полу, возле камина. Надоедливый дождь наконец прошел, уступив небо ярким, чисто
вымытым звездам. Далекий горизонт подернулся алым багрянцем зори. Лишь теплый, пьянящий ветер и отдаленный шум листвы будоражили чуткую гладь предрассветной
тишины…
Глава 7. Порядок.
Поутру старик ушел. Он не стал никого будить, тихо взял свой меч, и, закрыв снаружи
дверь, закинул ключи в окно. На куске бересты, он углем написал несколько строк. Часть
из них предназначалась Арону, а часть была написана на чуждом языке.
" Парень, - писал старик - ты выбрал себе не простую судьбу. Если хочешь спокойно
дожить остаток дней, убей эту тварь! Сожги ее тело и забудь все что было. Желаю
тебе добра. Благодарю за хлеб и кров. Люди не узнают твоей тайны, а ты храни мою.
Прошу, передай записку этой твари… Прощай кузнец. "
Прочтя эти строки, Арон задумался. Он решил не спешить, аккуратно свернув кору, он
убрал ее на полку. Собрав грязное белье, он посмотрел в зеркало. От недавних шрамов
остались заметные следы, но заживали они все же быстро. Разорвав чистую ткань, он
наложил плотные повязки на нужные места, чтобы ни у кого не возникало вопросов. Это
было ему не впервой. Отец с детства учил его скрывать свои травмы.
- Люди, - говорил он. - Этого не поймут. И Арон скрывал. Так было надо.
Вздохнув при мысли об отце, кузнец стянул покрывало с тряпьем в тугой узел. Не мешало
бы и помыться… но в общую баню идти нельзя. Пришлось поставить на огонь старый
чугунный котел на треноге, и потрудиться у колодца, чтобы набрать в него воды.
Закончив с котлом, он отнес белье пожилой прачке, живущей на окраине поселка, возле
самой реки. Женщина не пришла в восторг от вида сажи и засохшей крови, но звонкая
серебряная монета вселила в нее достаточно оптимизма. Затем на рынок, прикупить еды.
К мяснику, за свежей говядиной. И к угольщику, заказать дров и угля. В работе кузнеца
есть свои плюсы. Он всегда при деньгах и при работе.
Закончив с делами, домой кузнец вернулся только к полудню. Дом нуждался в солидной
уборке, и он не стал затягивать с этим. Сняв чан с очага, он поставил туда котел, и нарезал
в него мясо. Вооружившись щетками, тряпками и ведром, он поднялся на верх.
Следующие два часа, чумазая Сольвейг провела сидя на табурете рядом с камином. За это
время Арон перевернул комнату вверх дном. Все что ему нравилось, летело в одну кучу.
Остальное – в топку. Там, где он проходил, сначала все начинало блестеть чистотой, а
потом занимало прежнее место. Все было хорошо пока он не добрался до маленькой
ниши, сразу за камином... Представляя, что сейчас будет, рыжая бестия накрылась с
головой покрывалом. Она то знала, что именно лежит под перевернутым тазом в том
самом углу.
- Черт!!! - воскликнул Арон от неожиданности. - Твою то мать! Дерьма в моей спальне
только не хватало!
Он бросил тряпку на пол и вышел из-за угла.
- И как прикажешь это понимать!?
Бестия не знала в какой угол метнуться. С одной стороны, он, конечно, прав. Но, с другой
стороны, она на цепи, а гадить как-то надо! Не дождавшись ответа, кузнец сходил вниз и
принес ржавый скребок. Бросив его и кусок мешковины ей под ноги он сложил руки на
груди и встал напротив.
- Я не буду это убирать! - прошипела она грозно.
- А есть ты будешь?
Она с ненавистью и обидой уставилась на него. Но кузнец был не умалим. А есть так
хотелось…
- Ну?!
- Хорошо! - прошипела она. - В первый и последний раз.
Скинув покрывало на пол, она спустила ноги с табурета и схватив скребок со злостью, направилась в угол. Морщась от отвращения, она соскоблила с пола все, что там было и
завернув в мешковину, протянула кузнецу.
- В огонь! - скомандовал он, - И скребок тоже.
Она повиновалась.
- И покрывало туда же!
Тяжко вздохнув, она бросила в топку и грязное покрывало, оставшись при своей чумазой
наготе.
- В моем доме не гадят! - заявил он. - Если тебе нужно куда то, скажи мне. Только так и
не иначе. Это понятно?
- Вполне, - прошипела она брезгливо, залезла на свой табурет и закрылась крыльями, не
желая более общаться.
Грязное покрывало вспыхнуло словно порох, брызнув снопом обжигающих искр. Кочерги
под рукой не оказалось и кузнецу пришлось быстро искать ей замену. Когда ткань
прогорела, он вытер вспотевший лоб и задумчиво посмотрел на чумазую бестию.
- Тебе цепь на ноге еще не надоела?
- Хочешь снять?
- Нет, просто хочу вернуть кочергу на место.
Присев на пол, кузнец поставил ее стопу себе на колено и бегло оглядел голень. Изогнутая
кочерга уже натерла небольшие ссадины на ее плотной коже.
- Будет больно, - предупредил он и подтянул к себе ослабленную цепь.
Но больно не было. Повеселевшая, Сольвейг, с замиранием сердца наблюдала, как
сильные пальцы кузнеца, виток за витком, осторожно разгибают толстую стальную
полосу.
- Ты очень силен, для человека, – заметила она.
- Для человека? Это ты так решила?
- Все знают, что люди слабы!
— Значит не все люди таковы. Я кузнец с самого детства, но есть мирные пахари и
земледельцы, что меня на лопатки одной левой укладывают.
Сняв импровизированные кандалы, кузнец встал. Критично осмотрев горе кочергу, он
выпрямил ее на сколько смог, а потом, слегка вспотев, скрутил в несколько витков.
Получилась, пусть и не идеально ровная, но витая безделушка. Довольный собой, Арон
повесил кочергу на место. А свободная Сольвейг снова забралась на свой табурет…
К концу второго часа, кузнец, наконец закончил творить вопиющий беспредел, называемый уборкой. Черный топор снова занял свое место возле софы, а натертый до
блеска меч перекочевал куда-то на первый этаж. Оставшиеся же на полу предметы, он
просто скидал в мешок, и уволок в подвал, с глаз подальше. Теперь, в просторной комнате
стало легче дышать, пахло влажной древесиной, и чистым, свеже постеленным бельем.
Солнечные лучи приятно переливались, отражаясь в кристально чистых стеклах… И
только Сольвейг балансировала на своем табурете, боясь опустить ногу на что-то чистое.
Довольный собой, Арон окинул взглядом свое аккуратное жилище. Когда взгляд пал на
чумазую бестию, радости в нем поубавилось. Но, мгновение спустя, он уже недобро
улыбался, почесывая небритый подбородок. Сольвейг быстро смекнула - что-то сейчас
будет…
Вернулся кузнец не скоро. Он был умыт, чисто выбрит и переодет. На спине он нес
широкую деревянную кадку. Однако, бестии не было на виду. Бросив кадку рядом с
табуретом, он оглядел пол, и не найдя следов, поднял глаза вверх. Она сидела на балке
перекрытия, подобрав ноги так, чтобы нельзя было дотянуться. Покачав головой, кузнец
принес ведра с водой, мыло и медный черпак.
- Слезай, мыться будем.
Она отчаянно замотала головой, давая понять, что не слезет.
- Тебе все равно придется слезть. Сажа впитает всю влагу с кожи, она высохнет и
потрескается. Она будет чесаться и зудеть в самых разных местах. А когда сажа въестся в
кожу, тебя будет уже не просто отмыть. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я уж не
говорю о перьях…
Сольвейг, брезгливо поморщилась. Тело уже начинало чесаться и раздражающе
подзуживать. Он был прав, на этот раз. Хоть она и не сильно любила воду, сделать это
было необходимо. Вцепившись в несущую балку, она, скребя когтями соскользнула вниз, приземлившись на свой табурет. Он подал руку, забыв с кем имеет дело. Бестия, не
знакомая с людским этикетом, вдруг оступилась, и рефлекторно вцепилась в его кисть. Он
вскрикнул от неожиданности. Скулы вздулись от напряжения, а другая рука сжалась в
крепкий кулак. Но он ее не ударил. Молча стерпев внезапную боль, он резко выдохнул, потом еще раз. Словно спуская пар наружу.
