И что же? Немцы прут и прут.

Это была уже четвертая война полковника Хаджи Мамсурова. В свои неполные тридцать восемь лет он успел повоевать на Гражданской, в Испании, на советско-финском фронте, и вот теперь – новая война. Это потом, позже ее назовут Великой Отечественной, напишут песни о том, как «двадцать второго июня ровно в четыре часа…»

А 22 июня он лежал дома с высокой температурой, глотал таблетки, грел шею, которую невозможно было повернуть от боли. Оказалось война – лучшее лекарство. Видимо, первое потрясение от страшного известия было столь велико, что болезнь отступила.

Утром 24-го начальник Разведуправления генерал Филипп Голиков вызвал Мамсурова к себе. Хаджи-Умар руководил 5-м разведывательно-диверсионным отделом. Признаться, он так и рассчитывал, что разговор пойдет о развертывании партизанской диверсионной работы в тылу врага.

К разговору Мамсуров был готов, захватив документы, явился по вызову. Однако начальник военной разведки завел речь совсем о другом. Оказывается, он получил приказ откомандировать Мамсурова в расположение маршала Ворошилова. Голиков сказал, что это решение считает неверным и обратился в Центральный комитет партии.

Откровенно говоря, Мамсуров удивился такому заявлению начальника. Филипп Голиков никогда не отличался смелостью и мнение свое отстаивать не умел, а может быть, и не желал. А тут, по поводу него, всего лишь полковника, такой сыр-бор.

Что мог сказать Мамсуров? ЦК оно и есть ЦК, как скажет, так и будет. Он ответил: «Я – солдат и выполню любой приказ партии».

В Центральном комитете подтвердили откомандирование, и Голиков сообщил Мамсурову, что Ворошилов ждет его на Белорусском вокзале. Поезд маршала уже стоял под парами.

До отхода состава оставалось меньше часа. Мамсуров успел забежать домой, захватил с собой пару белья, и уже на лестнице столкнулся с женой Линой. Она возвратилась из-под Гродно, где в составе курса Академии имени М. В. Фрунзе была на стажировке. Переговорив несколько минут, они распрощались, и Хаджи поспешил на вокзал.

Когда он вошел в вагон Ворошилова и доложил о прибытии, маршал спросил, почему не явился утром. Мамсуров ответил, что ему разрешили уехать из управления всего час назад.

Ворошилов был явно не в настроении. Выругавшись, он сказал, что зря защищал Голикова, когда тот оказался в списке подлежащих уничтожению. Тогда Мамсуров даже не понял, о чем идет речь – какие списки, какое уничтожение?

Ворошилов сказал, что едут они в Минск, так как с 22 июня потеряна связь со штабом Белорусского военного округа. Все попытки Генштаба выйти на Павлова до сего часа 24 июня, ни к чему не привели.

Пока ехали до Орши, откуда поезд Ворошилова повернули обратно, Климент Ефремович не уставал сокрушаться, мол, старую систему укрепрайонов вдоль границы с прибалтийскими странами, Польшей и Румынией разрушили, а новую построить не успели.

Действительно, после того, как наши войска выдвинулись западнее старой границы на 100–300 км, поступила команда разрушить прежние укрепрайоны.

Строительством новых укрепрайонов заниматься было некогда – разгорелись бои на Халхин-Голе, потом на советско-финском фронте… Опомнились уже накануне войны, но поздно.

Мамсурову трудно было судить, в какой мере во всем этом виноват Ворошилов. Ведь до апреля 1940 г. он оставался наркомам обороны. Однако Климент Ефремович упирал на то, что дров наломал сменивший его Семен Тимошенко и новый начальник Генштаба Георгий Жуков.

Правда, жизнь иногда преподносила поучительные уроки. Вот как об одном случае, произошедшем в дороге, вспоминал сам Хаджи Мамсуров: «Вместе с Ворошиловым мы ездили на машине в западном, северо-западном, юго-западном направлениях от Могилева в поисках штаба Белорусского округа.

Во время такой поездки проезжали мимо каких-то авиаремонтных мастерских. Ворошилов остановил машину, вышел. Ему доложили, что час назад мастерские бомбила фашистская авиация. Маршал оглядел развалины и с возмущением спросил: „Какой же дурак разрешил строить здесь мастерские?“

Совершенно не желая его обидеть, я сказал: „Наверное, без вашего ведома их тут бы не построили“. Ворошилов пристально посмотрел на меня и произнес: „Выходит, что я дурак? Старый дурак“.

Я смутился. Мне стало его жаль, и в душе я корил себя за бестактность».

Но было ли это бестактностью? Будь вокруг Ворошилова побольше таких Мамсуровых, может и не гнал бы нас враг «до Можая».

…Хлопнула дверь вагона, и на ступеньках появился Ворошилов. Мамсуров поднялся с насыпи.

Климент Ефремович долго молча смотрел на запад, на зарево, потом тихо, устало сказал: «Да, война разгорается не на жизнь, а на смерть».

Потом он велел разбудить шофера. Вместе они двинулись в штаб фронта. Ворошилов остался в штабе, а полковник Мамсуров убыл в район, где готовились люди для будущих партизанских отрядов.

Первые дни войны опрокинули доктрину «воевать малой кровью, на чужой территории». Всем стало ясно – кровь будет большая и территория своя. Тут и воевать. Теперь уже никто не спорил, что нужны диверсанты, партизаны, нужны действенные меры по борьбе с фашистами в тылу врага.

Но ни профессиональных партизан, ни диверсантов после 1937 года в стране не сыскать днем с огнем. И по существу, 5-й разведывательно-диверсионный отдел ГРУ полковника Хаджи Мамсурова оказался единственным, кто мог хоть чему-то научить будущих партизан. На большее просто не было времени.

С началом войны в Белорусский особый военный округ выехал не только Хаджи Мамсуров, но и весь его отдел.

Помогая Ворошилову уточнять обстановку, искать маршалов Шапошникова и Кулика, полковник Мамсуров не забывал о своем главном деле – развертывании партизанского движения. Кроме него, этого сделать было некому.

Разумеется, руководство Белоруссии: Пономаренко, Эйдинов, Киселев, Мазуров, – нашли, организовали людей, но их надо было ознакомить с тактикой партизанской войны, установить явки, связи, конспиративные квартиры, тайники, подготовить агентов для деятельности в подполье.

На эту огромную работу было всего двое суток. Практически весь отдел Мамсурова работал в Белоруссии: Гай Туманян, Николай Патрахальцев, Иван Демский, Василий Троян, Сергей Фомин, Валерий Знаменский, Николай Щелоков, Григорий Харитоненков, Петр Герасимов.

Это были опытные разведчики-диверсанты.

Гай Лазаревич Туманян еще в 20-е годы участвовал в ликвидации бандитских формирований в Чечне, после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе направлен в Отдельную Дальневосточную армию. Позже несколько лет работал в Китае.

С 1935 года служил в разведывательно-диверсионном отделении ГРУ, участвовал в гражданской войне в Испании.

Василий Абрамович Троян также находился в Испании, потом был направлен на советско-финский фронт.

Под стать им и остальные офицеры отдела.

«Вся наша особая группа, – вспоминал Мамсуров, – в те дни работала по организации специальной сети агентуры в районе Рогачева, Могилева, Орши. Останавливали отходящие части, потерявшие связь с вышестоящим командованием. Именем Маршала Советского Союза Ворошилова направляли их в район Чаусы на сосредоточение и организационное укрепление в тылу.

Я каждый раз докладывал Ворошилову о том, что делала наша особая группа.

В первую же встречу с секретарем ЦК компартии Белоруссии Пономаренко мы обговорили вопросы организации партизанского движения и срочной подготовки специальных разведывательно-диверсионных кадров, набросали план мероприятий».

Известно, что 27 июня специальная группа Мамсурова приступила к подготовке и обучению нескольких сотен партийных и советских работников, предназначенных для деятельности в тылу.

Самому Хаджи-Умар Джиоровичу пришлось срочно выехать в Могилев. Там он провел совещание с руководством области и города. О чем говорил Мамсуров? О том, что необходимо организовать население на строительство противотанковых заграждений, а также о создании противодиверсионных отрядов и подразделений по борьбе с фашистскими десантами.