― Сотрёшь на рассвете. ― Ирина вздохнула и легко поднялась с места. При движении браслеты и серьги мелодично звякнули. ― Все зеркала я отдам тебе, Альфред, ― вдруг произнесла она, остановившись в дверях. Одна её ступня уже коснулась крыльца, вторая всё ещё стояла на коврике. ― Муж будет кидать в них бокалы и стопки, а сын любоваться собой и мучить женщин. Я плохая мать и жена. Но постараюсь быть хорошей предсказательницей и другом. И шкатулку с Серебряным Ключом тоже забери. И помни, что волк колдуну в серебре и страхе до конца верен будет. А от крови венчанного смертью родится птица-счастье Алконост. ― Не успел Альфред и слова произнести, как за Ириной захлопнулась дверь.

После таких слов Ирины Альфреду стало неловко. Как будто он отобрал то, что должно было достаться по праву Паше. Он рассеянно взял со стола кружку и сделал глоток.

― Если бы меня ночью позвала в лес за цветком папоротника такая знойная женщина, как Ирина Дорохова, я бы оставил трусы дома, ― захохотал Рыжий, давая волю веселью. Он уже был изрядно пьян. ― Но думаю, что Борисыч покраснеет и сольётся в кусты. Или на кусты.

― Ты думаешь, что он тридцатичетырёхлетний девственник? ― рассеянно спросил Альфред, продолжая гипнотизировать дверь.

― Навряд ли, ― пожал плечами Рыжий. ― У него была невеста. Хотя его никто как мужика особо не воспринимает. Но вот Ирина… Не просто так они себя ведут, вот что я тебе скажу.

― Они что, любовники? ― У Альфреда не укладывалось в голове, что Ирина могла изменить мужу, пусть и такому дрянному, как Константин Львович. Это было против её моральных принципов прорицательницы. Хотя в Вадиме Ильинском Ирина находила странное вдохновение.

― Не совсем.

― Но у них что-то было?

― Почти. Борисыч в очередной раз влюбился и страдает. Кажется, даже пытался её поцеловать. Впрочем, не знаю я, свечку не держал.

― Это радует. Слушай, сколько раз ты заставлял Ильинского забывать разные вещи?

― Я не считал, ― пожал плечами Рыжий и налил себе водки. ― Он же всё лето околачивается на стационаре. И слишком многое видел. По-хорошему, его следовало убить, ― нарочито кровожадно усмехнулся он. ― Но Тайга против, да и мне он нравится.

― А у него не будет рака мозга или инсульта от твоих трав?

― Поживём-увидим. Я даю ему проверенные средства. Натуральные органические ингредиенты. ― Рыжий говорил ещё что-то, но Альфред уже не слушал. Его не покидало беспокойство. Словно что-то должно было произойти. Что-то плохое.

― Мне кажется, или их подозрительно давно нет? ― Напряжённый голос стоявшего возле окна Рыжего выдернул Альфреда из полудрёмы.

― Папоротник растёт в чаще. ― Он поднялся и подошёл к Рыжему. ― Идти далеко.

― Ерунда! ― отмахнулся Рыжий. ― Пошёл на ловчие канавки для грызунов ― вот тебе и лесная чаща. ― Он замолчал, прислушиваясь. Альфред напряг слух, но прежде, чем уловил шуршание мягких перьев, почувствовал сполох магии. Бесшумно рассекая воздух, на подоконник опустился большой филин. Его огромные глаза полыхали огнём. В них отчётливо читался разум. Филин что-то ухнул и тут же улетел. На деревянном подоконнике остались чёткие следы когтей.

― Дело дрянь! ― Рыжий резко поднялся. ― Тайга говорит, что Дороховы в лесу. Некроманты. ― Он схватил куртку, нырнул в резиновые сапоги и выскочил из домика.

Фонарики им были не нужны. Рыжий знал дорогу, а тяжёлый дурманивший след мёртвой силы ни с чем спутать невозможно. Они быстро пересекли стационар и нырнули в прибрежные кусты, окружавшие Тайгинку. Они всё шли и шли, казалось, под ногами Рыжего тропинки сами сплетаются в широкий путь, а упавшие ветки бурелома убираются с пути. Перешагнули неглубокую ловчую канавку, и словно остался позади некий рубеж. Альфред с головой окунулся в ночной лес колдовской ночи. Но не успел он наполниться пряными ароматами и почувствовать фей и мелких духов, как Рыжий остановился, как вкопанный. В темноте, нарушаемой лишь светом крупных звёзд, его волосы казались переплетением трав.

― Вон там, ― шепнул он. ― Ирина!

Она действительно была там. Стояла, запрокинув голову, рядом с Ильинским. Их руки сплелись, а между пальцев летели огненные искры. Ильинский склонился над Ириной.

Альфред не успел понять, целовались ли они, потому что тьма вокруг него сгустилась, а магия потянула кости так, что всё тело скрутило от боли. Пространственные порталы всегда обходились колдунам дорого, буквально разрывая их тела на атомы. Но Дороховы решили появиться эффектно. Они стояли между деревьями ― отец и сын ― и с каменными лицами взирали на Ильинского с Ириной и Альфреда и Рыжего.

― Так вот, как вы отблагодарили меня за доброту! ― В голосе Дорохова слышалась неприкрытая издёвка. ― Ирина, от тебя я ожидал большего. ― Он повёл рукой, поднимая мёртвых стрекоз, но насекомые тут же упали обратно. Из мрака выступила Тайга, похожая на сгусток тумана в своём светлом платье.

― Белая Женщина! ― прошептал Ильинский. ― Так это правда.

― Я встретила тебя у ив, ― произнесла Тайга. ― Помни, что я всего лишь лунные лучи в каплях воды на их ветках.

― Ты не просто Белая Женщина, ― произнёс Паша. ― Ты ― моя. ― Тайга не удостоила его ответом. Паша усмехнулся и резко повернул ладонь. Душистые стебли эхиноцистиса блеснули чёрным и метнулись под ноги Тайге. Она упала без единого крика. Побледневшая Ирина отпрянула от Ильинского и опустилась рядом с ней.

Паша шагнул вперёд и наотмашь, с оттяжкой, ударил Ильинского по лицу, а когда тот рухнул, с видимым наслаждением пнул его несколько раз по рёбрам. Раздался отвратительный хруст. Альфред поморщился.

― Маму мою трахал, говоришь? ― Паша ещё раз пнул Ильинского, который скорчился ещё сильней и застонал. ― Не говоришь? Может, ты этого и не делал. Но желания достаточно. А вы, ― он посмотрел на Альфреда и Рыжего, ― всё знали, но молчали.

― Соучастники прелюбодеяния, ― довольно кивнул Константин Львович. ― Ты пригрела на груди змей, Ирина!

― Не ломай комедию, некромант, ― отрывисто произнёс Рыжий. Трава у его ног подрагивала, мелкие листочки заострялись. ― Тебе плевать на Ирину. Вы хотели скомпрометировать её, чтобы замолчать результаты исследований!

― Ты никак не угомонишься, Леший. ― Глаза Паши в темноте казались чёрными провалами. ― Ты всегда был лишним. ― Прежде, чем Альфред успел высвободить покалывающую на кончиках пальцев магию, в траве под ногами Рыжего прошуршала змея. Мёртвая гадюка, раздавленная лесовозом, сохранила в зубах яд. Метнувшись чёрной молнией по ноге Рыжего, она укусила его выше сапога.

― Борисыч… сука… ― прохрипел, бледнея, Рыжий. ― Ты говорил, что здесь нет ядовитых змей. ― Его глаза закатились, и он повалился рядом с Ильинским.

― Ты был мне как брат, Альфред, ― произнёс Паша, глядя на поверженного Рыжего. ― Тебя она любила больше, чем меня. ― Он кивнул на Ирину, которая, тяжело дыша, сидела, придерживая за плечи бледную Тайгу.

― Я не хочу драться с тобой, Паша. ― Альфред наклонился над Рыжим и украдкой проверил его пульс: живой. ― Давай поговорим.

Паша только усмехнулся, а в следующую секунду тьма ив поглотила его. Альфред вскинул руку, и на пальцах заплясали огоньки пламени. Он не успел обернуться, как оказался в железных тисках рук Паши. Лезвие коснулось шеи. Паша резко провёл острием по коже. Крови выступило чуть-чуть, но Альфреду оказалось достаточно. Воспоминания о ночи на Востоке нахлынули с убойной силой.

Альфред опёрся спиной о дерево, чтобы не упасть. Кровь тёплыми струйками стекала по шее, перед глазами качалась река. Огоньки на пальцах погасли. Словно лунатик, он побрёл вперёд. Ивовые ветки и галька хрустели под ногами, а крапива обжигала голые лодыжки. Константин Львович и Паша стояли на камнях, а Ирина и Тайга успели подняться.

― Вы с Лешим всё время были правы, Тайга. ― Губы Ирины дрожали, а в голосе слышались слёзы. ― Из-за моего предсказания деревня и лес погибают. Над тобой надругался мой сын, и я упала в позоре к твоим ногам! Что мне сделать, чтобы ты меня простила?