– Борис Николаевич, осталось трое. Седня позвоню, решу вопрос.

Борис Николаевич никогда не принимал плату по частям. Требовал, чтобы заносили сразу полностью. Имущественное положение родителей учеников Мамина было разным. Не всегда вовремя могли внести оплату. Мамин регулярно докладывал до нужной суммы свои кровные, чтобы избежать столкновения с сенсеем.

– Мамин, ты же знаешь, что деньги нужны для развития федерации. Соревнования, аттестации, кубки, грамоты, сертификаты. Это все федерация оплачивает…– сенсея оседлал своего любого конька – рассуждения о тратах федерации.

Мамин к рассуждениям привык, хотя и не понимал, зачем это ему знать. Взносы должны быть и они должны поступить в кассу. Это правило! Для Мамина этого было достаточно. Его устраивала жизнь по правилам. По справедливости, как он это понимал. Вот он пришел работать в федерацию каратэ. Там был свод правил. Мамин его прочитал и запомнил. И дальше жил по этим правилам. Он не задумывался, справедливы ли они. Для него они были справедливы, потому что ему их показали и он согласился.

Сенсей распалялся еще несколько минут. Двое слушателей покорно внимали. Но с разным настроением. Поярков внимательно и с интересом, даже с усмешкой; Мамин обреченно, стоя навытяжку.

Когда сенсей , наконец, вышел, Санчес сказал:

– У тебя на сегодня все?

Мамин кивнул.

– Пойдем, посидим где-нибудь.

***

Они шли по мощенной улице, задевая друг друга рукавами пиджаков. Солнце стояло высоко и щедро осыпало лучами брусчатку. Говорить не хотелось. Сейчас они сядут в каком-нибудь уютном месте, и у них будет время обстоятельно поговорить. Санчес появился спустя семь лет, нашел его и это не случайно. Мимо проезжали автомобили, поднимали дорожную пыль, завихряя ее в прозрачную турбулентность, и, отбрасывали горячими волнами на тротуары, прохожих и стены домов.

Мамин думал о том, кто теперь идет рядом с ним. Друг, товарищ, соратник? А может, приятель, давний знакомый? Связывает ли их сейчас что-то, кроме того случая? В тот раз Саня взял все на себя. Отвел удар. Помог. Но тогда Мамин знал, кто перед ним. Это был лучший друг! Даже больше, чем друг! Единомышленник, плоть от плоти родной человек! Ему Алексей мог доверить все и еще немного; мог пойти куда угодно и на что угодно.

С Поярковым они знакомы с курсантских времен. Тогда при первой же встрече быстро и легко сошлись. Общие интересы, схожее деревенское детство, и просто симпатия помогали в их дружбе. Оба были увлеченными и любознательными. Представления о жизни, о будущем тоже во многом были схожи. Одна картина мира на двоих! Было и еще что-то! Необъяснимое, иррациональное чувство доверия. Оно возникло из ничего и сразу. Мамину ни разу не пришлось усомниться в этом. Пока Санчес однажды не исчез.

Курсантами помогали друг другу в жизни и спорте. Они не были похожи. Разные темпераменты, разные интересы и увлечения. Например, в спорте. Если Мамин увлекался шахматами и каратэ, то Поярков был убежденным лыжником и легкоатлетом. Алексей – жаворонок, Саня – сова. Каждое утро (когда они жили вместе в общаге) Мамин будил Пояркова хрустом костей и сопением, тренируя отжимания на одной руке. Потом делал упражнения на пресс и что-то еще. В общем, спать мешал. Саня скрипел зубами, но терпел. Друг все-таки. Книги их интересовали тоже разные. Мамин читал Дюма и Хорни; Саня – Тополя и Незнанского.

Их дружба отличалась заботой друг о друге. Если удавалось раздобыть «вкусняши», всегда делились. Санчес, законченный педант, частенько следил за тем, чтобы Лемыч, равнодушный к одежде, не шнырял по улице в холодное время легко одетым. Прозвище Мамин получил в институте от Леха Мамин – Ле-ма, Лемыч. К Пояркову прозвища как-то не цеплялись и Мамин звал его просто Санчес.

Все это такое близкое, родное, думал Мамин, разглядывая до блеска начищенные туфли Санчеса. Как объяснить это возникающее непонятно откуда чувство радости и покоя? Как будто ты вновь оказался в своем прошлом, где тебе было хорошо. В том временном пространстве прошла его курсантская жизнь. Его и Санчеса. Многих эпизодов сейчас и не вспомнить. Да и преувеличением будет равнять этот щенячий восторг с тем, что было. Там было по-разному. Хорошо и плохо. Весело и не очень. Но до сегодняшней встречи с Санчесом Мамин не задумывался, что же связывает его с тем временем. После трагедии с Ирой Мамин несколько лет вытравливал из себя память, словно хирург кюреткой выскабливал плод. И как это обычно бывает, вместе с плодом многое, что связывало его с Поярковым, оказалось выброшенным и забытым. С момента бегства Алексея в Брест они не виделись. Общались по телефону. А три года назад Санчес исчез даже с этих радаров. Просто. Без объяснений.

А теперь они шли вдвоем по Невскому проспекту. Алексей задавал себе вопрос, что связывает его сейчас с Поярковым? Ответ – время «первых»! Первых…! Тогда, все было впервые. Первые самостоятельные шаги вдали от дома; первый выбор; первые споры о жизни, о прочитанных книгах, настоящие споры, жаркие, до драки; первый бунт; первое настоящее и притворное; первое серьезное и ответственное; первое можно и нельзя; первая правда и неправда, когда не знаешь точно, где что!

Где все теперь? Это ПЕРВОЕ? Недоступно, недостижимо, как время. Не потрогать, не прижать, даже не оттолкнуть. Жизнь утекала, словно песок сквозь пальцы. И нельзя наклониться, подобрать. Дать еще раз высыпаться. Ничего не повторяется. Ничего! Все в первый раз и только единственный раз. Как в шахматах. Заново ход сделать нельзя. Даже если фатально ошибся. Есть только выбор. Сдавайся либо играй. До конца. Хочешь играть – ходи!

***

Кафе «DEL MAR» было небольшим, мест на двадцать, но очень уютным. Его выбрал Поярков. В это послеобеденное, еще не вечернее время, кафе пустовало. За баром скучно прохаживался бармен, подыскивая себе занятие. Он, то брался протирать бокалы, то заглядывал в кофе-машину, то поправлял висящие на держателе фужеры. Время от времени бармен поглядывал на посетителей, занявших столик в конце зала. У стойки дежурила стройная официантка.

– Уж не знаю, Лемыч, что тебе там померещилось на вокзале. Но приехал я только сегодня, – сказал Санчес, когда они уселись за столик.

Мамин удивился, но вида не подал. Крыть было нечем, он действительно не был уверен, что видел именно Санчеса.

– Предлагаю по писдесят, – сказал Санчес и заулыбался.

Мамина тоже улыбнуло. А потом оба рассмеялись. Вспомнилась история, случившаяся с ними в казино. Это произошло в единственный раз, когда Алексей там побывал. Еще курсантами слоняясь по городу, пошли в казино. Оба там оказался впервые. Поскольку карточные игры они не знали, сели за рулетку. Во время игры предлагали коньяк. Бесплатно. Мамин с Санчесом не пьющие, на спорте, но от халявы не отказались. Так и пошло. Ставка за ставкой, под коньячок.

«Делайте ваши ставки» – прозвучала команда крупье, очаровательной блондинки лет двадцати в туго обтянутом бордовом костюме со вторым, но стремящемся к третьему, размером груди. Собственно, друзья и подсели к столу из-за нее.

– Чертовка, – прошептал Санчес. Алексей согласился.

На одной из ставок Саня сказал:

– Ставлю писдесят на красное.

Девушка-крупье взяла и повторила:

– Писдесят на красное, – и покраснела.

Все произошло быстро, многие за столом даже внимания не обратили. Только не инспектор у стола, девушка чуть постарше, и менее привлекательная. Она взглянула на блондинку и после этого розыгрыша крупье сменила. Как потом выяснилось, девушку-крупье оштрафовали. Впрочем, когда блондинка вернулась, Поярков вручил ей чаевые в виде трех оставшихся фишек по сто рублей. Все, что у них было, они тогда оставили в казино.

Санчес помахал стоявшей у бара официантке. Та подошла. На небольшой аккуратной груди был приколот бейдж «Анжелика».

– Что будете заказывать?

– «Джеймесона» ноль семь, оливок без косточек, колы, пару стейков, горошек, лед, – потом перевел взгляд на Алексея и продолжил, – Ты что-нибудь будешь, Лемыч? – с чувством юмора у Пояркова было все в порядке, как и прежде.