– Всем разойтись и успокоиться! Немедленно! – раскатистый низкий и грозный бас Рим-Сина, очень-очень редко выпускаемый им наружу, выдал всю мощь и сталь его характера, давая каждому из присутствующих понять, что он все еще является единственным хозяином этих мест. Даже Абуд заметил, как его охрана сникла и подчинилась. Да что уж скрывать, даже сам Абуд чуть не присел от столь сильного голоса. Сталь и металл прозвучали в нем. В глазах Голез промелькнула надежда и тут же угасла. Братья Азада опустили сабли на пол, но не убрали в забрала. И только влюбленная пара, как будто забыла о существовании окружающего мира, наслаждалась последними минутами и друг с другом, слившись в одно целое тело, как многорукий Бог Шива из индийской мифологии. Золла окинула их, влажными от непролитых слез, глазами и смело шагнула вперед к высокому вавилонянину. Скоро все отрекутся от нее, ибо она похоронит свою праведность и попрет заветы Великого Жречества, сравняет с землей репутацию жрицы Белого Аморея, и будет жить опозоренной судьбой отступницы… Но лучше это, чем увидеть, как от горя разлагается ее семья, из-за того что Милат прыгнет со скалы, не желая жить в мире, где нет ее Азада.

Золла медленно обошла всю обороняющуюся родню Юга и выпрямилась во весь свой рост перед вавилонянином, и, посмотрев прямо перед собой, увидела широкую грудь в черном одеянии. Какого же было ей, человеку ростом выше среднего мужчины, впервые в жизни смотреть на мужчину снизу вверх, он был на целую голову выше нее.

Абуд почти задохнулся, он долго не мог дышать. Перед ним предстала высокая красивая женщина, сошедшая со стен пещер, красоту которой воспевают на всех балладах и рисуют на всех вазах, ей бы позавидовали сами боги, если бы действительно существовали. Она подняла на него томный взгляд, взмахнув пушистым веером черных ресниц, обрамляющих огромные темно-синие глаза, в которых он утонул и потерял свою голову окончательно. Он понимал, что перед ним стоит Жрица Первого Аморея Золла, но Боже, как же судьба насмехается иногда над детьми человеческими, делая столь сладким запретный плод. Ему не хотелось даже моргать, вдруг видение раствориться. Он узнал бы ее в толпе среди тысячи женщин, он знал ее по портретам и рисункам на горшках, которые преследовали его с юношеских лет. Он натыкался на ее образ так часто, что ему казалось, что она существует в его голове, как призрак, как его альтер-эго, отдельная личность, свой личный собственный голос в его голове. И вот тогда он принял для себя решение, что он должен найти ее, а иначе…

Глава 3

«Мне кажется, я любил тебя еще до твоего рождения,

я стоял перед Богом и клялся в вечной любви к тебе»

Кемран

Непонятно сколько они так простояли, глядя друг на друга, но, в какой-то момент, видение заговорило, при том на чистейшем грамотном аккадском языке. Спина высокого мужчины напряглась.

– Меня зовут Золла, я старшая дочь лугаля Рим-Сина и Верховная Жрица Первого Аморея. Прошу вас о помиловании Азада, взамен я вам дам нечто большее, чем…

Абуд резко встряхнул головой, остановив ее взмахом ладони. Наваждение как рукой сняло, когда он понял, что во дворце была живая душа, которая могла переводить все эти полоумные разговоры и избавить всех от мучительного процесса коммуникации двух цивилизаций, разделенных более 1000 летней историей развития.

– Простите меня, Велика Жрица, вы знаете наш язык? – он старался, очень старался не потерять самообладание, от захлестнувших его бури эмоций, от восхищения до возмущения.

– Конечно, я же жрица, я знаю много языков, – ее синие глаза смотрели на него как две холодные льдинки. Налет духовного умиротворения в немигающем взгляде, не мог скрыть тот факт, что она волнуется. Молва говорила правду о старшей дочери Белого Аморея, но вот художники не передали и половину ее истинной красоты на своих картинах, нанесенных на вазы, кувшины и горшки. Вся та каноническая женская красота, которая могла свести с ума сознание любого здорового мужчины, изливалась из ее движений рук и бедер, извергалась из ее глаз, блестела в ее волосах, выдыхалась из ее слов и дыхания, из ее звонкого низкого голоса – этого нельзя передать никакими карандашами и цветастыми красками. И, ее уверенное наглое признание того факта, что она специально не выходила на переговоры, поставили военного лидера Вавилона в замешательство. Она его огрела своей прямотой и всколыхнула в нем то, что дремало слишком долго. Абуд старался обуздать свое животное нутро, которое смешалось с раздражением:

–Так почему же вы не украсили своим присутствием наши переговоры, это бы облегчило нам понимание и сэкономило бы…?

– А я не хотела вам облегчить понимание, – Золла прикусила свой язык и обреченно закрыла глаза. Перебить захватчика – ее дерзость, вмиг разрушило собственное спокойствие. Она выдохнула, открыла глаза и старалась говорить более спокойно. – Простите меня, сын Вавилона, я слегка нервничаю.

Правая бровь Абуда, слегка дернулась вверх, переключившись на ее нервное состояние, он смог отвлечься от своих собственных страстей:

– А как же хваленое самообладание Великой Жрицы Золлы? Или слухи преувеличены?

– Оно покинуло меня в тот миг, когда пятеро чужаков вломились на свадьбу моей любимейшей сестры и в данный момент пытаются убить ее жениха, – она снова не удержалась. Действительно куда делись ее манеры? Прикусить бы ей свой язык. Абуд нашел ее выпады ужасно привлекательными, ее глаза горели от смеси сожаления и плохо скрываемой неприязни, отчего сердце Абуда подступило к горлу. И тут он пытался вспомнить, когда в последний раз был с женщиной.

На удивлении четверых братьев, эта жрица не разозлила его, а даже… оживила? Ибо Абуд засветился как будто… да как никогда.

– Мне показалось или вы вышли ко мне с каким-то предложением? – его брови взлетели на лоб, изображая невинную заинтересованность. Золла усмирила свое волнение, посмотрела в окно, собралась с духом, снова перевела взгляд на него и произнесла:

– Я предлагаю вам заключить брак со мной.

Глаза Абуда почти вывалились из орбит. Он не ослышался? В зале воцарилась немая тишина, Милат и Азад обернулись к сестре, весь зал замер. Не нужен был перевод слова «свадьба», на обеих языках оно звучало одинаково. Никто не мог поверить услышанному. Абуд сверлил ее взглядом и не понимал, что здесь происходит. Он прочистил горло и произнес:

– Я лугальдин Вавилонского царства, я не имею права жениться. Никогда.

– Я прекрасно знаю кто вы. Я предлагаю брак не лугальдину Вавилона, а Абуду Черному Плащу.

– Но ведь вы Великая Жрица. Даже я не могу просить вас о таком. Это кара небес…

Золла долго смотрела в его глаза, пытаясь угадать, что подразумевалось под фразой «даже я не могу вас просить о таком» Но потом она вдруг поняла, что ей абсолютно плевать на его истинные помыслы.

– Милат отречется от права на диван, – она выдержала паузу и подняла на него чистейшего цвета синие глаза. – А я отрекусь от своего сана и стану вашей женой, как законная наследница Первого Аморея.

Милат с энтузиазмом поддержала слова сестры, видимо она тоже понимала аккадский в совершенстве, так как к ней обратились за разъяснениями Азад и его мать. В глазах Голез снова загорел огонь надежды, он просто полыхал.

Абуд продолжал пытаться понять, с ним сейчас играют или торгуются:

– Вас проклянут не только в этих землях, но и далеко за пределами Аморея… вы же знаете, насколько далеко разошлась ваша слава, если уж у самого царя Вавилона есть мечта совершить паломничество к Храму Великой Золлы. Ваша репутация, подпорченная нашим бракосочетанием, обернется для вас настоящим проклятием множества верующих людей.

На лице Золлы растянулась загадочная улыбка хищника, как будто всем видом пыталась сказать «покусаете, но не проглотите» Ей не привыкать к всеобщему шоку, когда-то и гетер считали низшим классом женщин, пока она не взяла их под свое крыло.