Эмма Хамм

Вены магии

(Другой мир — 2)

Перевод: Kuromiya Ren

Глоссарий

Туата де Дананн — высшие фейри, изначальные и самые сильные создания фейри.

Благие фейри — светлые фейри, живут по правилам Чести, Добра и Порядка.

Неблагие фейри — темные фейри, живут без правил и не ценят красоту.

Дану — мать всех Туата де Дананн, считается матерью «земли».

Нуада — первый Благой король, часто зовется Нуадой Среброруким, у него была металлическая рука после потери своей в бесстрашном бою.

Мака — древняя Туата де Дананн, известная как одна из трех сестер, что образуют Морриган. Ее символы — лошадь и меч.

Красный колпак — проблемный фейри, часто издеваются над курицами в садах.

Блуждающие огни — маленькие шары света, что заводят путников в болота, обычно, чтобы человек потерялся.

Брауни — дружелюбные создания, похожие на мышей, чистят и готовят для тех, кто с ними добр.

Пикси — крылатые фейри, их лица похожи на лист.

Подменыш — старые или слабые фейри, которых заменяют на детей людей, обычно их считают болезненными детьми.

Гном — считается уродливым, маленькие неуклюжие фейри, что заботятся о садах и удивляют своим зеленым пальцем.

Дуллахан — жуткие и часто злые фейри, что носят головы на коленях.

Бин сидхе — банши, их крики отдаются эхом, сулят смерть всем, кто их слышит.

Гибразил — легендарный остров, который видно лишь раз в семь лет.

Мерроу — русалка, у них зеленые волосы и пальцы с перепонками. У мужчин жуткие ярко-красные носы, жабры, две ноги и хвост.

Боггарт — брауни, что злится или сбивается с пути, становится боггартом. Они обычно невидимы, у них есть привычка прижимать к людям холодные ладони, пока они спят.

Пука — фейри, подражающий зверям, особенно собакам и лошадям.

Келпи — существо, похожее на лошадь, живущее на краю болота. Пытается уговорить прокатиться на нем, но убегает потом под воду и топит всадника.

Селки — фейри, что может становиться морским котиком, пока у него есть своя кожа котика.

ПРОЛОГ

Как-то роза полюбила оленя.

Она была лишь семечком, когда он впервые прошел. Она увидела его, пустила корни в землю. Маленькие почки появились, когда он прошел мимо в следующий раз, и она расцвела, чтобы он склонился и понюхал ее сладкий аромат. Ее листья были опущены, она убрала шипы, чтобы не напугать его.

Но розы не могли расти на соленых берегах. Он предложил ей забраться на его рога, где он мог нести ее. И хотя розы должны были жить в земле, она обвила корнями его рога.

Он нес ее какое-то время. Она повернула лепестки к солнцу и плясала в лучах. Она хотела пить, но не говорила ему, ведь боялась, что он спустит ее. Она была счастлива впервые за свою короткую жизнь.

Волны добрались до их дома и угрожали здоровью оленя. Хоть он не сказал розе, он переживал за нее. Олень мог доплыть до берега.

Роза точно утонет.

Но в день, когда волны были выше всего, мимо пролетал ворон. Олень крикнул ему и попросил ворона забрать розу когтями.

— Отнеси ее в безопасность, — попросил он. — Туда, где она сможет пустить корни.

Ворон нежно взял ее, не слушая ее печальные крики. Лепестки тянулись к оленю.

— Ты будешь дома, — сказал он. — Роза не может расти без почвы.

Они летели над землей и водой. Соленые брызги жгли ее корни, сбивали лепестки с ее цветов. Когда ворон опустил ее в лесу, она сдалась.

Старый дуб вздохнул:

— Ты не роза. У тебя нет шипов.

— Я — роза, хоть мои шипы притупились.

Береза покачнулась.

— Ты — не роза. У тебя нет лепестков.

— Я — роза, хоть лепестки облетели.

Ясень плакал:

— Ты уже не роза, но ты можешь стать чем-то большим. Поспи немного в моих корнях.

Когда роза проснулась, она поняла, что древние деревья были правы.

Ветви росли из ее волос, кора покрыла кожу. Корни опутали ее ноги, но она была не такой, как деревья. Ее тело было изогнутым, разум — ясным, и она смогла отодвинуться от них.

— Видишь? — сказал ясень. — Ты все-таки не роза.

1

Роза и олень

— Сорча, лицо чешется!

— Сорча, живот болит!

— Сорча, не могу дышать!

Сорча сдула спутанную прядь с лица и посмотрела на потолок, словно видела сестер сквозь пол. Они говорили, что болезнь сделала их бесполезными, отказывались покидать кровати, сколько бы раз Сорча ни говорила им, что они не умирают.

Пока что.

Грязная одежда мешала видеть, гора была такой высокой, что Сорча едва видела за краем, ее руки дрожали от веса. Это была первая охапка из многих, которые ей нужно было отнести к реке. Только она из семьи не пострадала от чумы, и только ей можно было покидать бордель.

— Не радует, — буркнула она и крикнула. — Я сейчас буду, дорогие сестры!

— Сорча!

— Я знаю, вам неудобно, но я умоляю вас, потерпите! Мне нужно разобраться со стиркой.

— Стирка важнее нас?

Она закатила глаза. Ее сестры всегда хорошо умели убеждать отца, что им было плохо. Вот только они не могли убедить в этом сестру-целительницу.

Сорча напомнила себе, что они были больны. Чума кровавых жуков была не пустяком. Она тихо убивала. Но Сорча не могла отогнать ощущение, что они могли хотя бы попытаться помочь. Даже папа выбирался из кровати на ужин. Он не заставлял ее носить тарелки наверх и обратно.

Прохладный ветерок задел ее потную шею. Его прикосновение было приятным, хоть и удивительным, ведь ставни были заколочены.

Она приподняла бровь, опустила белье на пол и толкнула дверь кухни. Отец сидел и кормил маленькую коричневую птицу на подоконнике, доски прислонялись к стене рядом с ним.

Сорча прислонилась к дверной раме и скрестила руки на груди. Папа подвинул семена. Он терпеливо позволял птице съесть еще. Она была все ближе, а потом крохотный поползень прыгнул на его ладонь и ел оттуда.

— У тебя редкий талант, — сказала она.

Он поднял взгляд с улыбкой.

— Научился у тебя.

— Да?

— Когда ты была маленькой, ты говорила: «Папа, птицы боятся тебя, потому что ты большой. Если будет маленьким и тихим, они тебя полюбят, как любят меня».

— Не думаю, что ты сделал себя маленьким.

— Я никогда не умел хорошо менять облик.

Поползень тряхнул перьями и съел еще зернышко, а потом улетел в окно без шума. Папа меланхолично смотрел ему вслед.

— Ты скучаешь по свежему воздуху, — сказала Сорча.

— Больше всего. Что сейчас за время года?

— Наступает весна. Думаю, снег выпал в последний раз.

— Так скоро?

— Это не ощущается скорым, — рассмеялась она. — Но мы еще тут. Это радует.

— Все мы?

— Да. Кого-то не хватает?

Папа повернулся на стуле у окна и окинул ее взглядом.

— Может, я и болен, но не слеп. Ты оставила кого-то.

— Все что-то оставляют после долгого пути.

— Даже когда это другой мир?

— Да.

Сорча села за длинный стол на кухне, сняла грязный платок с головы. Грива рыжих кудрей рассыпалась по ее плечам. Все еще было странным, что ничто не изменилось в доме, где она выросла.

Деревянный стол был с отметками, которые она вырезала, чтобы отвлечься от ссор в семье. Травы сушились над огнем, заполняя воздух запахом базилика и розмарина. В котле кипел суп на ужин.

То же, но и не такое. Она замечала детали, которые не беспокоили ее раньше. Пыль в уголках у камина. Паутина под потолком. Холодный ветерок не пропадал.

Она выдохнула.

— Хочешь услышать истории о Гибразиле?