Положив ладони на правую сторону нижней части живота девочки, лекарь сделал вначале несколько плавных выметающих движений, а за тем стал осторожно погружать пальцы в тело. Мать тихо вскрикнула, тут же зажав рот ладонью, испуганно взглянув на мужа, тот ответил ей таким же изумлённым взглядом и недоумённо покачал головой. Частое дыхание Фейги успокоилось, она уже не металась в бреду и лишь слабо вздымающаяся грудь говорила о том, что несчастная всё ещё жива.

Осторожно погрузив ладонь в тело больной, абсолютно бескровно, словно раздвинув кожу и внутренние органы, лекарь, нащупав нож, отсёк воспалившийся червеобразный отросток слепой кишки. Затем он обработал место разреза приготовленной клейкой массой и медленно вытащил руки. Когда он закончил, Фейга пришла в себя, но была слишком слаба, что бы даже шевелиться. Валаам снял с лица закрывающую глаза ткань, и устало сказал, повернувшись к родителям девочки, потрясённо глядевших на него:

– Пусть сегодня она не встаёт с постели, поите настоем трав ещё три дня, а живот смазывайте мазью, которую сделали по–моему рецепту – это укрепит её силы и снимет воспаление, – бросив прощальный взгляд на дочь Равена, знахарь покинул их жилище, уже начавшее заполняться родственниками, соседями и знакомыми.

Утром Валаам поймал на себе странный взгляд бывшей кормилицы. Приведя себя в порядок и, наскоро позавтракав отварными бобами с козьим сыром, он вышел из дома и удивлённо застыл на пороге. Заросший кустами пустырь на месте снесённого храма был полон лежащих на земле и сидящих людей, явно страдавших от болезней. Дом Мариам находился в низине у берега реки, и ему были хорошо видны спускающиеся с холма люди, поддерживающие друг друга и те, кто нёс совсем уже немощных на самодельных носилках. Казалось, что всем этим руководит отец Фейги, по крайней мере, вначале они подходили к нему и, получив какие–то инструкции, искали себе место.

– И это только начало, – проворчала хозяйка, убирая со стола, – скоро здесь будет не только весь Добробран, а и сползутся калеки со всего королевства. А потом сюда придут королевские стражники и положат всему этому конец.

– Но зачем? Ведь я же всё равно не смогу всем помочь! – удивлённо воскликнул постоялец, а женщина ответила с тяжёлым вздохом: – Об этом нужно было думать вчера.

Накинув на голову капюшон, Валаам пошёл по дороге в город, но больные, увидев его, брели за ним следом, а те, кто был на подходе, преграждали дорогу, цепляясь за полы плаща, повторяя как заклинание: – Спаси нас! Спаси!

Изворачиваясь от чужих рук, он почти бежал по узкой дороге, стараясь как можно скорее выбраться из этой зловонной, поражённой язвами и гниющими ранами человеческой массы. Но когда оказался наверху и оглянулся, то увидел, что возле его временного пристанища уже почти нет никого, лишь тела тех, кто умер или не смог подняться лежат на земле, все остальные последовали за ним. Впереди по улице, вливаясь в неё из всех переулков брели, с упорством одержимых больные и, увидев их, Валааму сделалось не по себе. Сам не желая того он превратил в хаос привычный уклад местной жизни и теперь лавина человеческих тел угрожала погрести его под собой.

– С этого дня они будут всюду преследовать Вас, милорд и Вам не скрыться от них в Добробране, разве что уехать за море. Они видят в Вас Пророка, обещанного древней верой, чуть ли не Бога, спустившегося ради них с небес и рассказы о чуде со–творимом Вами, многократно преувеличенном, лишь ещё больше распаляет их, – сказал Равен, увидев его входящим во двор.

– Но я ведь физически не смогу их не только всех вылечить, а даже просто осмотреть за день – ведь их сотни! Да и я ведь совсем не лекарь!

– Но разве мешает Вам это исцелять людей? Скоро их будут тысячи. Через несколько дней слухи о Вас разнесутся по Добрану и пойдут дальше, лорд Керниш…

– Я больше не лорд, зови меня Валаам, – расстроенно перебил его молодой человек и спросил: – Как Фейга?

– Идёт на поправку. Мы соорудили за домом хижину и перенесли её туда. Через несколько дней я пришлю её Вам.

– Зачем? Да, сейчас ей нужен покой, но совсем скоро она вернётся к полноценной жизни.

– Только не в этом доме. Она – поцелована смертью, тем более Вы касались голого тела моей дочери, не будучи её мужем и теперь она как порченый товар; ник–то не женится на ней.

– Но что я буду с ней делать? – в отчаянье воскликнул Валаам. – Я себя не знаю чем прокормить.

– Об этом не беспокойтесь, я распорядился, что бы за каждого больного Вам выделяли немного еды, или денег, кто, сколько сможет. Учитывая общее количество пришедших сюда, пищей Вы будете обеспечены надолго. А девочка. Несмотря на юный возраст, она станет Мариам хорошей помощницей.

– Похоже, они слушаются тебя. Объясни им, что возможности мои не безграничны, я не смогу отращивать новые конечности или воскрешать мертвецов и если я и стану кого–то лечить, то буду сам отбирать больных.

День ушёл на то, чтобы разделить людей по тяжести недуга. Нашлось несколько отставных военных лекарей и женщин, лечивших в кеновии сестёр и окрестных крестьян. Те, кто мог двигаться занимались строительством палаточного лагеря, устройством кухни и прачечной на берегу реки. Умирающих или тех, кому помочь было нельзя, разместили за чертой лагеря, но они всё равно не уходили, на что-то ещё надеясь. Сам Валаам ходил между больными, которых к вечеру стало заметно больше, не решаясь начать. Ему на глаза попалась девушка лет семнадцати, лицо и часть тела которой (что была не закрыта туникой), были обезображены огромным ожогом, и он решил, что завтра начнёт с неё.

К вечеру в импровизированной лечебнице было установлено подобие порядка. Женщины находились отдельно от мужчин, как заразные больные и те, кто требовал безотлагательной помощи. Спать Валааму пришлось на улице, ведь сердобольная Мариам, смирившись с неудобством, пустила на ночлег десяток женщин, устилавших теперь пёстрым ковром разноцветных одежд весь пол.

Едва утро первыми лучами солнца окрасило небосвод, целитель проснулся и, прочтя утреннюю молитву Отвергнутому Богу, словно заручившись его поддержкой, пошёл к бывшей кормилице. Было ещё совсем рано, но ночевавших внутри женщин уже не оказалось, а сама Мариам суетилась у печи, готовя завтрак сразу на несколько десятков людей. Ограничившись остатками вчерашнего ужина из прошлогодних овощей, он попросил своих добровольных помощников отыскать девочку с ожогом на лице и принести ему в деревянном корыте воды. Когда обе его просьбы оказались, выполнены, он приступил к излечению.

Выпроводить любопытных из дома удалось с трудом; плотным кольцом окружив сложенную из саманного кирпича лачугу люди, как больные, так просто привлечённые сюда скоплением народа, внимательно следили за происходящим сквозь дверной проём. Можно было завесить его тканью, как делали обычно на ночь или в холода, но Валаам не придал этому значения, сосредоточившись на главном.

Положив ладони на голову девочки, он смотрел на неё, просто не зная с чего начать – не считая Фейги, для него это был первый опыт. Девушка испуганными глазами, казавшимися огромными на худеньком вытянутом лице смотрела на него и, ощущая неудобство от взглядов внимательно следивших за каждым его движением десятков людей, лекарь зажмурился, сконцентрировавшись на предстоящем.

«Успокойся», – приказал он себе, уловив, как внутри его головы испуганно вскрикнула девочка, услышав его, и Валааму с трудом удалось удержать её на месте. «Успокойся, – снова повторил он, на этот раз для своей пациентки. – В этом доме тебя не причинят вреда. Скажи, как тебя зовут?»

«Рейна» – изумлённо ответила молодая особа, не открывая рта.

– Рейна, – произнёс он уже вслух, обретая уверенность. – Ну что же, огонь обошёлся с тобой жестоко, но возможно я смогу тебе помочь.

Мужчина, держа ладони у головы несчастной, стал делать круговые движения над местом ожога и рубцы на левой стороне лица уменьшились, и хотя и не исчезли совсем, сделались, в конце концов, малозаметны. Это не было быстрым делом, прошло довольно много времени, прежде чем Валаам добился своего. Он не касался несчастной, водя ладонями на расстоянии от её кожи, то приближая, то отводя руки. Время от времени целитель опускал ладони в корыто, и вода шипела, как бывает, когда в неё погружают раскалённый металл.