– Хорошо. – Спокойно сказал Кир.

Застывшие как при игре в «море волнуется раз» медики ожили.

– Живи спокойно, Ангелочек. Папа всех накажет.

Ледяной металл коснулся кожи, она натянулась, а потом с тихим стоном расступилась под его натиском.

Отпечаток детских губ на щеке Кира вспыхнул с новой силой.

Маршрут построен

Так близко и в то же время так далеко.

В тот единственный раз, когда Матвей видел её, девушка прошла на расстоянии вытянутой руки. Ветер безжалостно теребил серые плащи прохожих, но словно специально, аккуратно обходился с её распущенными рыжими локонами. Под землей гудело вечно движущееся метро, над головой свистели машины, забравшие себе все верхние ярусы, а люди топтали то, что по-прежнему называлось землей. Девушка прошла так близко, что одна огненная прядь скользнула по щеке молодого человека, оставив на ней алый румянец. Матвей мог коснуться руки незнакомки, но мгновение ушло, и многоликая толпа развела их по разным полюсам.

Обычно Матвей возвращался с работы одной и той же дорогой. В маршрутизатор на запястье он заносил заученные наизусть координаты и необходимое время прибытия.

«Маршрут построен» – сообщал ледяной женский голос в наушнике и выдавал четкие инструкции о передвижении. Человеку оставалось лишь послушно следовать командам.

«Триста восемь шагов в указанном направлении».

«Отсчет пошёл».

«Вы превышаете допустимую скорость».

«Скорость в пределах оптимальных значений. По прибытию в пункт назначения необходимо провести внеплановую калибровку длины шага и средней скорости передвижения».

«Через двести шагов поверните направо».

Этот голос знал каждый человек в городе. И мало кто, смел его ослушаться.

Глобальная сеть беспрестанно и безошибочно строила маршруты для всех и каждого. Люди ходили по расписанию, словно поезда или самолёты. Никто не опаздывал, никто не задерживался. В этом мире величайшим грехом было сойти с маршрута и помешать ближнему своему, достичь желанной цели в нужный момент времени. В лучшем случае самовольничество заканчивалось твоим опозданием, а в худшем опозданием ещё кого-то. И тогда будь добр выплати солидный штраф и ещё более солидную компенсацию пострадавшему, или, не дай Бог, пострадавшим.

В тот день, когда Матвей встретил незнакомку с огненно-рыжими волосами, он шёл другим, новым маршрутом. Тимур – его друг по институту – праздновал тридцатилетие. Гости собирались в ресторане «Неон» на другом конце города. Матвей никогда не был в этом районе. Полчаса он провёл в метро, а когда вышел, занял «забронированное» место в человеческом потоке. На улице было так же душно, как и в подземке. Матвей чувствовал на себе обжигающее дыхание других пешеходов и сам дышал в затылок впередиидущей женщины.

По правую руку от себя, в параллельном потоке, Матвей заметил Сергея. В институте того прозвали Профессором за очки в массивной оправе и незаурядную память. Лет десять назад, когда на руке вместо компьютера, люди всё ещё носили обыкновенные часы, Матвей мог бы запросто прибавить шагу, перестроиться и хлопнуть приятеля по плечу. Они дошли бы до ресторана вместе, болтая по дороге о всякой ерунде. Но сейчас это было невозможно. Просто невозможно. Профессор был вроде бы совсем близко, но в то же время слишком далеко.

Когда стальной, нетерпящий возражений голос в наушнике приказал повернуть направо, навстречу хлынул другой поток людей. Матвей поджал плечи, чтобы никого не задеть. Вывеска «Неон» уже маячила на горизонте, соревнуясь в яркости с алым крестом областной больницы. В этот момент он и увидел её. Пульс Матвея сбился, как и ритм шагов.

«Скорость ниже допустимой».

«Достигнуто критическое значение».

Матвею наступили на пятку. Вздрогнув, он прибавил шагу.

На свой страх и риск молодой человек обернулся, но всё, что успел выхватить напоследок – веер её оранжевых волос, раздуваемых, то ли ветром, то ли чужым дыханием. Потом весь мир загородило удивленное и отнюдь недоброжелательное лицо мужчины, готового вторично, и на этот раз специально, наступить Матвею на пятку.

С тех пор каждую пятницу Матвей заносил в свой маршрутизатор координаты «Неона» и просил женщину из компьютера проводить его туда к семи вечера. Доселе незнакомый район стал практически родным. В ресторане Матвей занимал место у окна и два часа пил зеленый чай, всматриваясь в лица прохожих.

Здесь в «Неоне» и там за окном было два абсолютно разных мира. Официанты свободно лавировали между столиками с подносами наперевес. Белые, идеально выглаженные манжеты их рубашек не знали, что такое грубая хватка маршрутизатора. Полная свобода, если не считать администратора в углу. Но там, за порогом правила менялись. Там у каждого было своё место, своя траектория, свой маршрут.

Наверное, это тоже своеобразная свобода, ведь в конечном итоге каждый получал то, что хотел и главное вовремя. Но все же, чего-то не было в этом идеальном мире. Матвей пытался понять, чего именно, но всякий раз мысль ускользала, теряясь в десятке других. Вот где неплохо бы навести порядок. В собственной голове.

«А что будет, если я вновь её встречу?» – Эта мысль возникла впервые на седьмую пятницу, когда от первичной эйфории, как и от румянца на щеке, давно и след простыл.

«Я просто скажу – привет. И если успею, то добавлю, что меня зовут Матвей. А она? Успеет ли она ответить?»

Так пришёл кризис. Ещё вчера Матвей жаждал лишь новой случайной встречи, не задумываясь ни о чем, но сегодня за директорский стол неожиданно уселся здравый смысл. Этот суровый правдоруб говорил, что выход один – назначить встречу, условиться о времени и месте. Но как это будет выглядеть?

«Эй, ты! Завтра в Неоне, вон там, в семь вечера! Ты слышала? Ты придешь?»

Какая чушь. И позор.

– Ты вымирающий вид – романтик. – Так говорил Профессор в ту первую пятницу, когда Матвей не удержался и поделился захлестывающими нутро эмоциями от неожиданной, в этом мире правильно было бы сказать незапланированной, встречи.

– У тебя на работе уйма свободных, и подчеркну особо, красивых девушек. Но ты умудрился влюбиться на ходу, в лицо в толпе, за пару секунд. – Профессор говорил абсолютно беззлобно, делая небольшие перерывы на глоток коньяка за здоровье именинника.

– Знаешь, что мне это напоминает? – Вклинился сам виновник вечера. – Помнишь, в одиннадцатом классе тебе нравилась Машка из девятого?

Матвей помнил. Но не саму Машу, чей физический облик померк и истерся, а скорее те ощущения, которые в нём рождались в ту пору.

– Мы тогда с тобой всё лето ходили в её двор. Сидели, смотрели, а ты так и не решился подойти. Возможностей было море, но смелости тебе не хватало. А сейчас всё наоборот выходит.

– Я поясню, почему назвал тебя вымирающим видом. – Вновь взял слово Профессор. – Ведь как раз именно потому, что люди вроде тебя перестают размножаться. Уж извините за грубый научный термин. Условия для вас неподходящие. В наших реалиях влюбляться надо в тех, кто с тобой в одном потоке. Может тебе обратно в Рязань махнуть? Там маршрутизаторы вроде бы только вводят, да и Машка может, ещё никуда не делась.

– Нет уж, спасибо.

Очередная пятница, кажется десятая или… Неважно, Матвей уже сбился со счета и впервые задумался, прежде чем ввести координаты «Неона».

«А может ну её? Шансы ведь мизерные. Сколько у нас здесь сейчас населения? Миллионов сорок? Нет, кажется больше».

Матвей посмотрел на соседний стол. Юля Самойлова собиралась домой: разложила документы по папкам, подкрасила губы, улыбнулась Матвею.

«Влюбляться в тех, кто с тобой в одном потоке».

«С Юлькой мы не просто в одном потоке. Мы в одном кабинете, под одним кондиционером. Может, стоит и под одно одеяло забраться?»

– Ты домой? – спросила девушка.

– Да, – задумчиво протянул Матвей, и рыжие пряди незнакомки, которые маяком горели в его сознании последние месяцы, вдруг поблекли.