Толли взглянул на Роберта.

– Ну что, идем? – неуверенно протянул он, и они отправились за девочкой и лисом.

Узкая тропинка, освещенная свечами в стеклянных банках, привела их на лужайку, которую они видели в телескоп. На ней стоял полосатый шатер, окруженный белым дощатым забором, увешанным афишами и постерами с циркачами. А позади, над шатром в темном небе завис красно-белый аэростат – огромный и яркий, как полная луна.

Разглядев сквозь туман жителей деревни возле кассы и ворот, Лили облегченно вздохнула. Она встала в очередь и смотрела, как один за другим зрители проходят через железные ворота и скрываются за высоким забором.

Вот наконец девочка оказалась у окошка кассы.

В будке сидел мужчина в клоунском гриме и пышном гофрированном воротнике. Белое, напудренное лицо в полумраке казалось призрачным. Вокруг одного глаза обвивалась черная нарисованная змея, а под вторым была выведена слеза. Выглядел он страшновато.

Лили улыбнулась ему, и он скривил губы в ответ. А затем закрыл окошко железной решеткой.

– Касса закрывается, – объяснил он. – А шоу начинается. Тот, кто опоздал, в цирк не попал.

– У нас особое приглашение, – сказала Лили и положила приглашение на стойку перед клоуном, который внимательно его прочитал.

– Верно! Приглашение! Добро пожаловать на представление! – воскликнул он, разорвал приглашение на мелкие кусочки и подбросил вверх, словно конфетти. Затем вышел из будки через боковую дверь, приподнял белую треугольную шляпу на голове в знак приветствия и поклонился, да так низко, что красные помпоны на его костюме в горошек прижались один к другому у него на животе. Выпрямившись, он широко улыбнулся, что было совершенно излишним, ведь на его губах уже красовалась нарисованная ухмылка.

– Проходите, друзья, за мной! Скорее, в шатер, за толпой! – Он подвел их к воротам, подождал, когда ребята зайдут, а потом запер ворота на замок. Увидев, как Малкин проскользнул между прутьев, клоун на секунду замешкался, но ничего не сказал, просто пошел вслед за ребятами.

Здесь тумана не было. Истертая красная ковровая дорожка, вдоль которой тоже стояли свечи в банках, была расстелена прямо на траве, между натянутых канатов. Дальний ее конец скрывался под высокой, украшенной фонариками аркой у входа в шатер. Под аркой как раз прошли зрители, последними купившие билеты. Изнутри доносились звуки аккордеона, барабанов и скрипки, а также взволнованные голоса.

– Меня зовут Джоуи, мое дело – смешить, но еще я отлично умею грустить, – сказал клоун и, показав на нарисованную под глазом слезинку, скорчил скорбную рожу.

Роберту клоун показался странным, и эти дурацкие стишки не делали его приятнее. Джоуи постоянно шутил, но на самом деле был дерганым и нервным. Интересно, он всегда разговаривает рифмами? Так, наверное, с ума сойти можно, если, конечно, клоун до сих пор в своем уме.

Подойдя к шатру, друзья увидели механоида, руки и ноги которого скрипели, как давно не смазанные тормоза. Он был два с половиной метра ростом, – гораздо выше и крупнее человека.

Механоид заметил их и проводил взглядом, медленно, с жутким скрежетом поворачивая голову. Его большие, пустые глаза походили на круглые фары паромобиля, а вместо рта была узкая, прорезанная прямо в металле щель. Казалось, этого механоида собрали из металлолома. Он сложил на груди руки, и они громко лязгнули. Роберт поежился. Руки у механоида были толстые и мощные, словно две колонны, а здоровенными кулаками он наверняка без труда мог проломить череп. Хорошо, что механоиды не умеют причинять вред людям.

– Это Болван, – представил механоида Джоуи. – Стоит на страже, твердо стоит. Не смазан маслом, постоянно скрипит.

Лили и Толли с опаской посмотрели на Болвана, но Джоуи быстро завел их в шатер, где дымный аромат жареных каштанов и горелой сахарной ваты смешался с запахом брезента, опилок и пота.

У входа стояла ярко раскрашенная тележка, а за ней – еще один клоун, совсем не похожий на Джоуи. Глаза у него были обведены белым, по губам размазана красная помада, а волосы, торчавшие в разные стороны из-под старенькой шляпы-котелка, были ярко-оранжевые, как морковка. На клоуне болтался костюм, явно ему не по размеру, в разноцветную клетку. Казалось, этот костюм, похожий на огромную скатерть, сшили из лоскутков, оставшихся после взрыва на текстильной фабрике.

– Подходите, не стесняйтесь! – позвал их клоун и показал на сладости, разложенные на тележке. – Слакуски и задости! Марвательный жемелад, щемонный лирбет, ледкие сладенцы, коколадные шонфеты, вахарная сата и кашеные жартаны – попробуйте эти лакесные чудомства…

Роберт не понял ни одного слова, но названия у всех сладостей были противные.

– Это Огги, – представил Джоуи клоуна. – Он любит путать буквы и слова, но, если прислушаться, все просто, как дважды два.

– У нас нет денег, – призналась Лили.

– Страчего нишного, – сказал Огги, вытащил из тележки маленькую полосатую коробочку красно-белого цвета в форме сердца и протянул ее Лили. – Вот тебе еще один подарок.

– Ах, девочка, оставь свои сомнения… – заявил Джоуи. – Тебя мы поздравляем с днем рождения.

– Спасибо, – с улыбкой сказала Лили, пытаясь не показать, что совсем растерялась. Она приняла подарок и передала его Роберту. Откуда клоуны знают про ее день рождения, ведь она им ничего не говорила? Неужели первый подарок тоже они прислали?

Джоуи провел ребят мимо пяти рядов с деревянными скамьями. Вся деревня была тут – по крайней мере, те, кого не пригласили на папин званый вечер. Лили узнала многих зрителей. Школьная учительница пришла вместе с сыном мясника и теперь всеми силами старалась не замечать своих учеников, веселившихся у нее за спиной. А вот и пекарь с женой и двумя детьми – едят воздушную кукурузу из одного пакета, правда, младший роняет все на пол. Рядом с ними старик, который каждое утро гасит, а каждый вечер зажигает все пять деревенских фонарей, с деловым видом курит трубку.

Весь цирк был забит знакомыми. Они кивали Лили и Роберту в знак приветствия, но, стоило тем пройти мимо, тут же принялись обсуждать ребят за спиной. «Наверное, – подумала девочка, – им интересно, почему я сейчас не дома, не лакомлюсь всем тем, что целую неделю миссис Раст закупала в деревне, готовясь к званому ужину моего папы».

– А вот и ваши места! – Джоуи остановился у четырех деревянных стульев совсем рядом с ареной. Стулья были отделены от остальных скамеек красной лентой. – Взгляните, какая красота! Отсюда видно всю арену! Тра-та-та! – выкрикнул клоун и, оттянув пальцем нижнее левое веко, принялся вращать глазами во все стороны, а затем заморгал. – Ой-ой! Сердечко колет… Тик-так! А у тебя не так? Ха-ха-ха… Прости! Любопытно просто, как же ты устроена внутри…

Лили напряглась. Он, кажется, точь-в-точь повторил фразу из поздравительного стишка на открытке. Может, это Джоуи его и написал? Что же их всех ждет дальше? У Лили появились нехорошие предчувствия. А клоун тем временем разорвал красную ленту и жестом пригласил их сесть.

Пока они снимали пальто, он показал на красный бархатный занавес по другую сторону арены. Там, в тени, сидел маленький оркестр – трое мужчин и женщина в костюмах из лоскутов. Они играли веселые мелодии в ожидании того, когда последние зрители рассядутся.

– Ты думаешь, что есть места и получше, но, поверь, в этом зале никого нет везучее. Прими еще раз наши поздравления. Мы с тобой еще увидимся в первом отделении, – сказал Джоуи на прощание, махнул рукой и убежал.

Лили беспокойно огляделась по сторонам, пытаясь понять, что их ждет дальше. В одном клоун не соврал: им и правда достались лучшие места – вся арена была как на ладони.

Купол шатра держался на четырех шестах, воткнутых вокруг арены. От них во все стороны был натянут брезент, под потолком висели гирлянды из черных, белых и желтых флажков. На маленьких шестах висели масляные лампы. Тут снова показались клоуны Джоуи и Огги. Они переходили от шеста к шесту и с деланым старанием тушили лампы. Постепенно зрители затихли.