Его список был недлинным, но все же больше того, чем Стана успела составить сама. Десять с небольшим имен и еще два — тщательно зачеркнутые, почти заштрихованные.

— Они погибли позже, — уточнил он в ответ на ее невысказанный вопрос, и она просто кивнула в ответ.

Приняла к сведению.

На долю секунды ей стало интересно, есть ли в этом списке настоящее имя Алого, но спрашивать было страшно. Да, и ни к чему ей это знать. Стана поблагодарила его за помощь, расставила книги по полкам, собрала свои вещи и пошла к выходу. Профессор снова увязался за ней, но прогонять его на этот раз не хотелось. И убегать не хотелось. Нет, ее страх не прошел, он просто спрятался где-то глубоко и не показывался, чтобы не спугнуть чудесное видение в лице улыбающегося Владислава Ланского.

А Скай, и правда, по-настоящему улыбался ей. Шутил, травил какие-то байки, кажется, из времен собственного студенчества. Стана смеялась, зачастую, ничего даже не понимая, но он как-то замечал это и пускался в пространные объяснения. До входа в общежитие они дошли в два раза медленнее, чем она обычно, вот только на этот раз о потерянном времени девушка не жалела. Рядом с таким Скаем было уютно, почти как в том странном сне.

Стана запрокинула голову, глядя в небо. Уже совсем стемнело, а она и не заметила. Было ясно: ни облачка, лишь мириады звезд, рассыпанные по небосклону.

— Светись, светись, далекая звезда, чтоб я в ночи встречал тебя всегда; твой слабый луч, сражаясь с темнотой, несет мечты душе моей больной*, — нараспев продекламировал Скай.

Он стоял рядом, запрокинув голову так же, как и она. Стихотворение было незнакомым, но красивым, Стана улыбнулась. Хотелось читать стихи про звездный свет, но она не знала ни одного, а на ум приходила всего лишь одна фраза.

— Хорошей ночи, профессор, — сказала она, улыбнувшись ему и зашла в подъезд. Слова Ская-из-сна вертелись на языке и не давали покоя. Она не скажет этого, не скажет, не скажет! Скажет. — Иногда звезды ближе, чем нам кажется. А может, мне просто хочется в это верить…

Тяжелая металлическая дверь уже почти закрылась, но сквозь оставшуюся щелочку Стана увидела его лицо. Потрясенное и искаженное болью. Ей стало страшно, но она не могла сдвинуться с места: подсознательно ожидала, что вот сейчас он ворвется сюда и сделает с ней что-то… что-то плохое. Но шли минуты, и ничего не происходило.

Когда Стана осторожно щелкнула кнопкой включения внешней камеры, Скай сидел на крыльце и смотрел на небо. На мгновение ей показалось, что он плачет, но, наверное, это просто были блики холодного света тех самых, близких и далеких, звезд.

Комментарий к Акт седьмой — Aures habent, et non audient (Есть у них уши, и не услышат)

Михаил Юрьевич Лермонтов, «Звезда».

========== Акт восьмой — Alea jacta est (Жребий брошен) ==========

Забудь надежду, всяк сюда входящий…

(Данте Алигьери «Божественная комедия»)

Ей снился сон: она была небом и звездами, миром и человеком. Необъятность вселенной уютно уместилась в ее сознании, и она пела колыбельную всему сущему. Она была и ее не было.

Из хаоса родился этот мир, дитя света — звезды радостно замерцали — и тьмы — черная дыра появилась из ниоткуда и потянула ее-вселенную в себя. Знакомое ощущение падения, четыре удара сердца, и звезды исчезли, а дыхание стало тяжелым и неверным. На границе сознание поселилось предощущение боли: еще не она сама, но ее обещание.

Синхронизация.

Слух — двадцать три процента. Дальнейшая загрузка может привести к ошибке синхронизации. Продолжить? Нет.

Зрение — шесть процентов. Модуль поврежден, требуется сервисное обслуживание. Механические повреждения модуля, недостаточно ресурсов для восстановления работоспособности.

Синтезатор речи — двадцать пять процентов. Механические повреждения модуля, недостаточно ресурсов для восстановления работоспособности.

Двигательная активность — два процента. Механические повреждения модуля. Рекомендуется восстановление до порогового значения. За счет имеющихся ресурсов возможно восстановление до восьми процентов функциональных возможностей. Продолжить?

«Я знаю форму боли», — обреченно подумала она.

Тьма перед глазами замерцала серебристыми искрами.

Тело свело судорогой, сердце лихорадочно стучало в попытках перегнать бесполезную отработанную кровь.

Продолжить?

Да.

В глаза ударил яркий свет, на фоне которого вырисовывался четкий человеческий силуэт и летящие продолговатые предметы.

«Опасность!» — взвыло в голове и тело, проклятое тело, среагировало раньше, чем она успела хоть что-то решить.

Два шага. Ее хватило на два шага, а потом пришла боль.

Ее хватило на одно слово — и боль накрыла снова.

Ее хватило на две секунды — и сознание уплыло обратно во тьму, уступая место куда как более послушному автопилоту.

«Я — реальна?» — подумала она перед тем, как отключиться.

«Кто я?» — подумала она, приходя в себя.

«Кто она?» — думала она, закрывая дверь за неожиданным визитером, лицо которой было скопищем цветных пятен.

Она ожидала тестов, уколов, боли — а та пыталась заботится о ней. Она ждала испытаний голодом и жаждой, но едва ли не первым делом она ее накормила.

Правда, состав этого обеда был пищей скорее не для тела, а для размышлений. Обычная еда, которую она ела вместе с ней, неловко подшучивая и пытаясь поддерживать разговор сама с собой. Еда, из которой организм всеми правдами и неправдами пытался вытянуть что-то полезное. И небезуспешно: показатели росли. Медленно, неверно. Слишком резкое движение — и когда ее личный ангел уходил, она выла от боли и билась на полу в судорогах. Но они росли. Двигаться становилось легче, слух возвращался. Отступала ее вечная спутница — боль.

Память возвращалась неверными обрывками.

В тот день, когда восстановилась мелкая моторика — она стала записывать. Пять процентов зрения — ничто для человека. Но пять процентов от совершенства — это много, чудовищно много, особенно по сравнению с ничем.

«Кто я?» — спрашивала она у себя и записывала ответы.

В день, когда боль окончательно ушла, она впервые напилась. На следующий — выгребла пол аптечки нейтрализуя действие продуктов распада алкоголя. В аптечке нашлись витамины и раствор глюкозы, за что организм, судя по реакции, был ей весьма благодарен. Показатели подскочили пропорционально количеству вколотого и упали пропорционально количеству выпитого. Она даже осталась в небольшом плюсе.

Обрывки воспоминаний сливались в единый ряд, а дышать становилось чуть легче. Стакан протеинового коктейля и сухпаек из стандартного армейского рациона, судя по всему, вернули бы ее в форму за пару часов. Но в доме их не было, а ее личный ангел приносила едва ли не деликатесы, но никогда не это.

«Это приказ? — думала она, послушно следуя за ней в ванную. — Или она не знает кто я?»

— Что ты делаешь, он же слишком тяжелый, — возмутилась ее личный ангел, когда она попыталась отодвинуть шкаф, чтобы достать закатившуюся под него монетку.

И это было ответом на все вопросы.

Она могла бы с натяжкой предположить, что ангел знает, насколько далеко полное восстановление, но анализов не было. Никаких медицинских процедур. Никакой посторонней электроники в доме, кроме маленького устаревшего чипа в ее голове. Чипа, который совершенно определенно не позволял совершать действий, необходимых для адекватной оценки ее состояния.

Она не знает. Это решило все.

К тому моменту, когда пришел ее ангел и произнес имя ее вечного видения — она уже знала, что делать.

«Я знаю форму боли», — сказала она себе парой часов ранее, опрокидывая в себя яд с высоким содержанием алкалоидов.

«Мне нужна она, и я готова платить», — сказала она призраку Ская в глазах своего ангела.

«Я хочу жить», — подумала она, закрывая глаза.

Синтезатор речи — семьдесят пять процентов. Механические повреждения, процесс восстановления запущен.

Мелкая моторика — шестьдесят два процента. Модуль поврежден.