Лёг не в спальне. В холле. Против входной двери. Чтобы когда войдут — сразу его увидели! Голый. Совсем. Жарко. Пусть видят! Он у себядома.

Он, между прочим, у себя дома на нерве сейчас позвонит Светику (или Наташе?): приезжай! не на Богатырский! слушай адрес!.. Этих чирлидерш у него… И пусть жена застанет! Так, да? Застанет? Ах, ты с-с-с…

Из старинных романов: состояние его легче было представить себе, чем описать.

Адреналин. Белая ночь. Зудящий комар. Дал себе по морде — комара не достал. Утренний озноб. Вставать, одеваться. А то — как дурак…

Никто не пришёл. Тогда он сам пойдёт. Сегодня что, суббота? Сегодня же суббота! Он знает, куда пойдёт. Все свои… Голова кружится, тошнит немного, нос забит. Ночка сложная. Ну, ничего-ничего.

Иди-ка ты в баню, Даниялов. Она, баня — от всего…

Да. Получается, несчастный случай.

Экспертиза подтвердила: Clostridium botulinum. В особо крупных размерах. С кем не бывает. По такой-то жаре. Blackout этот до кучи. И обоняние — ноль, зверский насморк. Так бы хоть учуял… Вот ведь как совпало всё.

Хоронили не по обычаю, не в тот же день. Экспертиза, то да сё. Здесь вам не там!

Вдова была черней ночи. Но держалась. Держалась хорошо. Лицо каменное. Нет, медальное. Нет… как сказать… отрешённое, потустороннее. Да не надо ничего говорить. Не сейчас, не здесь.

Тофа Авшаломовна быть не смогла. Телеграмму прислала, звонила. Ещё звонила. И ещё. Но не смогла.

Положите за нас цветы. Он был… тоже замечательный человек. И выдающийся спортсмен! И добрый товарищ! И любящий муж!

Подробности — не надо.

А, нет. Одна подробность. Ни букета, ни цветка. Ленты. Медали. Гирлянды. Ни цветка, ни листика, ни веточки.

Вдова сказала Шахману (добрый товарищ, прилетел, с ним ещё земляки — интеллигентные люди, инженеры, технологи):

— Шахман… Как-нибудь сделай, людям объясни, попроси… Цветов не надо, совсем. Так надо, поверь мне.

Поверил. Вдова…

Но людям как объяснить?

Но попросил, объяснил. Шахман. И ещё земляки, земляки.

И — ни цветочка, ни листика, ни веточки. Такая одна подробность.

Вдова потом всё-таки сказала. Потом, когда все уже отошли немножко:

— Амин очень не любил цветы. Оч-чень не любил.

И лицо у неё такое… как сказать…

Аминь, Амин.

И никто не узнает…

В этой стране стало страшно жить. Недавно случайно нашла в Интернете базу данных поиска людей http: //syim.com/baza. И главное, сделали вроде как для поиска утерянных родственников. Но здесь вся информация о каждом из нас: переписки с друзьями, адреса, телефоны, место работы, и, что самое страшное, есть даже мои обнажённые фото (правда, не знаю откуда). В общем, испугалась очень. Но есть такая функция, как «скрыть данные». Воспользовалась и всем советую не медлить. Мало ли, что эти придурки могут сделать дальше!

Написал sd354wetsdg — 23: 16: 17

Нас всех в ту субботу предсказуемо выдернули. Разнарядка. Журфак. День открытых дверей. Меня выдернули, Макса, Костю Шария, Тараса. Чингиз сачканул. Физиогномика, увы. Третий курс журфака — не дети малые, но где-то дети. Азиятская рожа, проникновенно внушающая тет-а-тет про «благо страны», когда в анамнезе татаро-монголы… Не верю!

Бикмурзин, сегодня — свободен! Встань и иди! Да хоть в баню!

А вас, товарищи Евлогин, Багдашов, Заброда, Шарий, попрошу остаться.

Маленькое, но ответственное поручение. Извольте соответствовать. За штат никто ещё не выведен. Хотя настроение у всех дембельское, запасные аэродромы подготовлены. Кулон Кузьмы. Не сегодня завтра…

Вы мне это прекратите! Про завтра будет видно завтра. Сегодня же — день открытых дверей на журфаке. Васильевский остров, Кадетская (нет, тогда ещё Съездовская) линия. Пятница — исход сессии. Всех на волю, всех на волю! Славно поработали, славно отдохнём! Каникулы!

Ан — суббота. У деканата — объявление: все студенты третьего курса приглашаются. Ну, как приглашаются? Принудиловка по умолчанию. Смотрины. Весь верхний этаж отдан под. И — конвейер. Столики-столики-столики. За каждым — вроде полномочные представители. Новых изданий в ту пору (середина девяностых) народилось, как котят. Всяк хозяин норовит угадать с будущим рабом. Третий курс — очник созрел. Уже умеет, но ещё не избалован. Надо брать, на перспективу.

Запуск по десять-пятнадцать студентов. Собеседование. Нам нужны новые кадры, мы открылись, мы расширяемся. Чем увлекаетесь, что вам интересно? О чём мечтаете? Какими себя видите через несколько лет? Вот вам анкета. Спасибо, мы с вами свяжемся.

Следующие десять-пятнадцать. Следующие. Следующие. Весь курс.

Смотрим человеческий материал, оцениваем. Ассистент рядом с гипотетическим хозяином — не представляясь. Доброжелательный, умноглазый, молчаливый. Понятно, да? Если надо объяснять, то не надо объяснять. Кадры нужны, нужны кадры. Все анкетные данные — вот. Мы с вами свяжемся. А кто такие мы — разговор иной, потом, если захочешь.

Рутинная процедура. Весь курс, конечно, в коридорах не топчется, похохатывая. Да просто не поместятся. И курить на факультете запрещено категорически, даже в сортире, тем более в сортире.

Всей оравой — в Румянцевском садике, угол Университетской набережной, два шага до журфака. Спугнув здешних завсегдатаев-черносотенцев. Обсев скамейки у фонтана (да, фонтан ещё был, не демонтировали) перед обелиском «РУМЯНЦОВА ПОБѢДАМЪ». Тут сообща и дыми лошадиными дозами, гомони, фрондируй в голос:

— А там кто-нибудь из «Плейбоя» будет? Я бы завербовался.

— Ага, «Плейбой»! «Таймс»! «Шпигель»! Скажи спасибо, если тебя хоть «Смена» подберёт!

— «Смена» полный отстой! Не та уже!

— Так им и скажи, если спросят: ах, уйдите, противные! я не продаюсь!

— Все продаются!

— Смотря за сколько.

— Ну, твоя-то цена — пятачок за пучок. Если бы я «шпору» в среду не кинула, ты бы совсем!

— Я тебя тоже люблю и ценю. За «шпору» — вообще страстно!

— Вот кого с руками-ногами оторвут, это Лилиточку нашу! Со «шпорами», без шпор!

— С её руками-ногами — оторву-ут! Лиль, джин-тоник хлебнёшь?

— Нет.

— Обижа-аешь!

— Нет

— Тогда почему?

— Муж не разрешает.

— О! А кто у нас муж?

— Хочешь, познакомлю?

— Э-э, не-ет. Спасибо, нет.

Знамо, кто у Данияловой муж! Пошутить нельзя?

Нельзя!

— Ребяты, а про «Талисман» кто-нибудь что-нибудь слышал, знает?

— Да сдаётся мне, пока одни понты!

— Не скажи. Вроде у них всё по-взрослому.

— Поживём — увидим.

— Если доживём.

— Это — да!

Бодрячки на нервишках. Солнце всходит и заходит — кушать хочется всегда. Пристроиться бы! Хоть на договор! О том, чтобы в штат, мечтай до вручения диплома. В СМИ недоучек не привечают. На договор — куда ни шло. И пойдёшь — при всём уморительном фрондировании. Пойдё-о-ошь! Та же газетная практика, публикации — кровь из носу. Иначе — отчисление, жёстко. По-волчьи выть…

Забавно их всех слушать, если прислушаться. Костя Шарий с Тарасиком забавлялись тут же поодаль, на скамеечке. В шахматы играем, в шахматы. Ветерок освежает, травка зеленеет, бодрячки чирикают. Право, пользительней, чем в аудитории париться, как Аврумычу с Максом. На пальцах кинули — кому куда.

О! Вот и «отстрелявшиеся» студентики в Румянцевский со Съездовской потянулись разрозненно.

— Вторая смена! Вторая смена! Ещё человек десять запустят. Да не торопитесь, там они пока пытают.

— А никто и не торопится! Очень надо!

Очень. Надо.

— Ну, как там? Как там?

— Да никак! Морды, как морды. Но улыбаются. Так надо понимать, мы им больше нужны, чем они нам.

Легко говорить, уже «отстрелявшись»!

— Но взяли? Предложили хоть?

— От «Плейбоя» там есть кто?!