В ЗАГС мы отправились вдвоем, в обычной повседневной одежде. На улице было сыро и слякотно, дул противный ветер, но ни я, ни идущий рядом со мной жених совершенно не обращали внимания на какую-то там погоду. Ведь у нас свадьба, совсем скоро мы станем мужем и женой, и чьи-либо возражения нам уже не помеха!
Пашкины глаза просто сияли от счастья, как две включенные яркие лампочки. Но в мою голову по дороге в ЗАГС начали проникать первые, пока еще смутные, сомнения. Действительно, правильно ли я поступаю? Начинала пугать неотвратимость приближающегося события. Вот еще вчера можно было передумать, не пойти на регистрацию, а сейчас мы уже подходим к зданию районной администрации, и уже нельзя повернуть назад. Откуда-то возникло нелепое ощущение, что меня ведут в тюрьму. Но ведут не насильно, я сама – сама! – осознанно приближаюсь к тюрьме, я хотела этого, я мечтала об этом целый год! Что же я делаю?.. Мама, наверное, была права: рано, не стоит этого делать, не надо… Убежать бы куда-нибудь! А как убежишь? Разве могу я обидеть любимого? Как я посмею сказать, что НЕ ХОЧУ выходить за него замуж? Никак не посмею. Значит, надо идти. И молчать о своих бредовых мыслях, и улыбаться, делая вид, что счастлива. Но я не хочу, не хочу, не хочу! Боже, какая же я дура, что же я делаю?!
Мысли сумбурно метались в голове, не находя выхода в действии, а накатывающие волны страха и вовсе лишали сил. Ноги ватно подгибались и еле двигались, но я, как загипнотизированная, тупо шла вперед. На решительные действия не хватало смелости. И убежать страшно, и дальше идти страшно. И на месте стоять нельзя – опоздаем, а это все равно, что убежать. Ой, мамочки!
«Ну… Может, потом, когда-нибудь, в старости, лет в тридцать, можно будет развестись?» – осторожно мелькнула такая трусливая мыслишка. Я постаралась за нее зацепиться. «Ну, да-да-да. Если окажется потом совсем плохо, можно и развестись. Не в средние века ведь живем, когда замуж выходили на всю жизнь. Да как развестись?! Я же люблю его, жить без него не могу. Ну, а если будет плохо…»
Так я и спорила всю дорогу сама с собой. Не убежала. Пришли.
И вот мы заходим в ЗАГС, находим нужный кабинет, высокая полная женщина приятно улыбается:
– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Как бы вы хотели: здесь, в кабинете зарегистрироваться или пройти в зал для торжественных церемоний? Там все-таки праздничнее, наряднее.
Пашка посмотрел на меня.
– Ты как хотела бы? В зал пойдем?
Господи, что ж они пристали-то? Надо расписаться побыстрее, и дело с концом! Ведь еще чуть-чуть, и я совсем в панику ударюсь и точно сбегу! Нет, не пойдем мы ни в какой зал, иначе я не смогу… Ну ее, эту торжественность.
– Здесь будем… – едва выдавила я сведенными судорогой губами.
Начали… Эта тетечка говорит что-то, так трогательно, проникновенно. Только я почему-то ничего не слышу, ни единого слова. Ах, да, в ушах же шумит от страха, что ж тут услышишь. Все слова, как через вату.
Спокойно… Я вцепилась в Пашкину руку, как утопающий за соломинку, и его рука, в ответ ласково сжавшая мою, немного привела меня в чувство. Все. Стой, где стоишь, приказала я себе. Надо было раньше думать.
Но в том-то и дело, что раньше подумать о том, что я сейчас делаю, возможности у меня практически не было. За минувший год мы с Пашкой практически не расставались ни на минуту. В его присутствии я никак не могла рассуждать трезво и здравомысляще, стоило только увидеть любимого, как все мысли тут же улетучивались неизвестно куда, и оставались только чувства и эмоции, неизменно возникало ощущение пьянящей легкости и эйфории. А стоило мне остаться без него, как на меня нападали родители, и я оказывала им сопротивление из чистого упрямства. Вот, не нашла времени раньше обдумать последствия своих поступков, теперь стой и не дергайся, так тебе и надо!
Вот и последние, заключительные слова: «Объявляю вас мужем и женой»… Свершилось. Я поставила свою подпись дрожащей рукой. Не сбежала, не отказалась. Теперь мы муж и жена. И никто больше не будет вмешиваться в нашу любовь, никто не будет ни от чего отговаривать, поздно! Дело сделано.
После всех формальностей и поздравлений регистраторша предложила нам поцеловаться. С некоторым смущением я подставила Пашке губы – теперь уже на совершенно законных основаниях. Надо же, как непривычно! Вот мы стоим и спокойно целуемся, а я так привыкла получать от мамы нагоняй за то, что мы «постоянно лижемся»! А сейчас целуемся – в государственном учреждении и никто нам не запретит! С ума сойти!
Только-только Пашка отпустил меня, как скрипнула дверь кабинета. Я оглянулась на звук, увидела молодого парня в костюме и с букетом цветов. Мелькнула мысль: «Наверное, следующий жених пришел… Ой! Это же Мишка!»
Взявшись за руки, мы с Пашкой вышли в коридор, где я сразу же угодила в объятия новоявленной свекрови.
– Как вы здесь оказались? – от растерянности задала я дурацкий вопрос. Понятно, как – взяли и пришли. Ногами.
– Чуть-чуть опоздали на свадьбу! – улыбаясь, сокрушенно сказала свекровь. – Мы подошли к кабинету, а вас там уже женят. Зайти мы не решились, боялись помешать. Поздравляю, Наташенька.
– Спасибо.
– И я, и я поздравляю, – подключились Мишка с Васькой (Мишка – старший Пашкин брат, а Вася – самый младший).
Мишка вручил мне огромный букет розовых гладиолусов и поцеловал в щеку.
– А я почему-то подумала, что ты следующий жених на регистрацию, когда увидела тебя в дверях.
– Значит, тоже скоро женюсь, – оптимистично заявил Мишка.
– Давайте посидим где-нибудь в кафе, – предложила свекровь. – Паша у меня ведь самый первый женился. Дай Бог, чтобы у вас все хорошо было, – и вытерла навернувшиеся на глаза слезы.
После свадьбы мы поселились у моих родителей. С появлением мужа в нашей «довоенной» семье все нарушилось. Раньше мы с мамой почти каждый день пекли пироги, торты, блины, часто готовили что-нибудь вкусненькое, каждый вечер собирались на кухне «пить чай», делились новостями о прожитом дне. Каждую субботу устраивалась генеральная уборка, в которой все участвовали даже с радостью, не отлынивая, так как всем нравилось, что к вечеру наш дом блистал чистотой, был наполнен уютом и покоем, и можно было спокойно отдохнуть с приятным чувством выполненного долга. К нам часто приходили в гости и друзья родителей, и родственники, и наши с сестрой подруги. Дом действительно был домом в самом хорошем и светлом смысле этого слова, нам всем было уютно и спокойно друг с другом.
Всегда нас было четверо: мама, папа, моя младшая сестра и я. А теперь стало пятеро. Вот уж действительно… Пятое колесо в телеге. Неписанный семейный уклад молчаливо разваливался. Не было больше вечерних посиделок, новости сообщались мимоходом, да и то, только в случае крайней необходимости. Часто возникали короткие конфликтные вспышки. Кто-то что-то не положил на место, кто-то сел на чужой стул, занял любимый папин диван… Мелочь, а напряжение в воздухе висело постоянно. Мама постоянно твердила, что лучше бы нам жить отдельно, муж, сжимая кулаки и краснея от ярости, кричал в ответ, что он и сам не желает жить с тещей, но каких-либо действий для жилищного отделения не предпринимал. Родители не приняли моего мужа, я приняла его сторону, и тем самым как бы поставила и себя вне семьи. Да и понятно, родители не обязаны любить моего мужа, он для них чужой, посторонний человек, который почему-то живет в ИХ доме.
Часто и мы с мужем ссорились. Пашка оказался бешено ревнивым, причем совершенно безосновательно. После регистрации запретил мне пользоваться косметикой, завивать челку, носить туфли на каблуках и короткие юбки. Все это позволительно, по его мнению, только проституткам, а у него жена «не такая». Без косметики я казалась себе похожей на облезлую мышь, и случайный взгляд в зеркало повергал меня в отчаяние и уныние, что никак не способствовало хорошему настроению.
Мне также было запрещено выходить без мужа из квартиры. Иногда доходило до идиотизма: для того, чтобы сходить со мной днем, когда Пашка на работе, в магазин, который находился через дорогу от нашего дома, из другого района города приезжала свекровь, дабы сопроводить меня за покупками. Идя же по улице с мужем, я не смела поднимать взгляд выше асфальта. Мои попытки смотреть прямо расценивались как намерение построить чужим мужикам глазки.
