армии, а ничего… уважаемый человек. Но я не Маннергейм, я – красный финн, бежал в Петроград, участвовал в походе Антикайнена13, убивал шюцкоровцев… командир Красной Армии, перебежчик. Запросто могут посадить в тюрьму. Но жена и сын будут в безопасности, здесь они как-то смогут устроить свою жизнь. Анна-Мария наполовину финка, знает язык, Костик тоже говорит немного по-фински. Будут жить себе где-нибудь в пригороде Хельсинки, а меня долго в тюрьме не продержат, наверное», – старался успокоить себя Эйнари.
***
Из автомобиля вышли три человека. Несколько офицеров, рабочие и солдаты переключили внимание на важных персон. Самый высокий и пожилой громко поздоровался.
– Да это же фельдмаршал! – сказал кто-то.
Офицеры-инженеры даже растерялись. Что делать? Построиться и доложить фельдмаршалу? Но как строить десяток солдат и столько же рабочих в перепачканной одежде?
Фельдмаршала нисколько не интересовали начищенные до блеска сапоги и застегнутые пуговицы. Уж чего-чего, а этого военного лоска он насмотрелся еще в Петербурге, будучи кавалеристом в царской армии. Маннергейм, несколько месяцев назад прибывший из Индии, был озабочен строительством укреплений на границе с СССР. Линия мощных оборонительных сооружений от Финского залива и до Ладожского озера, по замыслу авторов, должна надежно защитить Финляндию от вторжения с востока. Сотни километров колючей проволоки, бетонные доты, блиндажи, дзоты, заградительные ежи – здесь постоянно что-то надстраивали, достраивали, раскапывали.
Троица отправилась осматривать укрепления.
– Судя по всему, в Хельсинки появились лишние деньги. Смотрите, сколько работы уже сделано, – заметил один из офицеров.
– Только этого мало. Атаку пехоты и малой артиллерии линия выдержит. Но, господа, кто-нибудь из вас видел, что делает 280-миллиметровая гаубица Шнейдера с подобными укреплениями, если не жалеть снарядов?
Молодые офицеры переглянулись.
– Хочу напомнить, что 280 миллиметров – это далеко не предел. В свое время французы обстреливали немцев из 520-миллиметровой гаубицы Шнейдера. С тех пор прошло двадцать лет. Не вижу никаких причин, чтобы русские не смогли сделать подобные орудия… или даже помощнее.
– Господин фельдмаршал, полагаете, нам придется воевать с русскими? Советский Союз, да и Красная Армия больше чем население Финляндии вместе с женщинами и детьми. В России столько территорий, что там запросто может разместиться две-три Финляндии, и вряд ли станет теснее.
– К тому же подписан договор о взаимопомощи. Союзники нас не бросят.
Маннергейм посмотрел на восток.
– Союзники? У союзников могут быть иные планы. Как говорят русские, «своя рубашка ближе к телу». В этом я мог лично убедиться в ходе мировой.
– Господин фельдмаршал, вы все-таки считаете, что придется воевать с Россией?
– Нет, я считаю, что нужно договариваться с Советами до последнего.
– Армия Финляндии далеко не самая слабая, а финны могут быть хорошими солдатами, – сказал один из офицеров, глядя снизу вверх на фельдмаршала.
– Господа, вы еще молоды – знакомы только с Гражданской войной в нашей стране. Я видел другие… большие войны. Прекрасно помню, как немцы во время наступления сметали целые деревни тяжелой артиллерией, а австрийцы, например, на прорывах теряли за неделю боев тысячи солдат. Да, мы можем противостоять врагу, но это значит, что десятки тысяч жизней финнов станут расходным материалом. Что в итоге? Как бы ни сложилось, большой войны с Советами или с любой другой крупной державой мы в одиночку не вытянем. Дело ведь не только в том, кто храбрее и умнее. Война подразумевает потери, ошибки, неудачи с обеих сторон, но ресурсы, промышленность, численность населения не сопоставимы. Вы только что об этом сами сказали.
– Господин фельдмаршал, а как насчет союзников все-таки?
– Наши союзники – армия и флот. Так, кажется, говорят британцы. А кто наши союзники? Немцы или, может, французы с англичанами? Парламент еще сам не определился. Повторюсь, – продолжил фельдмаршал, – в случае военной угрозы нужно искать компромисс с русскими во что бы то ни стало. Но превращать нашу Финляндию в поле битвы между коммунистами и западными державами… Достаточно вспомнить, что было с польскими городами, когда русские воевали с австрийцами. На западном фронте картина разрушенных городов вырисовывалась куда страшнее.
– Однако линия укреплений должна быть.
– В парламенте и правительстве мне обещали поддержку и дополнительные средства на оборону.
– В Европе, в Испании уже идут бои. Войны не избежать?
– Не могу сказать. Когда я служил в царской армии, мы воевали с японцами. Сейчас вряд ли кто-то сможет объяснить, почему началась эта война. Хотя известно, что некоторые военные и чиновники буквально озолотились. Тогда говорили, что с японцами можно решить вопрос полюбовно, но война зачем-то «понадобилась» русскому императорскому двору. Российская империя обошлась малой кровью. Потом – мировая война. До сих пор не понимаю, что мы защищали в сугубо европейских делах… Поддерживали союзников, спасали положение на западном фронте, теряя сотни тысяч солдат и офицеров? – Маннергейм словно задал вопрос самому себе.
– Считаете, что в мировую воевали напрасно, господин фельдмаршал?
– Австро-Венгрия и Германская империя воевали против Франции, Англии, Российской империи и США. Каков результат? Три империи исчезли с политической карты. А солдатам воюющих армий в какой-то момент стало безразлично, кто победит или проиграет… Лишь бы поскорее закончилась бойня.
– Но в результате падения империи Финляндия стала независимой, – заметил один из офицеров.
– Поверьте, так случилось не потому, что русская армия проигрывала войну. Без революции и Гражданской войны в России, здесь, на линии Энкеля, было бы несколько крестьянских хуторов и отличные охотничьи угодья.
– Выходит, большевики дали нам свободу? Не будь большой войны, а за ней революции, Финляндия так и осталась бы одной из провинций великой России.
– Тогда большевики мечтали о мировой революции и всеобщем равенстве. Возможно, красные рассчитывали, что коммунисты в Финляндии победят, и будет общее социалистическое… или какое там у них государство!
– Как бы они не захотели вернуть финнов обратно… силой.
– Но ведь с Советами заключен мирный договор на десять лет. Да и сдались им четыре миллиона упрямых финнов, с их лесами и болотами, – возразил самый младший.
Взоры офицеров вновь обратились к фельдмаршалу.
– Господа офицеры, наш долг – защищать страну. Что бы ни случилось, мы должны быть готовы постоять за свою нацию, – сказал Маннергейм и хромающей походкой пошел осматривать укрепления дальше.
