– Да, и кто же просил тебя о такой милости? Среди моих друзей нет человека, который снизошёл бы до общения с тобой.

– Его попросила об этом я, – ответила стоявшая за канцлером женщина в накинутом на голову капюшоне плаща. Услышав её голос, старик вздрогнул, в отблеске огня на лице барона стали заметны следы внутренней борьбы, словно он не мог поверить в это и наконец, ответил изменившимся голосом: – Мариам де Боневуар. Я был уверен, что Вас давно нет в живых и слухи о Вашем появлении то там, то здесь не больше чем досужий вымысел. Только думаю, что лучше бы Вам так и остаться среди мертвецов.

– Вообще–то я Ваша королева, лорд Хелфорд, единственная законная наследница трона моего отца и это я могу доказать своей голубою кровью.

– Давно меня не называли лордом. Вот уже двадцать лет как Элиссандра королева Добробрана, я клялся ей на верность и клятвы не нарушу. Нет больше могущественного лорда, принимавшего вас из рук повитухи и чьё взволнованное лицо было лицом первого человека, которого Вы увидели в этом мире, а есть старый пьяница барон Хелфорд, лишённый своих привилегий и большей части земель из–за того, что поддержал Вас однажды. Больше я не повторю той ошибки, стоившей жизни моим сыновьям, павшим за Вас в долине Дев, так что не будем ворошить прошлое. Подойдите лучше поближе, я скажу Вам пару слов наедине, – женщина приблизилась к нему и, вглядываясь в её лицо, опальный барон лишь сокрушённо посетовал: – Я больше не узнаю Вас, вот что делает с человеком время.

– Время и искусство Грегори Томпсона.

– Бедный сир Грегори. Он был всегда безнадёжно влюблён в Вас, это чувство исковеркало его жизнь, а он по–прежнему рядом. Вы зря связались с ним, миледи, – кивнул барон в сторону удаляющегося Канцлера. – Он использует Вас, а когда Вы перестанете быть ему нужны, просто уничтожит.

– Он использует меня, а я их с Рей Гардом. Как–нибудь я разберусь с этим.

– Вы не ведаете что творите, миледи. Перехитрить его, всё равно, что обмануть дьявола.

– Я услышала Вас, лорд Хелфорд. Вам позволят беспрепятственно покинуть замок, взяв с собой всё, что Вы пожелаете. Больше мы уже вряд ли увидимся, так что прощайте и не держите на меня зла.

– Я давно простил тебя, девочка, и пусть Боги помогут тебе, – произнёс старик, глядя вслед удаляющейся Мариам, пока та не скрылась в полумраке зарева догорающих пожаров.

К следующему утру огонь был потушен, завалы разобраны и похоронные команды приступили к погребению трупов. Тело Элиота Ксандера так и не нашли, то ли был он изувечен до неузнаваемости, то ли лежал где–то до сих пор не найденный. Мысль о непогребённом друге тревожила канцлера, занимавшегося осмотром замка, над которым уже реяли стяги с пятиконечной звездой из соединённых друг с другом мечей.

Владения опального барона с трёх сторон омывались набиравшей силу рекой и когда в верховьях снега таяли, Лея часто выходила из берегов, наполняя пологий берег влагой и отлично удобряя его. В долине хорошо рос яровой хлеб, и травы для сенокоса и эти земли станут настоящий житницей королевства, географически расположенного так, что только две из пяти его провинций в полном объёме обеспечивали себя зерном. Неурожаи случались довольно часто и во избежание паники, обычно провоцирующей недовольство черни следовало иметь хороший запас.

От размышлений Великого Канцлера отвлекла суета у разбитых ворот, которые плотники спешно приводили в обороноспособное состояние. Запряжённая волами крытая повозка после препирательств с охраной въехала внутрь двора и из неё с трудом выбрался, не ступая на распухшую правую ногу… сир Молчаливый. Походный лекарь лишь недовольно качал лысой головой и, подойдя к Канцлеру, ворчливо начал, растирая предплечье, воспользовавшись тем, что сам Ксандер ничего сказать не мог:

– Милорд, я был категорически против этого визита. У Вашего парня сломана нога, но он так схватил меня за руку, что едва не оторвал её.

– Это он может, – чувствуя радость и огромное облегчение, но в то же время некую неловкость, от того что так жестоко обошёлся с ним, ответил Сириус, разглядывая друга. Честно говоря, в душе он уже попрощался с ним и не ожидал увидеть живым. – Просто удивительно как он не погиб, упав с высоты почти в пятнадцать ярдов.

– О чём Вы? – удивлённо посмотрел на него лекарь. – Он свалился с внутренней части стены, пролетев от силы десять футов, приземлившись не на землю, а на полотняную крышу шатра.

– Тогда как же он сломал ногу?

– Не знаю. Возможно, при штурме в него попали камнем из пращи, но во время боя он не придал этому значения, а потом травма дала о себе знать. Всё, что ему теперь нужно это покой; если кости срастутся неправильно, в лучшем случае это приведёт к хромоте. – Элиот с искажённым от гнева лицом, замотал головой со слипшимися от крови волосами, и хотел было снова схватить доктора, но тот, имея уже представление о силе рук бывшего циркача, сумел увернуться.

– Сделаем так, сир. Сегодня же Вы отправитесь в свой замок и будете находиться там под наблюдением лекаря до полного выздоровления. Во дворце достаточно и одного уродца, – Ксандер сделав жалостливое лицо, поднял огромные ладони к небу, призывая в свидетели, творящейся, по его мнению несправедливости, но Сириус был неумолим.

***

Послы возвращались из Зелёного Дола с плохой, но ожидаемой вестью и называлась она война. Договор, который на протяжении многих лет подписывали владыки севера и юга был разорван, как разорвались всяческие отношения между двумя государствами. Теперь даже родственники на чужой территории стали врагами. Но об этом пока знали лишь два человека, въезжающие в город через Северные ворота на пыльной карете, запряжённой шестью взмыленными лошадьми.

Королева ждала с нетерпением их возвращения, хотя и понимала, что Лорды Севера вряд ли выполнят требование освобождения Кротовьих Нор с выплатой ущерба и это означало, что её давно не воевавшей армии придётся идти в бой. Но когда слуги доложили что карета послов стоит у Высокого замка, известие это застало Элисандру врасплох. Когда-то гонцу принёсшего дурную новость безжалостно рубили голову. Ситуация не менялась но от этого монархам прошлых эпох становилось наверное легче. Властительница Добробрана с радостью бы так сейчас поступила, ощущая как раздражение и затаённый страх, шевелятся в её душе, как всегда бывало у неё перед очередным серьёзным испытанием.

Она сидела на троне, в пустом и оттого казавшемся огромным зале, хотя и знала, что созванные ею лорды ждут за дверью, но пока Элисандра наслаждалась этими последними минутами тишины. Она сидела, прикрыв веки, задёрнутые портьеры на огромных витражных окнах почти не пропускали свет и оттого внутри были прохлада и полумрак. На стенах висели песочного цвета королевские штандарты со стоящим на задних лапах красным львом, угрожающе раскрывшим пасть. Эти львы никогда не нравились Элисандре; иногда ей казалось что, несмотря на воинственную позу на самом деле они смеются над нею, в глубине своей аристократической души презирая её. Но геральдические уродцы были родовым символом дома де Боневуаров и ей, ставшей теперь его главой, приходилось терпеть.

Пожалуй, стоило заменить их знаками собственного рода, но беда крылась в том, что никакой геральдики у её предков не было в помине, а расти будущей королеве пришлось в ужасной бедности. Сейчас добившись всего, о чём когда-то даже и не мечтала, она воспринимала свои детские годы как самое ужасное в жизни, и ей казалось, что хуже быть просто не может.

Много лет назад вымаливая милость у Астарты, она поклялась, что поднимется на самый верх, чего бы ей это не стоило, и дети её будут жить в богатстве и роскоши. Вероятно, Богиня услышала мольбы и теперь Элисандра не забыла её покровительства, сделав Непорочную Деву–Мать, некогда второстепенную покровительницу женщин верховным божеством королевства. За восхождение на престол она заплатила страшную цену своею бездетностью и всем что у неё было, она могла пользоваться только сама, не имея возможности передать наследникам. Конечно, можно было вырастить чужого ребёнка, но Элисандре почему–то казалось, что она не сможет полюбить его как собственное дитя и всё откладывала этот вопрос на потом, а сейчас вообще перестала думать об этом.