– Вы ничего не слышали? Шум, может, крик? – вновь задала вопрос директор.

– Нет, все было тихо. У нас ведь здесь, если ребята на урок не приходят, всегда тихо. А потом стены толстые… А я сочинения проверяла… – принялась оправдываться Лиза.

– Не волнуйтесь, – адресуясь вроде как сразу ко всем, сказал неизвестный мужчина. – Сейчас приедет полиция, разберется, а для вас сейчас самое главное – сохранять хладнокровие.

– Хладнокровие?! – прямо-таки взвилась Рогова. – Да вы что, Аркадий Михайлович? Вы, конечно, психолог. Вам хладнокровие по профессии положено! А нам как быть?! У нас образцовая гимназия! С многолетними традициями! С огромным авторитетом!

– Мы – лучшая гимназия в городе! – пискнула Капитоша.

– И у нас происходит убийство! Вы представляете? Убийство! Причем учителя, проработавшего здесь тридцать лет! Учителя, который воспитал тысячи учеников!

– А, может, это случайность? Может, Галина Антоновна сама себя как-то случайно?.. – вновь пропищала Капитоша, причем с откровенной надеждой.

– О чем ты… о чем вы, Капитолина Кондратьевна, говорите? – досадливо скривилась Рогова. – Сама себя отверткой в шею?.. Разве так бывает?..

Директор метнула взгляд в мужчину, и в этом взгляде, как ни странно, тоже вспыхнула пусть слабая, но надежда.

– Думаю, – изрек мужчина, – вариант случайности, а также вариант самоубийства здесь наверняка придется исключить. И дело не в психологии, – он печально улыбнулся, – хотя и в психологии, конечно, тоже, если иметь в виду самоубийство. Подобный способ – это дикость. Но я чисто практически не представляю, как можно, тем более случайно, вогнать себе в шею отвертку почти по самую рукоятку.

– Кошмар! – трагически произнесла Рогова.

И в этот момент дверь распахнулась, и в сопровождении начальника школьной охраны в класс буквально ввалились несколько человек.

Лиза никогда не представляла, что следователь может выглядеть именно так – молодой, в голубых джинсах, яркой пестрой рубашке, с веселыми глазами и ухмылкой на пухлых губах.

– Старший следователь Семен Семенович Горбунов. Не путать с персонажем «Бриллиантовой руки». Он был Горбунковым! – едва ли не со смешком проинформировал следователь. – А вы, значит, школьные товарищи?

– Я – директор гимназии Кира Анатольевна Рогова.

Вид при этом у главной начальницы стал подчеркнуто строгий и величественный.

Горбунов, явно уступающий директрисе в росте, посмотрел снизу вверх и тут же опустил глаза, уставившись на крошечную, похожую на цыпленка из голодного курятника Капитошу.

– Я – секретарь директора Капитолина Кондратьевна Бабенко. В этой школе, между прочим, почти сорок лет! – отчего-то с укором произнесла Капитоша.

Следователь переместил взор строго по горизонтали, упершись в Лизу, которая была выше секретарши от силы на сантиметр.

– А вы ученица?

– Учительница. Русского языка и литературы. Елизавета Максимовна Саранцева, – сухо проинформировала Лиза.

– Между прочим, два года назад стала победителем городского конкурса «Лучший молодой учитель»! – вставила Капитоша.

– Да ну? – удивился Горбунов, причем непонятно чему: то ли званию лучшего учителя, то ли тому, что победительница уже успела закончить школу.

К подобной реакции Лизе по идее давно следовало привыкнуть, но ей это никак не удавалось, она каждый раз обижалась, скрывая свою обиду за подчеркнутой строгостью.

– Я работаю четыре года, – сочла нужным уточнить она, на что следователь откровенно хмыкнул:

– Это ж надо! – И тут же спросил, обращаясь к единственному в этой школьной компании мужчине: – А вы чему детей учите?

– Психологии. Только не детей. Хотя некоторые все-таки совершеннейшие дети, но уже успевшие стать студентами. Я – доцент кафедры психологии педагогического университета Аркадий Михайлович Казик. Вас интересует, как я оказался здесь?

– Интересует, – подтвердил следователь.

– Дело в том, что руководство гимназии, – Казик отвесил легкий полупоклон в сторону Роговой, – обратилось к нашей кафедре с предложением провести серию психологических тренингов для преподавателей и родителей. Сегодня утром я пришел к Кире Анатольевне, чтобы обсудить детали сотрудничества, и вот в разгар нашего обсуждения… – он вновь отвесил полупоклон, но уже в сторону стола, за которым возился эксперт, – выяснилось такое скорбное обстоятельство.

– Вовремя вы, однако… – совместил улыбочку с недоверчивым прищуром Горбунов.

– Вы подозреваете, что я явился сюда с утра пораньше убить учительницу, а затем провести деловые переговоры с директором? – поинтересовался Казик, начисто проигнорировав и улыбочку, и прищур.

Весь его вид явственно говорил: я понимаю кое-какие ваши намерения, но все это пустое, и меня нисколько не тревожит.

– Да не мог он c утра пораньше никого убить, – подал вдруг голос эксперт и, оставив свою возню около тела Пироговой, подошел к следователю. – Она со вчерашнего вечера мертва. Как у нас в таких случаях говорят, вскрытие, конечно, покажет, – сообщил он коллегам учительницы, – но, как показывает мой опыт, умерла она, – тыльной стороной ладони эксперт поддернул рукав рубашки, глянул на часы, – где-то между девятью и десятью часами вечера.

– Занятно, занятно… – то ли обрадовался, то ли озадачился Горбунов. – Ну что ж, отправная точка есть, сейчас сниму показания с ваших ребятишек… в вашем, разумеется, присутствии, – покивал он в сторону учителей, – чтоб с несовершеннолетними все по закону было. А потом пообщаемся насчет вчерашнего вечера.

– Вы собрались снимать показания с детей и общаться с нами прямо здесь? – Рогова покосилась в сторону мертвого тела.

– Да лучше бы где-нибудь в другом месте, поблизости, – сказал Горбунов.

– Можно в моем классе. Это здесь, за стеной, – осторожно предложила Лиза. – Только у меня урок должен начаться…

– Какой урок?! – в сердцах воскликнула директор. – Никакого урока не будет! И вообще… уже, наверное, вся школа в курсе, и никакого нормального учебного процесса сегодня тоже не будет. А завтра весь город будет говорить!.. – Кира Анатольевна вдруг с силой схватила Горбунова за рукав пестрой рубашки, дернула на себя. – Вы должны во всем разобраться! Но чтобы не пострадала репутация нашей гимназии!

И она грозно воззрилась на следователя.

Горбунов слегка отпрянул, выдернул локоть из цепких пальцев, произнес без своей ухмылочки, напротив, весьма ворчливо:

– У вас гимназия с репутацией, а у меня работа с трупом. И одежду мне нечего рвать. – После чего двинулся к двери, скомандовав: – Показывайте, где общаться станем.

Лиза почему-то думала, что он разместится за учительским столом, но Горбунов выбрал парту, разложив перед собой папку с бумагами.

– Гена, веди тех ребят! – вновь скомандовал он на сей раз оперативнику. – А вы, Кира Анатольевна, правильность их показаний подпишете. Как уполномоченное лицо и как руководитель… – он в очередной раз хмыкнул, – образцовой гимназии.

Рогова ничего не ответила, лишь губы поджала.

Показания давал в основном Мухин. Лина Томашевская лишь слегка покачивала головой в знак согласия и при этом, усевшись за парту через ряд и представив всю себя полному обзору молодого следователя, весьма выразительно выставила вперед свои изумительные ноги.

Горбунов, однако, сделал вид, что напрочь не замечает ни эти изумительные ноги, ни все остальное, тоже изумительное, чем вверг первую красавицу в некоторое уныние. Лина явно рассчитывала произвести эффект, а «произвела» лишь сухой протокол.

– Почему вы спрашивали Валеру с Линой, что они делали вчера с девяти до десяти вечера? – строго спросила Кира Анатольевна после того, как за ребятами закрылась дверь.

– Потому что в это время убили вашу учительницу химии, – напомнил Горбунов.

– Вы подозреваете кого-то из детей?! – немедленно возмутилась Рогова.

– Во-первых, насколько записано в протоколе, им по семнадцать лет. Так что не совсем уж и дети, – спокойно отреагировал на директорское негодование следователь. – А во-вторых, мне придется и других спрашивать, где они были и чем занимались в это время. Вот вы, например?