9 ноября
Мама рано утром тихо встала и ушла на работу. Я проспал до 11-ти ч. Сегодня папа был весь день свободен. Он хотел только пойти в институт пообедать. Я встал, умылся. Пока я мылся в ванной, у меня пошла кровь носом. Она шла довольно долго с перерывами. Бабушка разогрела мне кашу. Папа все утро уже работал над окнами в спальне. Съев кашу и выпив какао, я присоединился к нему. Мы развели клейстер из нескольких ложек муки и заклеили первые рамы в спальне. Больше не хватило клея. Внизу я замазал раму замазкой. Потом повесили занавески на окна и ковер на дверь. Около 3-х ч. папа ушел в институт. Я же еще 2 часа убирал все комнату: вымел весь сор и осколки, убрал мамин и свой стол, обтер пыль, навел порядок, так что после уборки комната сразу преобразилась. Еще бабушка хотела, чтобы я распилил оконные доски. Я отказался. Бабушка заупрямилась и ушла на весь день из дому. Обеда сегодня не было. Около 5-ти ч. пришла мама. Бабушки все не было. Но вскоре пришла и она, обеда варить не стала, а села у папы в комнате в кресло и просидела там весь вечер. Котя все приставал к ней, чтобы дала ему поесть и в конце концов добился то, что бабушка на керосинке сварила ему кастрюльку каши. Мы с мамой затопили печку в спальне. Пришел папа. Я, мама и бабушка решили спать в спальне и перенесли туда мою кровать. Около часов повесили градусник, температура понемногу поднималась и наконец, достигла + 8 градусов. Вечер прошел спокойно, спасли мы в спальне.
10 ноября
Утром я умылся холодной водой, съел сковородку каши и ушел в школу. В обед нам дали жидкие щи. На последнем уроке была тревога. Я, Анешев, Светлов и Барский через заднюю дверь вышли на улицу и отправились домой. Никто нас не задерживал. Дома была мама. Она поправляла занавески и опять перевернула все то, что я вчера так старательно убирал. В комнате было довольно тепло (+8). Я сел заниматься. Бабушка готовила суп. Тревога все продолжалась. Суп был уже готов, поставили на стол. Вдруг вошел Котя и сообщил, что нужно уходить из дому, потому что будут обезвреживать бомбу, а она нового образца с двумя взрывателями и может при обезвреживании взорваться. Его отпустили среди тревоги, чтобы срочно сообщить об этом. У нас упал дух. Мы наскоро пообедали. Тревога кончилась. Мы все никак не могли решить, что делать. Мама побежала к Лошаковым, они собирались уходить. Микешина уже выволакивала вещи. Мы тоже связали несколько теплых вещей, валенки и попрощавшись с бабушкой (папы еще не было дома, а Котя опять ушел) отправились к Гиндиным. Там нас встретили Нина и Павел. Узнав причину нашего прихода, они нас хорошо приняли. Мы оставили вещи, и отправились еще раз за рюкзаками. В парадной мы столкнулись с Евгенией Васильевной. Она сейчас же взялась нас устроить. Мы пришли домой. Бабушка дала мне еще чашку горячего какао и два ломтика своего хлеба с маслом. Пришел Котя и сказал, что внизу все недовольны почему я не вышел на дежурство ( я должен был дежурить с 3 до 5 ч.) Он хотел, чтобы я пошел дежурить, но мы с мамой решили уйти и он пошел посидеть полчаса вместо меня. Мы вернулись к Гиндиным , Нина сидела в столовой и занималась. Павел ждал. Я сел с другого боку и тоже стал готовить уроки. Мама и Евгения Васильевна уселись на диван и вполголоса разговаривали. Тут же громко говорило радио. Я кое-как выучил уроки. Евгения Васильевна присела к столу писать. А я подсел к мама на диван. Павел возился где-то на кухне с самоваром. Минут через 20 пришла родственница Евгении.Васильевны и сказала, что самовар готов. Павел принес самовар, и все сели пить чай. Мне и маме дали по кружке кофе. Мне мама дала на сковородке несколько кусков холодной каши, принесенной из дому. Сама она съела несколько ломтиков хлеба. Остальные пили кофе (они заваривают его прямо в самоваре) с несколькими ломтями хлеба и кусочками шоколада. После ужина Евгения Васильевна продолжила писать, остальные пошли ложиться. Нам отвели место в передней на двух сундуках. В передней было очень холодно. Я одел валенки, 2 свитера, скрючился на своем сундуке и покрылся всем, чем мог. Ночь я провел кошмарно. Ноги совсем окоченели и ничего не чувствовали. Около 2-х ч. завыла сирена. Не успела она замолкнуть, как в передней зажгли свет.
11 ноября
Меня разбудила Евгения Васильевна которая вошла в переднюю и зажгла свет, сказав что уже половина восьмого и что она уже разбудила Нину. Я поднялся, ноги у меня закоченели. Я снял валенки, надел сапоги. Евгения Васильевна уже ушла. Ее накануне назначили завучем нашей школы, и она пошла спозаранку, налаживать учебный процесс. Мама перенесла в столовую кружки, и мы вскипятили воду с помощью спирали. Нина уже сидела и завтракала. Вода вскипела, и я уселся скушать несколько ломтиков хлеба с маслом и горячим какао. Между тем Нина поднялась, оделась и ушла. Я поел, оделся и тоже ушел. На улице мне показалось очень холодно, и когда я подходил к школе у меня жутко замерзли нос и уши. Только придя в школу и раздевшись и прижавшись к радиатору, я стал согреваться. Уроки шли нормально. Перед третьим уроком вошла Ольга Ивановна Кальницкая и сообщила «неприятную новость»: суп будут давать с вырезом 25 грамм крупы. Все приуныли. Четвертый урок был естествознание. Учительница – маленькая, щупленькая женщина – отвела нас в кабинет естествознания. Там не топили было жутко холодно. Я сидел с Рысиным и продрог ужасно. С ужасом думал я, что придется здесь сидеть еще следующий урок, как вдруг завыла сирена. Мы вскочили, бросились в наш класс, поспешно оделись и сбежали вниз. По оплошности задняя дверь во двор оказалась открытой мы все, вместо того, чтобы идти в бомбоубежище высыпали на улицу. Я, Анешев и Светлов отправились по Спасской и Саперному домой. Было тихо и мы беспрепятственно дошли до дому. Мама была уже дома. Мне разогрели сковородку каши и сел заниматься. За ночь ничего не изменилось. Бомбу не разрядили. Все в доме говорили, что ее будут взрывать. Многие, взвалив на плечи тюки и чемоданы, уходили из дому. С часу до трех мама дежурила у ворот. Бабушка растапливала плиту и готовила суп. Половина третьего я сошел вниз, сменить маму, а она отправилась прямо за вещами к Гиндиным. Минут через 20 она вернулась. В 3 часа меня никто не сменил. Киселева, которая должна была дежурить, уехала из дому. Я сказал об этом Солнцевой, как раз вынырнувшей из-за ворот, и ушел. Дома мы сели обедать. Бабушка приготовила полную кастрюлю горячего, густого супа с макаронами. Но обед был отравлен новостью, которую сообщила мама. Она слышала от Петрова, что бомба в 500 кг., а от мальчишки-начальника подрывной команды, что «нашему дому никакой серьезной опасности не грозит: т.е. все, перекрытия останутся целы, а могут только вылететь рамы и двери» Это повергло нас всех в уныние, особенно Котю. С упавшим духом окончили мы обед, и Котя отправился опять на холод узнать насчет бомбы и потом ехать за картоном. Вскоре он пришел и подтвердил, что бомба в 250 кг., и что сегодня точно можно оставаться спокойно дома. Котя опять ушел, а мама принялась топить печку. Пришел папа. Согрели воду и стали пить чай. Папа с Котей ели по чайному блюдечку, мне дали сковородку пшеничной каши. После ужина стали ложиться. Я очень мерз весь вечер. Меня все время било как в лихорадке. Настроение было самое подавленное. С горя я не раздеваясь и не моясь лег в ледяную постель. Долго я не мог согреться, все дрожал от холода. Наконец согрелся и задремал.
12 ноября
Мне снилось, что я пролез зайцем в театр и только уселся в партере, чтобы смотреть «Фландрию», как меня разбудил звук поворачиваемой ручки. Я пролежал некоторое время, не шевелясь. Пробило половина. Мама заворочалась, зажгла свет и встала. Я тоже встал, вымылся до пояса холодной водой, сделал физзарядку. После этого съел свою сковородку подогретой каши, выпил чашку какао, оделся и ушел. Придя в школу, я узнал, что на завтра хлеб не выдают и что ожидается понижение нормы. В конце второго урока завыла сирена. Мы оделись и я с Шурой побежали вниз, вылезли через выбитое стекло заколоченной двери на улицу и отправились к Игорю. Там мы застали уже Журавлева, Лайне и т.д. Только мы разделись, как нам сказали, что отбой. Потолковав, мы решили идти назад в школу. В классе было всего 3-4 человека. Остальные сидели в бомбоубежище. Пришел физик. Наконец мало-помалу стали сходиться ребята. Урок начался. После пятого урока нас повели в столовую и дали стакан довольно горячего чаю с небольшой конфеткой. После этого мы только успели подняться, как завыла сирена. Мы с Анешевым схватили пальто, сбежали вниз, вылезли через выбитое окно и отправились домой. Было солнечно. Яркое голубое небо было покрыто белыми, тучевыми облаками. Я пришел домой. Бабушка дала мне теплой каши. Она сильно натопила печку в спальне, и стало теплее. Я сел заниматься. Около 3-х ч. был обед. Он состоял из горячего густого супа с макаронами. Перед самым обедом пришел папа. Ему также дали супа. После обеда я занимался. В 4-30 ч. была тревога. Она была совсем тихая и кончалась около 5-ти ч. В шестом часу пришла мама. Только и было разговору о передовой, которую передавали по радио сегодня утром, и в которой говорилось о блокаде Ленинграда и призывалось население спокойно перенести лишения. Бабушка дала маме тарелку супа. Мне тоже дали еще тарелку. В седьмом часу завыла сирена. Я сидел в столовой около натопленной печки в дедушкином кресле и при свете входной лампы учил историю. Стали стрелять, мы оделись и перешли в переднею. Стрельба усиливалась и мы (я, мама и Клава) сошли вниз. Бабушка осталась лежать на кровати. Тревога была долгая, с сильной стрельбой. Около восьми дали отбой и мы поднялись. Сели пить чай. Я съел два блюдечка каши. Сверх того мне дали полсковородки гречневой каши, поджаренной на кокосовом масле. В разгар ужина завыла сирена. Котя ушел. Минут через 20 тревога кончалась. Вечер прошел спокойно. Я записывал дневник и около 11-30 ч. лег спать, не моясь, в кальсонах и синей рубашке. Ночью, около 2-х ч. я слышал, как выла сирена. Я не нашел в себе сил встать и вскоре задремал. Эта тревога была тихая. После нее была еще тревога, тоже тихая. Я ее проспал.
