Горгозавр нетерпеливо переступал с ноги на ногу, дико хлестал длинным хвостом, но все время колебался, не зная, оставить ли стиракозавров в покое или все же напасть.

В конце концов ящер вроде бы решил прислушаться к опыту и безучастно отправиться дальше. Он уже было сделал первый шаг в сторону, когда внезапно вспыхнувший в его глазах зеленоватый огонь вмиг полностью заглушил призывающие к осторожности инстинкты.

Резко и торопливо горгозавр бросился на одного из стиракозавров в стремлении убивать, терзать и пожирать.

Но тот был во всеоружии — наклонил голову и стремительным рывком снизу ответил на атаку. Росший над пастью острый рог с силой врезался в бок нападающего, страшный удар сопровождался хрустом нескольких сломанных ребер. Еще один наклон головы — и теперь уже затрещали кости жалких передних конечностей.

Все гигантское тело горгозавра содрогнулось от резкой боли. Стремглав отскочив от стиракозавра, он поспешно отступил как можно дальше. Агрессивность в его глазах, погашенная волной боли, сменилась обычной невыразительной тупостью. Хищник поспешил прочь от места схватки настолько быстро, насколько ему позволяли раны. Выглядело это так, будто он поскорее хотел скрыться от казавшегося насмешливым взгляда того, кого собирался убить и кто в отместку сам победил его. Тяжело искалеченная передняя конечность беспомощно болталась туда-сюда, будто раскачиваемая ветром сломанная древесная ветвь.

Побежденный, израненный и голодный горгозавр исчез где-то вдали…

Далеко от того места, где горгозавр проиграл свой бой, расстилалась другая великая топь. Один ее берег терялся в буйстве растительной зелени, другой был скалистым, сложенным из прочных пластов желтого песчаника и резко обрывался у водных глубин.

Это болото служило домом удивительным паразавролофам, динозаврам длиной около девяти метров. Строением тела они весьма походили на своих родичей коритозавров, но немного различались внешним видом. У самок на голове с клювообразной пастью имелся широкий и низкий гребень, у самцов на темени вырастал длинный трубкообразный орган, являвшийся ничем иным как продолжением носовых ходов, с его помощью они издалека могли почувствовать присутствие самок. А высматривали их они повсюду, когда наступало время. В этот период самцы были готовы драться за самок не на жизнь, а на смерть.

Эти бои как раз закончилось. Самцы покинули места поединков у скалистого берега топей и перешли к противоположному, зеленому, где и обитали вместе с самками снова в мире и покое. Еда была главным смыслом их жизни, а ее здесь хватало на всех, по крайней мере, на то время, чтобы отдохнуть и оправиться от полученных в схватках ран.

Лишь одного ящера среди них недоставало.

Это был молодой самец, пытавшийся своей храбростью восполнить недостаток силы и боевого опыта. Он безрассудно сцепился со старым ящером, искушенным бойцом, и погиб в этой схватке.

Они тогда сошлись в поединке у прибрежных скал. Ящеры хватали друг друга беззубыми пастями, колотили противника передними лапами и длинными хвостами. Вода вздымалась высокими брызгами, большими волнами накатывала на плоские скалы, а прямо на месте боя собралась куча серебристой пены.

Разгоряченные паразавролофы долго дрались.

Постепенно молодой самец начал уставать. Он перестал атаковать и уклонялся от ударов. Старый ящер понял, что пришла пора склонить ход боя в свою пользу и начал нападать, упорно и безжалостно. Удары сыпались на тело уставшего противника, загоняли его под воду и выбили из него последний боевой задор. Страшным натиском своего могучего тела старый самец прижал молодого соперника к скальной стене. Тот лишь вяло защищался, а когда почуял спиной камень, то хотел пуститься наутек.

Но сделать это было не так-то легко. Ящер оказался словно в железных тисках между скалой и телом противника. Как бы он не метался и не дергался, освободиться не смог — скала и старый самец не позволяли.

На мгновение молодой паразавролоф прекратил бой. Он потихоньку отдыхал, чтобы чуть-чуть набраться сил и восстановить дыхание, а потом попытаться спастись, что удалось бы только путем поспешного бегства.

Этот прием немного сбил с толку нападающего. Он чуть ослабил натиск и как только молодой изможденный самец почуял это, то дернулся в попытке убежать. Но старый в один миг сдавил его снова. Однако в этот раз он не метил в бок, а схватил противника за шею и со всей силы ударил его головой о скалу. Длинные дыхательные трубки затрещали и раскололись, а с ними — и некоторые кости черепа, чьи осколки подобно острым иглам впились в маленький мозг.

В глубоком беспамятстве, словно тяжелая глыба, молодой самец ушел под воду, которая вскипела над ним высокими брызгами. Озадаченному победителю с его тупым мозгом было невдомек, куда так внезапно пропал сраженный противник. Он покрутил своей головой с трубкой-гребнем в разные стороны и, не обнаружив нигде соперника, отплыл от скалы.

Тело несчастного молодого паразавролофа покоилось на дне болота под скалами. Через несколько дней оно раздулось от трупных газов и снова оказалось на поверхности, а поднявшиеся из-за ветра волны унесли падаль далеко от этих мест. Одна из них выбросила мертвое тело на плоский песчаный берег, где оно и лежало в солнечных лучах как небольшая, никому не нужная гора из мяса и костей.

Так бы и валялся там этот труп, не наткнись на него бродящий вокруг горгозавр. Тот уже находился на пределе своих сил, когда обнаружил мертвого паразавролофа. Ящер кинулся на него, рвал и глотал тухлое мясо, ведь с тех самых пор, как его победил и изранил стиракозавр, он блуждал по краю, так и не найдя ничего, чем бы мог наесться, ему не встретился ни один молодой динозавр, которого можно было легко победить и сожрать. Открытые раны горгозавра постоянно болели и все же он не мог мирно отдохнуть в каком-нибудь тенистом уголке. Жуткий голод гнал его без устали с места на место, не давая ни секунды покоя. Жизнь горгозавра в эти дни была тяжелой и горькой. Он, гигант и хищный пожиратель, стал теперь, несмотря на свою величину, ничтожным и слабым, угнетенным и беспомощным. И когда ящер стоял над останками паразавролофа — измученный, утомленный и наконец-то сытый, то из исполинской глотки вырвался рев, будто предостережение о том, что не всегда можно одержать победу лишь с помощью грубой силы.

Солнце понемногу клонилось к западу, словно усталый путник.

Уже давно угас жаркий огонь полудня, тем не менее, льющийся с небес на неизмеримо огромную территорию травянистой равнины знойный поток золотых лучей нещадно бичевал все вокруг.

Это был обширный засушливый край эпохи раннего третичного периода.

Много дней и ночей исчезло в бездонном колодце забытых времен с тех пор, когда теплые и обильные дожди напоили весной землю и корни растений. Серые и пожелтевшие пучки трав заблестели новой зеленью, устремились к солнцу и окрепли. Они создавали неописуемое переплетение свежей поросли невероятного объема, тысячи нитевидных корешков впивались в плодородную почву и полнили свежие листья животворными соками. Среди зеленой травы поднялись тогда и бесчисленные былинки, восхищенно распускавшие в солнечном тепле пестрые чашечки своих цветов с чарующим ароматом. В ту пору зазеленели и редкие заросли кустарника, и низкорослые кривые деревца, но теперь все увяло, будто угнетенное жаром солнца и иссушающим ветром.

День приходил на смену дню в безудержном истечении нескончаемых часов и каждый следующий становился чем дальше, тем все более удаленным воспоминанием о периоде дождей. Солнце пылало все сильнее и жарче на чистом безоблачном небосводе и воздух дрожал над травянистою равниною словно над углями исполинского очага.