воинов это не смущало. Они выходили ему на встречу, падали, закрываясь щитом из

крыльев, приходили в себя и снова вставали. Арон не делал различий между мужчинами и

женщинами. Все, кто поднимал на него оружие, получали свое. Через пол часа, бой стал

более серьезным. Изучив его тактику, воины стали более осторожны и стремительны.

Атаки повторялись не только со всех сторон, но и сверху.

Лязг оружия и звуки битвы снова растревожили поселок, и первые беспечные зеваки уже

подтянулись поближе, наверное, думая, что их никто не замечает.

Наконец, чей-то сильный удар свалил кузнеца на землю. Его доспех, как и любая броня

конечно сковывал частично движения, но не лишал подвижности. Встроенные силовые

приводы мгновенно реагировали на любую активность владельца и в нужный момент

кратно увеличивали его силу.

Воткнув пятки в землю, кузнец резко оттолкнулся, сбивая с ног сразу двоих нападавших

и, перекатившись несколько раз, оказался далеко позади места битвы.

- Мой герой! - Сольвейг похлопала его по плечу. - На сколько крепки мои доспехи, мастер?

- До безобразия крепкие, – с гордостью ответил он.

Она кивнула и двинулась в атаку. Сначала медленно, потом резко ускорилась и ворвалась

в ряды чуть отдохнувших противников. Такого боя кузнец никогда не видел. Влетев в

толпу нападавших, Сольвейг свернулась, поджала ноги словно прыгая через костер, и

обернулась крыльями. В следующую секунду вращаясь и рыча она развернула их с такой

силой что воинов раскидало в стороны. Лезвие ее меча замелькало подобно вспышкам

молнии. Она искусно атаковала и тут же закрывалась от контратаки, светящимися

тусклым светом крыльями.

Однако, было заметно в какие моменты она сдерживается. Ее тактика предполагала

разящие смертельные удары, после которых больше не встают. Но клинок наносил лишь

поверхностные, не глубокие, или множественные мелкие раны. Конечно, они были

болезненны, кровоточили, но не лишали жизни.

Ее сородичи бились с честью и отвагой, присущей далеко не всем. Уже примерно через

пол часа все было кончено. На ногах осталась стоять лишь Уна. Раны ее кровоточили,

причиняя сильную боль, доспехи пришли в негодность, шлем давно слетел. Но она крепко

сжимала в руках меч, и в глазах не читалось сомнений. Сольвейг сложила крылья у себя за

спиной. Критично осмотрела свою старую надежную подругу и подкинув свой меч

перехватила его за острие. Резким ударом чудовищной силы она выбила меч из рук

подруги, сломав его у самой рукояти. Осколки лезвия со звоном разлетелись по округе.

Хаук, понимая, что единственный остался невредим, решил что-то сделать. Он ринулся

было вперед, но Арон рукоятью топора подцепил его за сапог и опрокинул… Только

пятки сверкнули. Затем, кузнец помог старику сесть, и когда тот отдышался, вернул его

меч в ножны. Силы были не равны. Хаук мог только вскинуть бессильно руки.

- Так будет правильно, - Арон мягко похлопал ему по плечу. - Честь - умереть за своего

короля. Но не сегодня.

- Я слишком стар... - посетовал он еле слышно. Слезы обиды заблестели в глазах когда-то

великого Хаука. Он поник головой и влезать в бой больше не пытался.

Воцарилась звенящая тишина. Арон слышал только свое дыхание в шлеме и

потрескивание бревен в пламени догоравшего дома. Продолжая держать меч за лезвие, валькирия открыла шлем. Арон не видел выражения ее лица. Протянув руку, она

осторожно, если не сказать с нежностью положила ладонь на плечо израненной подруги.

Подарив губам Уны скромный поцелуй, она привычным движением зачехлила меч, и

отыскав в полутьме фигуру кузнеца, побрела в его сторону. В глазах Сольвейг блестели

слезы.

Потерявшая всякую возможность воевать, ошарашенная и сбитая с толку Уна безвольно

опустилась на колени. Вскоре, тишину начали нарушать стоны тех, кто приходил в

сознание. Хаук, поняв, что время пришло, бросился помогать раненым. Шарахнувшись от

Сольвейг, как от огня, он, на ходу расстегивая сумку, принялся бинтовать и обрабатывать

наиболее опасные раны.

- Этого мне не простят уже никогда… - всхлипнула Сольвейг, падая перед Ароном на

колени.

- Поживем - увидим. Ночь еще не кончилась.

Король появился внезапно. Он шел быстрым шагом, а следом, на приличном удалении, спотыкаясь в потемках, семенила королева. Состояние Сольвейг удручало.... Она утратила

боевой дух и не могла унять слезы. Подпустив короля ближе, Арон встал, заслонив деву

своим телом.

- Бейся со мной! - рявкнул король, обнажая широкое лезвие своего клинка.

Реакция рыжей бестии была неожиданной и внесла смуту в происходящее: Вынув меч из ножен, она, не глядя, швырнула его отцу под ноги.

- Что еще за бабские выпады, разве так я тебя учил?! Ну-ка встань и сражайся с равным по

силе! Имей смелость ответить!

- Вам этого мало? - спокойно осведомился кузнец, кивнув на пару десятков тяжело

раненых верноподданных.

- Что!? - ощерился тот внезапно. - Ты понимаешь с кем говоришь, смертный? В сторону!

- Не в этой жизни, – ответил кузнец добродушно.

- А другой у тебя не будет!

Он стал много говорить, в ход пошли оскорбления, а это верный признак что противник

не уверен в своих силах. Однако, меч короля мелькнул с потрясающей скоростью... Если

бы не броня и мышечная автоматика, кузнец наверняка потерял бы руку. Но удар был

сдержан.

- Что!? - король взревел от ярости.

Следуя единственному желанию отрезать короля от его дочери, Арон сжал руку в кулак, и

что есть мочи, вложился в силу удара. Толчок пришелся в защищенный латами живот

короля. И сила была такова что его согнуло пополам и отбросило строну на несколько

метров. Впрочем, король быстро погасил скорость крыльями и распрямился.

Арон встал. Врос стеной между своей возлюбленной и ее разъяренным отцом. Но тот не

опешил. Молодой кузнец был для него лишь преградой. Цель атаки была за его спиной и

рыдала на коленях.

Следующий выпад Арон сдержал уже сам. Элемент внезапности был утерян. Кое кто из

крылатых бойцов уже смог встать на ноги и даже подобрал оружие. Но вмешиваться они

не спешили. Безмолвно созерцали, морщась от полученных ран.

Выпады крылатого короля становились все сильнее и резче. Но вскоре и он достиг своего

предела. Уклоняясь и контратакуя, кузнец, конечно, чувствовал усталость. Но привычка к

длительной и изнурительной работе, как в кузнице, так и в поле, в купе с энергосистемой

брони, давали ему ощутимое преимущество. Рубище привлекшее множество уже совсем

не прятавшихся селян, становилось похоже на избиение. Король с остервенением колотил

кузнеца, отступал на несколько мгновений, чтобы отдышаться и обрушивал меч снова.

Доспех кузнеца с честью выдерживал натиск, но от боли не избавлял в полной мере. Он

же, памятуя о данном обещании, наносил удары плоскостью топора, либо по хорошо

защищенным элементам позолоченного королевского доспеха. Правда элементов этих

становилось с каждым ударом меньше. Пока не осталось ничего кроме плетенной из

гибких стальных лент кирасы.

Хотя король и не получал ущерба, удары черного топора были ощутимы и чертовски

болезненны. Особенно попадая по одним и тем же местам повторно. Когда спесь короля

сменилась накатывающей усталостью в ногах, а потом и во всем теле, он наконец

догадался: с ним играют, причем, не честно!

- И что дальше? - прошипел он, смахивая пот со лба израненной ладонью. - Так и

продолжишь меня шлепать?

Кузнец отступил. Его топор глухо уткнулся в утоптанную землю.

- Поставим вопрос иначе: какой части тела вас лишить чтобы Сольвейг обрела покой и

надежду на будущее?

- А ты вымотал меня, щенок! - король выругался, не стесняясь в выражениях. Он, опираясь на меч, встал на колено, чтобы перевести дух.