По‑прежнему.

Всегда.

Я начал рвать бумагу на тонкие полоски, потому что ни хрена не хотел, чтобы Фестер это прочитал. Он всегда рылся в нашем мусоре, как крыса. Паку тоже не нужно было видеть мое письмо. Он был моим братом, лучшим братом, которого я мог бы иметь, и он доказал это тысячью способов с тех пор, как нас арестовали, но черт побери, если ему нужно было знать, какой я подкаблучник.

Да ладно... Кого я обманываю?

Пак, наверное, сейчас смеялся бы над этим письмом до упаду.

Я схватил еще один листок бумаги, думая, что должен написать ей настоящее письмо. Поздравить ее с хорошими оценками, а затем предложить ей найти достойного парня. Но слова не шли с языка. Наверное, я был слишком занят мыслями об ее губах. Таких круглых и пухлых, созданных Богом специально, чтобы сосать член. Мой член. Точно по сигналу, он перешел от жесткого к болезненному, этот столб бетона в моих штанах, отчаянно нуждаясь в каком-то действии.

– Я нарисовал тебе картинку, – сказал Фестер со своей койки, одарив меня глупой улыбкой. Он поднял лист бумаги, исписанный ярко-оранжевым и красным мелком. Красный цвет был кровью, сочащейся из нарисованных им фигур-палочек. Я понятия не имел, что такое оранжевые спирали. Может быть, голоса в его голове?

Он любил говорить со мной о своем искусстве, как будто у нас было что-то общее. Иногда я почти видел, откуда оно идет. Страшная, блядь, мысль.

– Оставь моего брата в покое, – жестко сказал Фестеру Пак. Он уже лег, читая на ночь какую-то книгу по истории. Снайперы второй мировой войны – он любил это дерьмо. – Все равно скоро погаснет свет. Убери свои карандаши и иди спать, хуесос.

Фестер хихикнул, и я с трудом встал. Моя койка была всего в трех шагах, но каждый из них был болезненнее предыдущего. Я чувствовал, что мой член может лопнуть, так много крови было поймано в ловушку. Я рухнул на спину, ожидая, когда погаснет свет.

Ведь тогда я смогу подрочить.

Снова.

Мы все хотели этого.

Фестеру лучше не кончать на фотографии Мел. Я действительно убью его. Свет погас с глухим стуком, как в кино. Никогда не понимал этого, странно, что щелчок выключателя может быть таким громким.

Прямо-таки зловещим.

Через несколько секунд мои руки были на моих штанах, спуская их вниз, когда я поднял бедра. Мой член вырвался на свободу, и я в тысячный раз задался вопросом, как я смогу держать свои руки подальше от нее, когда вернусь домой.

Фестер хрюкнул в темноте, когда я схватил свое мясо.

Боже.

Еще две недели.

Если бы у меня была хоть капля порядочности, я бы оставил ее в покое. Угу. Я смогу это сделать. Наверное, мне только казалось, что она красива. Мужчины всегда строили всевозможные безумные фантазии, находясь в тюрьме, и всегда падали в полное дерьмо, когда выходили наружу. Мел была просто еще одной сукой, у которой было слишком много багажа. На самом деле я не хотел ее. И уж точно не нуждалась в ней.

Да ладно кого, черт возьми, я обманываю?

Г лава 2

Мелани

М есяц спустя

Кер-д'Ален

– Значит, он даже не позвонил тебе? – уточнила Кит, широко раскрыв глаза. – Я имею в виду, понимаю, что парни могут сбивать с толку, но одолжить тебе машину на гребаный год, написать тебе из тюрьмы кучу писем, а потом попросить передать ключи от его машины моему отцу, чтобы не встречаться с тобой? Это странно.

– Не хочу об этом говорить, – пробормотала я, бросив убийственный взгляд через стол на Джессику, крысу. Мою бывшую лучшую подругу, казалось, совершенно не волновал тот факт, что она предала меня.

Сучка.

– Я не виню тебя, – объявила Эм, потянувшись за бутылкой вина. – Я тоже не люблю говорить о Пэйнтере. Он слишком долго трахал мне мозги. Я была безумно влюблена в него, когда он был еще проспектом.

– Ты позволяла ему издеваться над собой, – добавила Кит, ставя свой стакан перед Эм, чтобы та снова наполнила его. Эм шлепнула ее по руке, и внезапно сестры стали бороться за бутылку, как дети в саду за печенье.

Я посмотрела на Джессику, удивляясь, как наш пятничный вечер превратился в случайную пьянку с двумя женщинами, которых я едва знала, потому что Кит и Эмми Хейс та еще парочка. Джесс пожала плечами, как бы говоря «не смотри на меня», и осушила свой бокал вина. Я потянулась за крекерами к маленькой круглой тарелочке с сыром и мясом, которую принесла Эм, когда неожиданно появилась в нашем доме. (Кит отвечала за выпивку.)

– Ха! – злорадствовала Эм, торжествующе поднимая бутылку. – Выкуси, Кит. Вернемся к делу – мы должны придумать идеальный план для девичника Лондон. Пока – это только ночь танцев и стриптиз.

– Не думаю, что Ризу понравятся стриптизеры, – пробормотала я, разбрызгивая крошки, потому что забыла о крекере, который только что засунула в рот.

Гадость.

Я схватила свой стакан с водой, жадно глотая. Жидкий огонь хлынул мне в горло. Я поперхнулась, а потом Джесс принялась колотить меня по спине, и все уставились на меня. Я медленно перевела дыхание, зная, что мое лицо, должно быть, стало красным как свекла.

– Это чистая водка, – выдохнула я, глядя в зеленый пластиковый стакан. Я машинально схватила стакан Кит, а не свой, очевидно, девушка не любила пить воду.

– Знаю, – ответила Кит, серьезно кивая головой. – Так эффективнее.

– Так ты чередуешь водку с вином? – спросила Эм.

– Нет, вино с водкой, – объяснила Кит. – Экономит время. Говорить о том, что папа снова женится – жутко, а выпивка немного помогает.

Я откинулась на спинку стула, посматривая на двух сестер, и обдумывая ситуацию. Мы с Джессикой переехали сюда всего неделю назад. Наша новая квартира была фактически одной стороной старого, двухэтажного дома, расположенного в центре города. Дом разваливался на части, и рано или поздно кто-нибудь снесет его и построит что-нибудь новое и впечатляющее. А до тех пор он был разделен на четыре квартиры – две в подвале и две, разделяющие дом пополам, в стиле таунхауса.

Мне это нравилось.

У нас была огромная веранда перед домом, а дверь из кухни вела в тенистый двор, окруженный деревьями. Возле мусорного контейнера мы нашли старую деревянную катушку с проволокой, которую использовали в качестве стола для пикника. Там мы сейчас и находились, сгрудившись вокруг и сидя на старых походных стульях. Удобно, учитывая, что у нас еще не было стола для столовой. Может быть, мы отнесем это внутрь, когда станет холодно ... Как и сам наш новый дом, мы рассматривали стол как общий. Лондон – тетя Джессики, которая вырастила ее и приютила и меня тоже, и ее старик, Риз Хейс, настаивали, что это место – дерьмовая дыра.

Технически, они, вероятно, были правы.

Дом был построен не менее ста лет назад, облупившаяся краска и скошенная крыша крыльца выбивали меня из колеи настолько, что я сознательно решила не думать об этом, особенно с тех пор, как моя спальня (старая спальная веранда, которая была закрыта) примостилась на вершине шаткого строения. Горячая вода текла только половину времени, и становилась очень холодной, если кто-то включал кран в любом месте в доме во время принятия душа. Стены были тонкими, настолько тонкими, что с трудом удерживали гвозди, на которые мы вешали постеры, а холодильник издавал жуткий хрипящий звук, похожий на холодное дыхание ночного убийцы. (Не то чтобы я когда-нибудь слышала его дыхание, но у меня было живое воображение.)

Но он все равно был наш.

Наш первый настоящий дом, когда мы стали взрослыми.

А еще у нас были отличные соседи, в основном. В другой половине дома жили три парня, которые учились в колледже Северного Айдахо, как и мы. Они были шумными и грубыми, но всегда были готовы поделиться грилем, который расположили на крыльце, и убили змею для девушки, которая жила в одной из подвальных квартир. Во второй квартире на первом этаже жил парень, который казался немного более хитрым и расчетливым, чем остальные. Джессика подумала, что он может быть наркоторговцем. Мне не хотелось голословно осудить его, но мы провели здесь уже целую неделю, и я никогда не видели, чтобы кто-то так часто приходил и уходил поздно вечером; я видела машины, которые останавливались до двух или трех часов каждое утро.