― Hermano, сеньора Дрелих, мы с дорогим сеньором Дрелихом совершили настоящее открытие: нашли дневник нашего с Хавьером предка, который был владельцем поместья, когда сожгли Чумного Доктора. ― Она перекрестилась и продолжила: ― Оказывается, он подозревал жену в измене, и появление рассерженных крестьян стало для него поводом избавиться от Доктора. Настоящая драма, представляете! Но, увы, мы не сумели найти имени этого таинственного врача. Нигде его нет, вообще нигде. И это плохо, потому что сеньор Дрелих говорит, что, если бы мы знали его имя, то могли бы остановить его. Я всё правильно говорю, сеньор? ― Лючия посмотрела на Альфреда с нескрываемым обожанием.

«Да ведь она от него без ума, ― с раздражением подумала Анна. ― Это же слепому видно!»

― Вы совершенно правы, сеньора Корлеоне, ― покровительственно улыбнулся Альфред. ― Зная имя демона, ты можешь управлять им. И вообще, ― вдруг добавил он. ― Подобных эксцессов было бы меньше, если бы жёны не изменяли мужьям или, по крайней мере, находили бы в себе силы признаться.

― Альфред, пожалуйста, прекрати!

Анна с запозданием вспомнила, что Альфред терпеть не мог, когда говорили под руку, и сейчас, видимо, был тот самый случай. Коротко извинившись перед братом и сестрой Гарсия, он встал из-за стола, подошёл к Анне и, взяв её за локоть чуть резче, чем обычно, отвёл в сторону. На мгновение Анна почувствовал себя безвольной куклой, которую ведёт за ниточки умелый кукловод.

Пальцы Альфред сильно сжимали локоть, и она мягко взяла другую его руку в свою ладонь.

― Никогда больше не делай мне замечания при посторонних, ― отрывисто произнёс Альфред.

― Да что с тобой, Ал? Ведёшь себя просто отвратительно! ― Анна старалась говорить тихо, чтобы стоявший рядом Хавьер не смог разобрать слов и интонаций, но голос то и дело повышался против воли.

― Ты ничем не лучше, Анна! ― Альфред выдернул руку из ладони Анны. ― Чуть ли не виснешь на молодом сеньоре Гарсия.

Анне показалось, что её окатили холодной водой, а безвольно повисшую руку отделили от тела. У Альфреда и раньше случались всплески высокомерия, но сейчас это было что-то другое.

― Что происходит, Ал? ― Голос дрогнул. ― Я могу тебе как-то помочь? ― Она хотела было протянуть руку, дотронуться до мужа, погладить по плечу, но вовремя остановилась. Скандалить при посторонних не хотелось.

― Аннет, хватит! ― воскликнул Альфред, отходя от неё. ― Прекрати уже обо мне заботиться и опекать. Без тебя справлюсь, не маленький. ― И он, тряхнув головой, отчего посеребрённые сединой густые волосы упали на лоб, направился обратно к заваленному бумагами столу.

― Сеньора, ― мягкий голос Хавьера вывел Анну из дрожащего мрака неопределённости. ― Давайте с вами уйдём. ― Он осторожно взял её под руку и вывел из кабинета. ― Скоро ужин, ― указал на большие настенные часы с маятником, ― а вам ещё нужно переодеться. ― Хавьер поднял руку и аккуратно стряхнул с плеча Анны мелкие веточки и липовые листочки.

Этот простой, совершенно дружеский и ни к чему не обязывающий жест всколыхнул в душе Анны вихрь эмоций. Она вспомнила, каким чутким и нежным был Альфред, когда ухаживал за ней, обнимал, когда ей становилось страшно, держал за руки во время обращения, ведя слабое человеческое сознание по тропинкам волчьих снов.

Она глубоко вздохнула, беря себя в руки. То время безвозвратно ушло, а вместо чуткого мужчины, которого она считала умнейшим из живущих, остался ослеплённый азартом колдун. Не так ли любят ― не за что-то, а вопреки?

Всё же Хавьер прав: стоит переодеться к ужину.

«Оденусь так, как давно не наряжалась, ― подумала Анна, поднимаясь по лестнице и слушая, как тихо шуршат за дубовыми панелями стен перебираемые чуткими пальцами Альфреда бумаги. ― Всем на зависть».

Обтягивающее чёрное платье выгодно обрисовывало фигуру, а декольте в значительной мере оставляло открытой грудь. Тяжёлое ониксовое ожерелье оттягивало шею, но Анна только сильнее расправила плечи. Густые тени и тонкие чёрные стрелки выгодно оттенили зелёно-карие глаза, а французская тушь завила ресницы. Чёрные узорчатые чулки второй кожей обтянули ноги, а ступни мягко легли в новенькие лабутены.

Анна даже немного смутилась, глядя на своё отражение в большом зеркале. Так она не выглядела уже давно.

Может быть, даже никогда, мелькнула мысль, когда она наводила последний штрих марафета: подкрасила тёмно-вишнёвой помадой губы.

Она не собиралась производить впечатление на кого-то конкретно: Анна всегда одевалась исключительно для себя.

Во время ужина за столом царило странное напряжение. Сначала Хавьер, а потом и Лючия старались развлечь гостей беседой, сохраняя вежливые маски и дежурные улыбки, но быстро бросили эту затею. К десерту столовая, затянутая полутенями и отсветами ламп, погрузилась в неловкое молчание. Повисшую тишину нарушали лишь дыхание и лёгкое постукивание столовых приборов по тарелкам. Лючия в этот раз превзошла саму себя, и галийский десерт², отдававший лимоном и миндалём, просто таял во рту.

Анна ела, но совершенно не ощущала вкуса пищи. Её внимание было приковано к Альфреду, который сидел мрачнее тучи и витал мыслями, казалось, где-то далеко. Быстро доев свой кусок торта, он вытер рот накрахмаленной салфеткой и, извинившись, поднялся из-за стола. Каблуки его сверкающих нестерпимым блеском начищенных ботинок простучали по паркету столовой, а затем шаги стихли: Альфред поднялся по лестнице. Наверху хлопнула дверь спальни, и этот звук почему-то показался Анне зловещим.

Она слышала, как бьётся его сердце, почти видела, как горячая кровь бежит по артериям. Альфред всё также пах вербеной, оставляя за собой невесомый, но отчётливо ощутимый для неё шлейф аромата, но теперь к цветочному запаху примешивалось что-то ещё: сладковатое, терпкое, забирающееся в мозг.

Сладковатый аромат прелой листвы. Запах гнили. Но и это было не всё. Анна почти физически ощущала, как ещё один аромат, скрывающийся в листьях и мёде, липнет к ней, сковывает движения, стремится усыпить и подчинить себе. Она рассеянно подняла руку, чтобы проверить медальон, уходивший цепочкой за вырез платья. Пальцы застыли на полпути: она поняла, что её беспокоило.

― У вас в доме есть аконит? ― Анна произнесла это резче, чем хотела, но сейчас ей было не до вежливости. Ей казалось, что она почти нащупала нить, ускользавшую от неё в змеёй в траве с того самого момента, как Хавьер Гарсия переступил порог Бюро.

― Конечно, ― охотно ответила Лючия, явно обрадованная возможностью поговорить. ― Целый огромный куст в горшке, ― она улыбнулась совершенно искренне. ― Он как раз сейчас цветёт, и цветы такие огромные, ярко-синие, что просто прелесть! Я подкармливаю его особой смесью, которую мне посоветовали…

Анна резко встала из-за стола и, не слушая трескотню Лючии, направилась наверх. Она чувствовала, что теряется в этом одурманивающем аромате, но упорно шла наверх. Ей необходимо найти Альфреда. Пусть он ничего не видит за желанием великого дела, но она должна с ним поговорить.

Она поднималась по лестнице, а запах всё усиливался. В просторном коридоре, освещённом бра, он стал практически невыносим, но Анна упорно шла к своей цели: Альфред точно находился в их комнате.

Смазавшееся из-за выступивших на глазах слёз зрение выхватило из полусвета какой-то темнеющий предмет. Анна подошла ближе и почувствовала, как сердце болезненно сжимается.

Перед дверью спальни стоял горшок с цветущим аконитом, источавший ядовитый для оборотней в полнолуние аромат.

Комментарий к Чумной Доктор: Кости

¹ Hojuelas – «листик» (исп.).

² Галийский десерт – торт «Сантьяго».

Авторский коллаж: https://pp.userapi.com/c850336/v850336518/159bd3/jIDrY_n8YAY.jpg

========== Чумной Доктор: Одержимые ==========

― Ты. Сделал. Жест, ― раздельно произнесла Анна. ― Что мне в комнату войти нельзя. Ты это сделал, поставив горшок с аконитом перед спальней. Ты знаешь, что сейчас полнолуние, и аконит для меня ― яд.