— Хватит, Нуар!
Маринетт чувствовала, как его слова влияют на неё. Как они проникают внутрь и отдаются в глубине, в самом сердце, а потом вместе с горячей бурей следуют к низу живота. Ноги непроизвольно сжались, и Дюпен-Чен почувствовала собственную влагу между бедер.
«Надо что-то делать!» — панически кричала одна часть Маринетт, пока другая…
Словно завороженная, впервые в жизни увидела в Коте что-то интересующее ее. Сейчас Нуар не был влюбленным парнем, говорящим глупые каламбуры. В данный момент блондин возвышался над ней, всецело захватив ее внимание, жар его тела плавил мозг, взгляд будто доставал до потаенных недр души, а запах…
По-настоящему мужской, терпкий. Обволакивающий, подчиняющий. Так обычно пахло глинтвейном в уютный рождественский день. Корица, гвоздика, долька апельсина и нотка опьяняющего вина. Аромат проникает в каждую альвеолу легких и ударяет в голову не хуже, чем самый крепкий алкоголь. Туманит рассудок, заставляет подкашиваться ноги.
— Моя Леди, — томно шепчет он, лаская своим дыханием ее приоткрытые губы, — Маринетт, я так хочу тебя.
Поцелуй был почти предсказуем, но все же воздух застревает в глотке, а сердце в немой мольбе о спокойствии устраивает адскую тахикардию. Если Нуар горячий, то его губы будто само дыхание Преисподней опаляют ее всю. Он со всей супергеройской силой вжимает ее в прохладное дерево двери, его руки крепко сжимают девичью талию, комкая в ладонях приятную мягкость полотенца, а выпирающая через чёрный латекс эрекция прижимается к ее животу.
Маринетт кажется, что она горит изнутри. Фейерверк эмоций взрывается в ней, подобно самым богатым новогодним салютам. Он грубо, настойчиво сминает ее губы своими, так, будто делал это много раз до этого. По-хозяйски оглаживает ее бок и следует рукой ниже к бедру, надеясь ощутить голую кожу под кожаными перчатками.
ЛедиБаг не поняла в какой момент, но начала отвечать ему, немного робко, не смело, не успевая за его движениями, но пытаясь влиться в процесс. В голове был слышен лишь шум, будто антенна от телевизора сломалась, и теперь он прекратил показывать каналы, предоставляя взору лишь дурацкую серую рябь с противным, жжущим звуком. Так заглушались ее разумные мысли, давая волю чему-то другому, по-настоящему правильному. Все ее существо, ведомое законами инстинктов, льнуло к Нуару, поддавалось его уверенным сильным движениям, его грубым поцелуям.
Его ладонь стремительно съехала вниз по бедру, движимая чистым инстинктом, и Маринетт вскрикнула, ощущая боль, почти заглушаемую страстью, бурлящей внутри. Стальные когти на его перчатках располосовали край полотенца и совсем немного задели нежную плоть ее бёдра. Алые капельки выступили из продольных ранок, орошая белоснежную гладь ее кожи, а Нуар, полностью поглощенный ее запахом, ее теплом, всей Леди — лишь юрко пробрался языком в девичий рот во время ее короткого крика.
Это снесло крышу обоим. Напрочь уничтожило любые сомнения в голове Маринетт и распалило и так мощное желание Адриана ещё сильнее. Они сплелись в будоражащем поцелуе, ощущая, как пробивает током до самых кончиков пальцев. Язык Нуара вылизывал жар ее рта, как любимое клубничное мороженое, а зубы Леди то и дело пробегались по его нижней губе, вырывая мурлыканье из его груди. Девичья ладонь медленно прошлась по шее Агреста и зарылась в его шелковистые, светлые пряди, чуть оттягивая. Кот хрипло зарычал от массивной стаи мурашек, следующих от его затылка к паху, сильнее вжался своей эрекцией в ее живот и наконец-то дёрнул махровое полотенце вниз, пытаясь избавиться от единственной преграды между ним и обнаженной Леди.
Маринетт почувствовала, как мягкая ткань медленно сползает с неё и дикое осознание происходящего наравне с ужасом, что сейчас Кот увидит ее голой, заставило резко распахнуть глаза и отшатнуться назад, что конечно же, не принесло никаких результатов. Странное вожделение и страсть к этому парню, который скрывался под черной маской, никуда не ушло, становясь лишь всеобъемлюще, но эта зудящая правильность и мысленная вера в то, что она будет до конца своих дней ждать лишь любовь всей жизни — Адриана Агреста, напористо боролась со странными инстинктами.
— Нуар, отойди, — оглушительно прошептала она, пытаясь вырваться, но когтистые руки лишь сильнее сжали ее.
Полы полотенца разошлись, обнажая небольшую грудь и верх живота, но зажатая между их телами ткань не торопилась раствориться полностью, следуя желанию Кота.
— Маринетт, — промурлыкал Нуар, не расстраиваясь из-за потери контакта с ее губами и наклоняясь к изгибу изящной шеи, — ты же хочешь этого. Я чувствую.
Её запах уносил в пучины страсти с каждым новом вздохом. Сейчас ему было не важно, присутствует ли в воздухе кислород, он бы мог дышать только ею и ничем больше. Адриан какой-то отдельной частью мозга вспомнил рассказ отца о том, как он нашел родственную душу, его будущую жену и мать Агреста. Во всем был виноват запах желания, который сводил с ума, рушил все в подсознание и возводил новые цели и желания.
Коту было не привыкать. Леди давно нарушила его, сломала. Он уже несколько лет принадлежит только ей, но сейчас — этот запах дал понять, что она и правда та самая. Только его Божья Коровка, его Маринетт.
А потому Адриан, уверенно выцеловал каждый миллиметр ее сладкой кожи, не обращая внимания на руки, пытающиеся с каждой секундой оттолкнуть его все слабее. Сейчас Нуар понял, что это судьба. Что они — как бы это странно не звучало — соулмейты, и чтобы все у них было хорошо, осталось только ей это осознать и принять.
— Кот, прекрати, — почти неслышно прошептала Мари, неосознанно наклоняя голову, предоставляя ему больше простора для действий.
— Почему? Ты не желаешь меня? — спросил Адриан, чувствуя, как от такой перспективы иглы боли начинают колоть сердце.
— Хочу, — просто ответила его Леди, упираясь затылком в деревянную поверхность двери.
«Она меня хочет».
Острая радость ударила в солнечное сплетение, и Нуар грубо всосал ее нежную кожу в свой рот, с наслаждением оттягивая и чувствуя, как здравый смысл слетает с предохранителей теперь наверняка. Маринет едва слышно хнычет, до этого никогда не испытывая таких ощущений, выгибается, дотрагиваясь сосками до его тела, одетого в плотный латекс. Тут же невыносимое желание берет верх, грудь наливается тяжестью, а соски твердеют.
«Боже, да что со мной не так? Откуда этот пожар во всем теле и сердце, желающие выскочить из груди навстречу ему?».
— Тогда зачем прекращать? — вопрошает Кот, мучительно медленно ведя языком по яростно бьющейся жилке на ее шее.
В голове все путается. Хочется забыться в таких обжигающе тёплых объятиях Нуара, но образ Адриана внезапно настигает сознание.
— Мне… мне нравится другой.
Эти слова могли бы вдребезги разбить его сердце, но Адриан знает, что нравится этой жутко правильной девушке именно он, настоящий он. Но все-таки, неприятное чувство пронзает грудь с левой стороны, заставляя слегка зажмуриться.
— И он отвечает тебе взаимностью?
— Мы всего лишь друзья.
От нотки печали в ее голосе становится ещё хуже, чем от своих собственных чувств. Он-то знает, что Мари любит именно его человеческую часть, а вот она совершенно не осознаёт, что сейчас прижимает ее к двери тот, кто запал ей в сердце с первого дня знакомства.
Хочется успокоить. Утешить. Сделать так, чтобы не было больше этой грусти в голосе и складки между бровей. То ли это подсознание даёт сигналы к правильному решению, то ли влияние связи соулмейтов.
Адриан кладёт ладони на ее щеки, с ужасом вспоминая о наличии когтей на своих перчатках, и заглядывает в ее васильковые, такие большие и прекрасные глаза.
— Так может пора дать шанс другому? Если ты к нему что-то да испытываешь.
Нуар аккуратно проводит большими пальцами по ее скулам, пытаясь донести до ее сознания смысл своих слов. Мари молчит, осмысленно взирая на него снизу вверх, пытается прийти к логичному умозаключению, но его откровенная близость все ещё сводит с ума, растворяя перед глазами образ Агреста.
