Ему нравилась собственная гипотеза, а бритва Оккама была орудием логики, а не непреклонным законом Вселенной, и срабатывала далеко не при всех обстоятельствах.

Он крепко зажмурился. Ему мучительно захотелось виски. В восточной части неба появилась бледная полоска зари. В столице уже наступает утро, жители спешат на работу, на дорогах образовываются первые пробки…

И вдруг в системе датчиков вездехода что-то пискнуло.

— Стой! — завопил Фолкнер водителю.

Машина остановилась. Писк не прекращался. Он исходил от датчика обнаружения по температурным характеристикам человеческого тела массой от 30 до 45 килограмм в радиусе тысячи метров.

До ближайшего поселка не менее 30 километров. В 15–20 километрах даже дороги никакой нет. Местность совершенно безлюдная. Ничего, кроме полыни, нескольких кустиков юкки, медвежьей травы и редких карликовых сосен. Ни ручьев, ни прудов, ни домов… Ничего! Эта земля ни для чего не пригодна.

А может, это просто ночная стоянка бойскаутов или еще что-нибудь, в равной степени безобидное?

Тем не менее, придется проверить.

Оставив водителя в кабине, Фолкнер выбрался наружу.

Куда идти?

Тысяча метров — это немало, когда преобразуешь радиус в окружность, то начинаешь думать о площади, а не о расстоянии. Он включил набедренный ртутный прожектор, но от него было мало толку. В сером предрассветном мареве искусственное освещение мало чем помогало. Для очистки совести Фолкнер решил побродить минут пятнадцать, а затем вызвать вертолет с поисковой партией. К сожалению, эти новые системы обнаружения плохо функционируют на близком расстоянии.

Выбрав наугад направление, Фолкнер сделал несколько шагов и остановился как вкопанный — в луче прожектора блеснул металл… Через несколько минут, испытывая исступленное, полное страха волнение, он стоял над своей неожиданной находкой.

Молодая женщина с красивым лицом, которое портила запекшаяся на губах и подбородке кровь, лежала неподвижно. Глаза ее были закрыты. Шлем при падении раскололся, и ветер пустыни шевелил тяжелые пряди золотистых волос. Сделан он был из блестящей материи, которую Фолкнер принял издали за металл. Фигуру девушки облегало что-то вроде скафандра, конструкция которого была ему совершенно незнакома. В комплект входил персональный реактивный двигатель — он понял это по наличию выхлопных дюз.

Она должна быть китайской или русской разведчицей, вынужденной покинуть свой самолет. Внешне девушка, разумеется, нисколько не походила на китаянку, но почему бы Пекину не нанять на эту работу какую-нибудь блондинку из Бруклина? Если китайский костюм для высотных полетов выглядит именно так, то следовало бы снять шляпу перед его конструкторами.

Падение ее, судя по всему, было неудачным. Она напоминала сломанную куклу. Что же, в вездеходе есть носилки. Медики в городе разберутся, что там у нее за повреждения. Слава Богу, она не из дальних просторов галактики, если только там не научились еще производить прекрасных блондинок…

Внезапно девушка пошевельнулась и разлепила запекшиеся губы. Фолкнер склонился к ее лицу.

Она говорила не по-русски. И не по-китайски. Он понял, что никогда не слышал ничего подобного и похолодел. Окинул внимательным взглядом скафандр и еще раз убедился, насколько он не похож на все то, что ему доводилось видеть. И вдруг…

— Если они помогут… на каком языке здесь говорят… кажется, на английском…

Глаза девушки открылись. Прекрасные глаза. Испуганные. Затуманенные болью.

— Помогите мне — произнесла она.

Стремительно приближаясь к поверхности Земли, Миртин понимал, что получит тяжелое повреждение. Он спокойно воспринимал это, как и все остальное. О чем он сожалел, так это о дурной славе, которую ему принесет на родине эта авария, а вовсе не о тех телесных страданиях, которые ждут его в ближайшем будущем. В конце концов, рано или поздно какой-нибудь корабль-разведчик, подчиняясь теории вероятности, должен был потерпеть аварию, заставив свой экипаж совершить вынужденную посадку. Жаль, что слепой случай выбрал именно его.

Миртина беспокоили опасности, с которыми он неизбежно должен будет столкнуться на Земле. Но вот распад сексуальной группы… Как старший, он был наиболее устойчивым ее элементом и чувствовал за собой ответственность за младших ее членов.

Глэйр, по всей видимости, погибла. Он видел ее неловкий прыжок и знал, что шансов выжить у нее маловато. Она падала, как камень, и смерть ее должна была быть ужасной, но быстрой. Миртину уже приходилось терять сексуальных партнеров, это было очень давно, но он хорошо помнил, как тяжело было ему тогда. А Глэйр… Она была особенной, необыкновенно чувствительной к потребностям группы — совершенным женским звеном, связывавшим двух дирнанцев мужского пола. Заменить ее будет очень трудно.

Ворнин совершил прыжок лучше, но они, возможно, так никогда и не отыщут друг друга. Даже если им удастся это, положение их будет не из легких. Особенно без Глэйр.

Он знал, что ему необходимо успокоиться, и прибег к одному из методов снятия стресса. Встреча с Землей была уже совсем близка.

Считалось, что удар при прыжке эквивалентен падению с высоты тридцати метров. К гибели дирнанца это не привело бы, но они покинули корабль на высоте, намного превышающей рекомендуемую, поэтому Миртин делал все, что мог, чтобы свернуть побезопаснее свое дирнанское тело внутри телесной оболочки землянина. Кости, поддерживающие оболочку, будут наверняка сломаны, но хрящи дирнанца внутри них пострадать не должны. Конечно, падение причинит сильную боль, ибо оболочка по сути была его собственным телом, хотя родился он и не в ней.

В последующие несколько мгновений сознание Миртина начало мутиться, и ему стоило немалых усилий привести себя в норму. Он видел, что падает к востоку от грязных строений индейской деревушки — одной из тех антикварных вещей, которые земляне столь тщательно сохраняют в этой части планеты. В некотором удалении на западе виднелась громадная расщелина каньона. Он падал как раз между этими двумя ориентирами на бугристую равнину, испещренную глубокими ложбинами, выветрившимися террасами и сопками с плоскими вершинами. Однако ближе к земле его подхватило атмосферное течение и начало относить в сторону деревушки. Он уравновесил этот дрейф стабилизирующими реактивными толчками из ранцевого движка и раскрыл свертывающийся экран, чтобы предохранить себя от наихудших последствий столкновения с землей.

В самое последнее мгновение Миртин все-таки вырубился. И в этом не было ничего плохого, так как когда сознание вернулось к нему, он понял, что повредился очень сильно.

Прежде всего нужно ликвидировать боль. Миртин произвел проверку рядов своих нервных окончаний, сознательно отключив те, которые не принимали участия в управлении его автономной нервной системы. Все, без чего можно было обойтись, кроме систем дыхания, кровообращения, ассимиляции и диссимиляции, было на время выведено из строя. На это ушло более часа, боль уменьшилась до терпимого уровня. Еще полчаса понадобилось, чтобы произвести вымывание из тела накопившихся ядов, вызывающих боль.

Теперь можно спокойно сосредоточиться и обдумать свое положение.

Он лежал на спине, головой к востоку. Местность перед ним несколько возвышалась над окружающим пространством. Слева располагалось сухое русло ручья. Справа круто поднимался обрыв, и в неясном свете приближающегося утра было видно, что камень мягкий, словно сделанный из песка, испещренный множеством мелких отверстий. Миртин увидел темный зев пещеры, которая могла бы стать его убежищем на время исцеления тела.

Но он не мог ползти.

Он вообще не способен был двигаться.

Оценить степень повреждений с почти полностью отключенной нервной системой было очень трудно, но Миртин предполагал, что его внутренний столб переломлен надвое. Ноги и руки, похоже, были целы, но двигательные рефлексы отсутствовали. Конечно, столб можно было бы починить, располагай он временем. Срастить кости, затем регенерировать нервные волокна. На это ушло бы месяца два. Внутреннее тело дирнанца повреждений практически не получило, так что оставалось только восстановить внешнюю оболочку.