– А я напоминаю, что сегодня для вас играли, – заливался ведущий под нестройные хлопки зала, – Игорь Демин, гитара, вокал! (ссссоло!), Юрий Фокин, ударные! (дробь), Сергей Кузнецов – клавишные, вокал! Сергей?
Клавишник отбросил волосы со лба, лениво пробежался пальцами по «Ямахе».
– Сергей Кузнецов! Бас-гитара…
Дальше он не слушал, спрыгнул со сцены, брел по проходу к себе. Никто его не останавливал.
***
Разговор накануне получился неожиданно жестким. Стас был холоден:
– Серега, незаменимых нет. Едешь с нами – договор в силе. На нет и суда нет.
– То есть он будет рот разевать, а я…
– Тебя раньше все устраивало? Что поменялось-то?
– Поменялось то, что мы теперь звезды. То есть вы.
– Ну и что ты хочешь?
– Новый договор.
– Нет.
– Вот так просто? – Сергей растерялся. – Мы восемь лет вместе, и ты мне вот так просто говоришь «нет»? И все?
– И все, да.
– Я тоже могу пойти на принцип.
– Серега, – Стас сузил глаза и заговорил тихо: – Ты можешь даже на хуй пойти.
Вот и поговорили…
***
Сергей шел по улице Маркса, состоящей из приземистых купеческих особняков. Все они были изрядно обшарпаны. На перекрестке Маркса и Ленина блестела как рафинад четырехэтажная резиденция областного КГБ, огороженная двухметровой чугунной решеткой. Так, «не доходя…» Он выудил из кармана узких джинсов клочок бумаги, посмотрел адрес, свернул направо, в арку. Во дворе увидел небрежно побеленное здание с ведущей в подвал дверью. Недоуменно пожал плечами, подошел, дернул ручку – разбухшая дверь с трудом, но подалась. Перед ним был тусклый коридор, какие-то тени маячили в коридоре.
– Простите, это телецентр?
– Да! Да! Проходите! – вскричала женщина в цветастой шали, выбегая откуда-то из глубин. – Вы же Сергей Кузнецов? «Рассвет»?
– Я, я. На закате, – буркнул он себе под нос.
– Ну так проходите, мы же вас ждем же!
Она втащила его в ярко освещенную студию, окна были занавешены изнутри плотной синей тканью. Над столом висел на какой-то веревке угрожающе огромный микрофон. Оператор за камерой был похож на фашистского пулеметчика. Сергей поежился.
***
Восемь лет назад, после института, они втроем перебирали разные названия: англоязычные, с какой-то игрой слов, откровенно дурацкие, всякие поющие, ревущие, россияне, славяне, древляне, по названиям городов (но Москва и Санкт-Петербург оказались заняты, а другие как-то не вдохновляли), в конце концов остановились на перспективном «Рассвет». И не придерешься, сколько совхозов с таким названием, и намек на «Радугу». Тут же сочинили визитку с рефреном «Радость и бред, солнце и свет, тающий след – это рассвет!» и риффом с альбома Uriah Heep 1970 года. На концертах они в основном и играли хард – «Рэйнбоу», «Юрай Хип», «Дип Перпл», «Грэнд Фанк», «Квайет Райот». А на худсовете – песни советских композиторов…
Потом Стас нашел басиста Васю, у которого была модная болгарская гитара «Орфей». Еще у Васи был папа-генерал, что очень облегчало жизнь всем рассветовцам, или, как их любовно называл Саша Градский, «даунам». Через пару лет работы по захолустным ДК Стаса сменил на барабанах Юра Фокин, потому что кто-то должен был договариваться о концертах, писать рапортички, следить за деньгами и дружить с членами Союза композиторов, а Игорь и Сергей не претендовали.
В канун 1979-го Стас собрал группу у себя на флэту и объявил им с гнусавым акцентом:
– Со следующего года обещаю сделать бизнес д-ашей семьи пол-д-остью легальным.
– Какой семьи? – не понял Юра.
– То есть легальным? – не понял Игорь.
– Объясняю, – вздохнул Стас, – припишемся к какой-нибудь филармонии и будем получать свои десять сорок за концерт без головняков и товарища майора.
Сергей многозначительно покосился на Васю. Стас мотнул головой – не то ведомство.
– Так это, – замялся Игорь, – это ж про БАМ надо будет петь.
– Надо будет, споем, – отрезал Стас, – или у тебя другие предложения?
Игорь недовольно тряхнул красивой головой.
– Серый? – Стас смотрел на него с фирменной кривой ухмылкой.
– Я как купечество…
– А я против, – восстал Вася внезапно. – Я не за башли.
– Вычеркиваем, – пошутил Стас. Или не пошутил?..
***
Так они здесь и оказались. Уже без Васи. Басиста взяли из «Воскресенья», он как раз скитался неприкаянным после очередного полураспада группы. За три года прочесали Урал и Сибирь до самого Иркутска, лечились во всех попутных КВД, несколько раз были избиты, дважды лишились аппарата, а потом вдруг из Москвы позвонил одноклассник Стаса и большой комсомольский начальник и посоветовал «не торопясь, но срочно» готовить программу для фестиваля в Сочи. Кроме старого хита «Рассвет грядет», в загашнике были только хулиганские частушки и все те же песни советских композиторов в обрыдлом наборе «Кто тебе сказал», «Люди встречаются» и «Как прекрасен этот мир». Втроем – Игорь, Сергей и Стас – сели творить.
– Я там, где закаты багровые, – ожесточенно шипел Стас, терзая струны в экстазе, – я там, где плакаты «Вперед!» Где песни рабочие, новые слагает совейский народ…
– Может, воскресенских возьмем? – предложил Игорь.
– Ты не вытянешь, – усмехнулся Сергей.
– Ну ты-то вытянешь, – моментально вскипел Игорь. В последнее время с ним такое случалось. Лидер-гитаристом был он, соответственно, и вокалистом тоже был он. При этом все трое знали, что главная вокальная нагрузка всегда была на Кузнецове, который стоял с «расческой» сбоку и не отсвечивал.
– Спокойно, оба, – цыкнул Стас, – какие воскресенские, ты бредишь? Мне это все литовать еще. Сами сочиняйте.
– А музыку? – съязвил Сергей.
– А музыку можно взять… вон… – Стас кивнул на стопку фирменного винила рядом с «Арктуром», – где и они.
***
Интервью было скучным. О последнем показе по телевидению, о зарубежных поездках – все это он рассказывал уже раз тридцать. Но оттарабанил снова, напомнив себе, что теперь это не его настоящее, это теперь настоящее Стаса, Игоря, Юры… а его прошлое.
– Расскажите о начале вашего творческого пути, – снисходительно предложила Валентина, кутаясь в шаль.
– Да ну что, какое там начало… Играть начал в институте, потом отработал по распределению три года, уволился и уже полностью посвятил себя… музыке… – последнее слово он промямлил. Ему было стыдно.
– То есть это стало вашей профессией?
– Ну как. Мы играли на танцах, на праздниках там каких-то. Что-то зарабатывали этим, конечно.
– А кто вы по образованию, Сергей?
– Инженер.
– Что же получается? – Валентина плавно повела плечами. – Государство пять лет потратило на ваше обучение, а вы пошли на танцах играть?
– Гос-с-сударство? –при вспышках гнева Сергей начинал немного заикаться. – Вы в нашу областную филармонию часто х-ходите?
– Конечно, – горделиво сказала Валентина, судорожно соображая про себя, когда была там в последний раз.
– Там работает д-двести человек. Не считая руководства. А кассу делает только группа. За с-себя и за т-того парня.
– Не все можно измерить деньгами!
– Тогда о чем мы говорим? Государство на меня потратило что?
– Хорошо, – поджала губы Валентина, кивая кому-то по ту сторону камеры, – продолжим. Расскажите о своих творческих планах.
Сергей посмотрел на журналистку внимательнее. Крупные черты лица, подвижные жирные губы в каких-то трещинках. Не слишком тщательно вымытые волосы. Он не мог понять, что за человек перед ним. Он в принципе не очень хорошо разбирался в женщинах, тем более – в женщинах, которые ему не нравились. Чувствовал, что сам не нравится ей, хотя и не понимал причины. Насколько искренне она спрашивает? Добивается ли скандала? Не работает ли на здание неподалеку? Может быть, она просто тупая? Очень может быть…
