- Это верно, - подтвердил Манчино и любовно погладил кожаные ножны. В этом искусстве он весьма преуспел и, пожалуй, достоин звания доктора или магистра.

- В таком случае, - сказал Бехайм, - мне остается лишь подыскать парочку монахов, которые изъявят готовность помолиться за спасение его души.

- За спасение души? Вы меня недооцениваете, сударь. Вы же не хотите отнять у этого человека жизнь, хоть он и упрямец. В моем ремесле есть, конечно, такие, чей нож не знает правильной меры. От неумения убивают почем зря, а от этого сплошь одни неприятности. Нет, сударь, я не таковский. Мой кинжал знает меру.

- Значит, по-вашему, если использовать мягкое средство, скажем, влепить по мерзкой роже, можно заставить этого негодяя...

- Ну, нечто подобное он у меня и получит. В самую меру, - обнадежил Манчино. - Не сомневайтесь, все будет как надо.

- Вот и отлично, - сказал Бехайм. - Поступайте с ним по вашему усмотрению. Хотя мне, признаться, куда приятней было бы увидеть Боччетту с петлей на шее и чтоб язык у него на плечо свисал.

Мгновение царила тишина. Манчино поднял голову и устремил взгляд на Бехайма. Оловянный кубок он, не донеся до рта, снова поставил на стол.

- Будете назначать ему меру, так не мелочитесь, - продолжал немец. Учтите, сколько натерпелись от этого Боччетты и я, и другие люди. Честь по чести вложите ему ума, чтобы вперед нет-нет да и вспоминал обо мне.

Манчино не моргая глядел в пространство и молчал.

- Теперь вам известно, чего я желаю, - сказал Бехайм, - и надо полагать, насчет Боччетты мы договорились. Остается узнать ваши условия. Ведь даром такую работу не делают. Скажите же, какова ваша цена.

Манчино по-прежнему молчал.

- Назовите мне вашу цену, - повторил Бехайм, - и назначьте, какую часть суммы желаете взять авансом. Остаток получите, как только выполните заказ. Полагаю, вам известно, что я плательщик аккуратный, а коли надобно, могу назвать уважаемых в городе людей, которые это удостоверят.

Манчино вздохнул и, покачав головой, откинул волосы со лба.

- Как я сказал с самого начала, для этакой работы у меня нет времени. О своих делах тоже не грех подумать, за меня их никто не сделает.

Бехайму показалось, что Манчино просто решил содрать с него побольше денег, и он с досадой воскликнул:

- Меньше слов! Назовите вашу цену! Что вы ходите вокруг да около, от этого толку чуть. Говорите прямо! Я не любитель обиняков.

- Вы пришли напрасно, - упавшим голосом сказал Манчино. - Я не могу вам служить, сударь, ибо такое дело, как это, с его особенными обстоятельствами, нужно готовить со всем тщанием, а у меня на это нет времени. Да и рука уже не та, что раньше, легко может случиться, что я навлеку неприятности и на вас, и на себя.

- Поймите меня правильно, - не отставал Бехайм. - Часть денег я отсчитаю вам сей же час, за этим столом, как только мы придем к согласию.

Манчино отмахнулся.

- Я-то хорошо вас понимаю, а вот вы меня, как видно, нет, - сказал он. - Я не могу вам служить и причины назвал. Вдобавок учтите, Боччетта старик. Много ли славы - связываться с ним.

- Да вам никак слава нужна? - заволновался Бехайм. - А деньги, которые можно заработать на этом деле, причем с легкостью, вас не интересуют?

- Ради денег пусть кто другой старается, - решил Манчино. - Мне эти деньги без надобности. И давайте закончим разговор, продолжать его бесполезно. А теперь, с вашего разрешения...

- Что ж это на вас нашло? - озадаченно вскричал Бехайм. - Всего несколько минут назад вы говорили вполне разумно, а теперь хотите бросить меня в беде? Хотя прекрасно знаете, сколь это для меня важно. Как же мне выручить мои дукаты, которые этот мошенник противозаконно присвоил?

- Коли хотите - дам совет, - сказал Манчино, вставая. - Не торопите события, пускай они идут своим чередом, наберитесь терпения и не совершайте опрометчивых поступков. Все образуется. Нынче вы понесли убыток из-за Боччетты, завтра сами кого-нибудь в убытке оставите.

- Черт побери! - разозлился Бехайм. - Вы что городите? Хватит болтать чепуху! Вот только что вы уверяли, что он свое получит и что я могу на вас положиться. А теперь, когда надо браться за работу и употребить кинжал ради благого дела, - теперь вы струсили?

- Да, наверно, - сказал Манчино. - Такая уж у меня натура.

- Вы трус и бахвал! - напустился на него Бехайм. - Обманщик, воистину француз-голодранец! Вертопрах и самохвал!

- Ладно, коли вам это в удовольствие, можете и так меня называть, отозвался Манчино. - А раз вы теперь все сказали, ступайте с Богом! Да, сударь, самое лучшее для вас - поскорее отсюда исчезнуть, потому что не ровен час у меня лопнет терпение.

Левой рукой он стиснул рукоять кинжала, а правой повелительно указал на дверь. За соседними столами тем временем смекнули, что тут разгорается ссора, и резчик Симоии встал, намереваясь унять противников.

- Эй! - воскликнул он. - Который из вас двоих вздумал затевать тут свары и смуту?

- Неужто немец сызнова упился? - полюбопытствовал кто-то из камнерезов.

Манчино успокоительно махнул рукой: дескать, пустяки, не обращайте внимания. И пояснил:

- Всяк по-своему с ума сходит, и вот он вбил себе в голову, что непременно должен сделать из Боччетты честного человека.

- Честного? - завопил Бехайм. - При чем тут честность? Я хочу получить свои семнадцать дукатов!

Все так и покатились со смеху, и смеялись от души, до слез, кивая головой, а пуще всех веселился художник д'Оджоно.

- Речь, стало быть, о семнадцати дукатах? - воскликнул он. - А наш заклад? Он еще в силе? Вы поставили два дуката против моего одного.

- В силе, - мрачно сказал Бехайм.

- Тогда, - вскричал художник, - два дуката, считай, у меня в кармане. Ведь вы, немцы, знамениты тем, что держите слово.

- Да, мы свое слово держим, - сказал Бехайм, громко, с нажимом, чтобы слышал Манчино, который, будто все это его уже не касалось, подсел к органисту Мартельи и завел с ним беседу. - Но не рано ли вы радуетесь?! Не знаю, чем это дело кончится для Боччетты, останется он цел и невредим или нет, но я свои семнадцать дукатов верну, будьте уверены, уж я себя знаю. Так что раскошелиться придется вам, а не мне!

- Семнадцать дукатов с Боччетты! - вздохнул брат Лука, не поднимая глаз от столешницы, где мелком записал и доказал алгебраическую теорему. Как вы себе это представляете, сударь? Если б этот Боччетта за полскудо мог вызволить из чистилища родного отца, он бы и тут денег не дал.