Внутри меня шла напряженная борьба. С одной стороны, желание полностью довериться этому человеку, с другой – жуткий страх, от которого сердце колотилось как бешеное.

Старик не сводил с меня глаз. Казалось, он наблюдал за варевом из чувств, бурлившим у меня в душе.

– Я думаю, мне стоит взвесить все «за» и «против».

– Мудрое решение.

Шарль положил трубку и откинулся в удобном кресле красного дерева. Он, как обычно, занял кабинет управляющей – единственный, куда был проведен телефон. Сквозь иллюминатор в медной раме виднелась медленно плывущая баржа, груженная песком.

«Лионский кредит» ответил категорическим отказом.

– Обойдусь без вас, самовлюбленные дельцы Старого Света! – пробормотал он в бороду. – Это сегодня вы сильные. А что будет завтра? Между прочим, динозавры были самыми крупными животными на планете. И что? Вымерли все до одного!

Оставался еще один козырь. Последний шанс раздобыть денег и отреставрировать корабль. Это должно было сработать! Шарль не терял оптимизма, даже напарываясь на очередной риф.

Американские инвестиционные фонды, активно осваивавшие мир после окончания Второй мировой, добрались до Франции, финансовая революция могла случиться со дня на день, а старые чопорные банкиры в костюмах-тройках и с тремя подбородками ничего не видели!

– Добрый день, Шарль!

В дверях показался силуэт Катель. Как всегда, чертовски сексуальна. Облегающие черные брюки из дорогой ткани подчеркивали бедра и тонкую талию. Блузка была скроена так, чтобы обрисовать грудь.

– Входите, Катель.

Она повернулась, чтобы закрыть дверь, а заодно продемонстрировать Шарлю изгиб бедер.

– Садитесь, – пригласил он. – Чем обязан удовольствию видеть вас?

– Просто хотела сообщить, как дела в команде.

– А-а… Отлично.

– Я недавно ввела систему целей, и, кажется, это работает.

– Интересно… Что за цели?

– Каждый сотрудник обязан знать, что и когда ему положено делать. Я определила срок, за который официанты должны накрывать столы, и у них освободились дополнительные пятнадцать минут в день, которые можно потратить на важные дела.

– Очень хорошо.

– В ближайшее время я составлю план по выручке. Тогда официантам придется быть изобретательнее, чтобы клиенты заказывали больше напитков или десертов. В нашей финансовой ситуации мне кажется важным поднять продажи.

– Отличная мысль!

Катель приняла комплимент с довольной улыбкой.

– Правда, есть проблема с одним официантом, Натаном, но тут, кажется, ситуация патовая.

– А в чем дело?

– Скажем так, он явно не на своем месте, и пользы от него ноль. Мальчика, видимо, взяли не подумав, и надо бы уволить его побыстрее, пока не закончился испытательный срок.

– Если нужно, можете это сделать.

Катель скорчила гримаску:

– Это не так просто.

– Почему?

– Сибилла, похоже, не разделяет мою точку зрения. Я знаю, ей в принципе тяжело принимать решения, но тут, кажется, дело в другом…

– Что вы имеете в виду?

Катель сделала вид, что ей неловко, она якобы сомневается, вправе ли раскрывать этот секрет. Шарль терпеливо ждал.

– Дело в том, что Натана наняла Сибилла. Поэтому, понимаете… Уволить его – все равно что уличить в ошибке ее. А это никому не приятно.

– Какая разница! Если он плохо работает, придется с ним расстаться. В нашей ситуации мы не можем позволить себе платить бездельникам.

– Да, вы правы. Нужно думать прежде всего о деле.

Шарль кивнул. «Такая молодая, а все понимает».

– Но знаете… Даже если бы его нанял кто-то другой, она вряд ли осмелилась бы его уволить…

– Почему вы так думаете?

– Наша Сибилла очень милая, но…

– Вы хотите сказать, что она чересчур милая? И находит оправдания любым поступкам?

– Не только.

Катель снова поколебалась, словно подбирая слова, и продолжила наступление:

– Я думаю, она по природе очень пугливая и боится других людей, из-за этого и не может действовать решительно.

– Вы правда так думаете?

Катель кивнула:

– Сибилла видит все проблемы и все ошибки сотрудников, но не решается сказать об этом.

– Если это и правда так, я даже не знаю, что делать…

– Вы заметили, что она ни разу не проводила собрание? Думаю, она боится говорить на публике. А ведь на судне полный бардак. И все потому, что она боится указать людям на промахи.

– Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Не верите? – спросила Катель, гипнотизируя Шарля взглядом. – Тогда предложите ей провести собрание. Вот увидите, она тут же спрячет голову в песок.

Я вышла в полной растерянности, с ощущением, что магистр пытался меня отпугнуть. Зачем? Реми говорил, что братство существует с незапамятных времен. Почему же именно со мной они не хотят иметь дела?

Может, старик счел меня слишком любопытной? Может, не надо было задавать столько вопросов? Реми ведь предупреждал…

Оскар Фирмен упомянул свой возраст, мол, он уже многое повидал и теперь хотел работать только с теми, кто настроен серьезно. Может, под конец жизни ему не хотелось браться за такое сомнительное и рискованное предприятие?

Или наоборот. Может, это давно продуманная тактика? Чем плотнее закрываешь перед человеком дверь, тем больше ему хочется открыть ее.

Ни одно из этих объяснений мне не нравилось. Я привыкла общаться с теми, кому доверяла, и никогда не ставила под сомнение их слова. А в этом человеке слишком многое меня смущало. Хотя, признаться, одним махом решить все свои проблемы, избавиться от страданий… Это выглядело соблазнительно.

Я шла узкими мощеными улочками через застроенный в эпоху Возрождения старый Лион. Время от времени, нырнув в неприметную арку, я оказывалась в потайном проходе, где порой можно было увидеть такие архитектурные диковинки, о которых ни за что не догадался бы, глядя на строгий фасад. В детстве меня завораживали секретные ходы, приводящие в целую анфиладу крошечных внутренних дворов. Я представляла, как в темных кулуарах плетутся всевозможные заговоры, а из-за угла вдруг доносится звон клинков, и вот под стрельчатым сводом показываются два дворянина, пытающиеся проткнуть друг друга шпагой.

Я перешла Сону по пешеходному мосту напротив Дворца правосудия. Утреннее солнце слепило глаза и добавляло красок разноцветным фасадам на холме Круа-Русс.

Телефонная будка на набережной напомнила, что я давно не разговаривала с мамой. Я прошла мимо: в Джибути еще была ночь. Маме я звонила регулярно – не от большой любви, а скорее из чувства долга. У нас сложились непростые отношения. Она так и не смирилась с тем, что я выросла, и постоянно пичкала меня абсолютно ненужными советами, потом не упускала случая напомнить, как была права она и как не права я, поступив по-своему. А если я недостаточно внимательно слушала ее нравоучения, то тут же получала статус неблагодарной дочери.

На корабле я оказалась около полудня, ровно перед началом обеденной прогулки, причем с самым решительным настроем: я собиралась сдвинуть дела с мертвой точки и заставить себя уважать. Оставалось всего десять дней, чтобы доказать, на что я способна. Будущее висело на волоске. Каждый час, каждая минута были на вес золота.

Я наскоро обошла корабль, поздоровалась с командой и твердым шагом направилась в свою каюту. Распахнув дверь, я замерла на пороге. За рабочим столом друг напротив друга сидели Шарль и Катель.

– Прошу прощения, – машинально выпалила я.

Мне стало неловко за внезапное вторжение.

Катель тут же обернулась:

– У нас совещание, ты не могла бы нас ненадолго оставить?

– Да, конечно.

В замешательстве я вышла на палубу.

– Все хорошо, Сибилла?

Бобби неподалеку мыл пол. Увидев, что я выскочила из собственного кабинета, он как-то странно посмотрел на меня.

– Да, да, нормально…

На самом деле я чувствовала себя отвратительно. Как такое вообще могло произойти? Катель говорила со мной ледяным покровительственным тоном, словно начальницей была она… А ведь это я ее начальница, я! И потом… Это мой кабинет. Они сидели в моем кабинете. Извиняться должны были они, а не я! И почему я так позорно сбежала? Почему послушалась? Почему позволила унизить себя на глазах у своего начальника? Это меня погубит. И очень скоро.