В июльских сумерках пели соловьи и кричали, будто карандаши точили, на заливных лугах коростели. Длинные тени протянулись через стационар, а небо окрасилось в красно-синие оттенки. Жара спала, и оживлённые студенты готовились к ночному празднованию. Рыжий помогал парням рубить дрова для костра и показал, где лучше всего взять коры и сушняка на растопку. Смеясь и подбадривая, он объяснял девушкам, как лучше плести гадальные венки, чтобы не остаться без суженных-ряженных.

Альфред не присоединился к общему веселью. Тянущее беспокойство не отпускало, а когда тени заката упали на стационар, вгрызлось в душу с новой силой. Что-то определённо было не так, и Альфред силился понять, что именно.

Он неспешно бродил по зарослям бузины и черёмухи за стационаром и не заметил, как оказался позади домика Дороховых. Они как будто специально поселились в самом дальнем и старом доме, который остался ещё от деревни. Потемневшие от времени брёвна потрескались, а нижние ярусы так и вовсе подгнили, отчего дом заметно заваливался на сторону. Входить внутрь Альфред никогда не любил. Низкие потолки давили, а искривлённые покосившиеся стены создавали впечатление изломанности пространства. Иногда даже казалось, что Дороховы, находясь в этом доме долго, сами как будто преломляются и искажаются.

Несмотря на то, что было ещё светло, в доме горели свечи. Альфред раздумывал, стоит ли зайти поздороваться или лучше уйти, как вдруг стены домика содрогнулись. Дверь с размаху отворилась, и кто-то выскочил из дома наружу. Протяжно скрипнуло крыльцо. Щёлкнула, надломившись, доска.

Альфред замер, прислушиваясь. Сердце часто колотилось, а тело, помнившее войну и Восток, напряглось. Рука метнулась к поясу, нашаривая нож, которого там не было. Альфред стоял и прислушивался. Он ожидал, что услышит дробный звук удаляющихся шагов, но было тихо. Слишком тихо. Альфред прокрался вдоль стены и, спустившись в лог, пересёк по мостику речушку.

На влажной земле отчётливо виднелась цепочка человеческих следов. Ведомый тянущим кости чувством, Альфред последовал за неизвестным. Он петлял среди бурелома, а когда наконец вышел из леса к берегу реки, солнце уже клонилось к закату. Низкая июльская вода едва слышно шумела, а мутные волны накатывали на серую гальку. На выброшенной рекой на берег коряге спиной к Альфреду сидела молодая женщина, опустив голые ступни в воду.

Он замер в зарослях молодых ив, глядя на незнакомку. У неё были длинные, спускавшиеся ниже талии волосы цвета гречишного мёда, в которых виднелись пёстрые совиные и ястребиные перья. Ладную стройную фигуру скрывало льняное светлое платье.

Альфред уже хотел подойти к ней и представиться, но незнакомка заговорила первая:

― Я знаю, что ты там, колдун. ― У неё был хрипловатый, как будто простуженный, голос. ― Подходи, садись. ― Она похлопала по коряге рядом с собой.

Альфред молча спустился на берег и направился к ней. Галька хрустела под ногами. Он опустился рядом с незнакомкой, продолжавшей смотреть на реку. У неё было красивое загорелое лицо и зелёные глаза, в которых то и дело вспыхивали золотистые искры. И отражением солнца они точно не были. Альфред вздрогнул, когда осознал, что такие же точно огоньки он видел в глазах у Лешего, когда тот находился в лесу или «Тайге». Лицо незнакомки ото лба до подбородка пересекали тёмные, нарисованные золой линии, проходившие по глазам.

От неё веяло особой магией, той самой, по следу которой он шёл. Альфред ощущал всей кожей запах листвы, земли и звериного меха. Кровь несла это знание по артериям и венам, рождая в голове образы огоньков далёких домов деревни, пашен и засеянных полей. Он почти перестал дышать, когда понял, кто перед ним.

― Ты Тайга, ― скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс он. ― Матушка.

― Стараниями твоих друзей-некромантов я скоро стану матушкой ничего. ― В голосе Тайги не было тепла, одна предзакатная стужа. ― Стационар со студентами стал мне таким же родным, как деревня. ― По её губам скользнула улыбка. ― Тёзка Лешего ― Вадим Ильинский ― отдаёт себя почти всего без остатка. Так может давать только человек, у которого ничего нет. Он приезжает каждый май и остаётся до октября. Он сильный, но одинокий. И глупый: считает себя богом «Тайги», ― она усмехнулась. ― Земля хранит кости старой деревни, но я потеряю всё.

― Рыжий… то есть Леший, ― поправил себя Альфред, ― знает о тебе?

― А ты думаешь, почему он так ярится на любые попытки некромантов-Дороховых начать затопление вот прямо сейчас? Жаль только, что про меня знает не только Леший. ― В зелёно-золотых глазах Тайги промелькнула затаённая боль.

― А кто ещё знает? ― По позвонкам пролилось холодком нехорошее предчувствие.

― Павел Дорохов, ― Тайга говорила без ненависти, но печаль рвалась из слов.

― Что он сделал? ― Альфред почувствовал, как у него пересохло горло.

― Вот что. ― Тайги проворно вскочила, поморщившись, как от боли, и задрала полы своего платья. Её ноги покрывали свежие синяки и кровоподтёки, в форме которых Альфред узнал следы пальцев сильных рук. ― Вот. ― Тайга закатала рукава и расшнуровала ворот: запястья и шею покрывали точно такие же следы. ― На спине и груди ещё много. Показать? ― она хохотнула, а Альфреду показалось, что где-то вдалеке откликнулся уханьем филин.

― Не надо. ― Он переваривал услышанное. Мысли в голове били барабанами, а происходящее мало-помалу складывалось в цельную картину. Открывшееся Альфреду было почти так же ужасно, как рисунки Гигера, сделанные с натуры¹.

― Немец, ну где ты ходишь?! ― Внезапно раздавшийся за спиной голос Рыжего заставил Альфреда вздрогнуть. Друг всегда ходил по лесу бесшумно, вырастая за спиной, словно из-под земли. ― Я с Борисычем уже почти всю водку выпил. Давай к нам, он угощает… ― Рыжий наконец вышел из зарослей ивы. Взгляд его серых с золотыми и зелёными сполохами глаз зацепился сначала за Альфреда, а затем он увидел Тайгу, застывшую на границе воды и берега.

― Я смотрю, вы уже успели познакомиться, ― произнёс Рыжий. ― Значит, безобразной пьянки сегодня не получится.

― Почему ты не сказал мне о том, что у деревни есть дух-воплощение? ― Альфред внимательно смотрел на Лешего. Друг никогда ничего от него не скрывал, тем более такое важное, как одухотворённость сносимой деревни и стационара.

― Не знал, насколько могу тебе доверять. ― В глазах Лешего плясали лучи вечернего солнца. ― Ты в последнее время так сдружился с Пашей Дороховым. Мне показалось, что ты разделяешь их идеи о том, что они хотят тут сделать. Но потом понял, что Константин Львович и Паша не посвятили тебя в свой план. Извини меня, Альфред, что сомневался в тебе. ― Леший сделал шаг вперёд и протянул Альфреду широкую мозолистую ладонь. Альфред моргнул и машинально пожал руку Лешего. В голове у него роились вопросы.

― Какой план, Рыжий? ― Что бы ни затеяли Дороховы, ему важно было это знать.

― Водохранилище они хотят строить не просто так. Государственный план они могли бы легко свернуть, но им этого и не надо. Ты же знаешь, что местное кладбище ещё не перевозили?

― Да, ― кивнул Альфред. В сознании как будто вспыхнул факел. Он понял. ― Его ведь и не собираются перевозить?

― Так точно, ― по-военному ответил, усмехнувшись, Леший. ― Дорохов не такой дурак, чтобы лишаться столь ценного энергетического ресурса.

― Ирина знает? ― вырвалось у Альфреда.

― Знает.

― Но почему она их не остановит?!

― Ты правда думаешь, что можно вот так просто остановить двух некромантов без чести и совести? ― Уголки губ Лешего дёрнулись вниз. ― Ирина и так делает всё, что может. Знаешь, сколько краснокнижных видов растений и животных обнаружили биологи и экологи из университета? Так вот: все, заявленные на территории заказника, и ещё больше!

― Но надо же что-то делать! ― воскликнул Альфред. ― Я поговорю с Пашей…

― Поздно разговаривать, ― сурово произнёс Леший. ― У Паши замечательная мать, но отец имел на него всегда больше влияния. Мне жаль, Алек, ― он с тоской посмотрел на друга, ― я знаю, что он всегда был тебе, как брат.