– Ты готова к такому темпу?

Валера знает, как мне это важно. Знает, что я лучше умру, чем перестану делать то, что делаю. Я люблю свои синесцены. Люблю свою работу больше всего на свете. Поэтому мой ответ не стоит размышлений.

– Да, – отвечаю я. – Конечно, да.

__________8. ЛАКУНЫ

Существует нежнейшая субстанция, напоминающая очень мягкую резину с воздушной пузырчатой структурой. В нее можно запустить пальцы, сжимая и раздавливая крошечные шарики. А потом растягивать и жамкать податливую розовую тянучку. Это один из фрагментов моей первой синесцены, которая представляет собой банальнейший экскурс в мефедроновый трип. Проба пера, так сказать, эксперимент. Весьма удачный.

Юджин, правда, говорит, что для него этого уже недостаточно. Пусть синесцены и не вызывают привыкания, но мозг торчка тоже не так-то просто обмануть.

Утром наша панда-банда уже вовсю наслаждалось «отпуском» на побережье.

– Будь ты более романтичной, – весомо заметил Ткач. – Я бы предложил тебе дорожку в постель.

Юджин, Пандора и Борис давно закончили невесомо-белый сыпучий завтрак и теперь грелись на камнях у воды.

Саня почему-то торчал в доме. Нет, не в смысле нюхал, а просто пребывал. Они с Ткачом что-то бурно обсуждали на кухне, когда я спустилась.

– Доброе утро, – хмурюсь, чувствуя запах дыма и этой терпкой, едва уловимой горечи химического укропа, не похожей ни на что другое. – Вы что, нюхали на кухонном столе?

– Кто это «вы»? – Санек невинно пожал плечами. – Я уже несколько часов пытаюсь тебе тут сигнал со спутника поймать.

– У нас нет тарелки, – говорю. – А еще вы тут курили. Ткач, курили, да? Ты ведь знаешь, что я против.

– Тарелка у вас есть, просто ее зачем-то сняли и бросили в сарае, – парировал Александр, пока Валера мирно попивал кофеек. – А насчет курения, ну уж извини, я был не в курсах.

– Кира, остынь, – улыбнулся Ткач. – Тебе заботливые друзья оставили мефа.

– Знаешь вообще, где мы этот клад снимали? На кладбище! Натурально, на кладбоне, на кресте. Вместо координат нам прислали ФИО покойника. Неплохо, да?

Мне стало стыдно. Как бы Архитектор Муравей отреагировал, узнав, что здесь собралась такая компания? Чудовищно стыдно.

– Я понимаю, что являюсь единственным некурящим членом нашего тайного братства, но курить в доме здесь никто не будет, ясно? – мне сложно сделать грозный вид, особенно учитывая, что и Саня, и Ткач выше меня на полторы головы. – Для этих целей существует улица, вот там можете хоть обсыпаться сижками с ног до головы.

– Ты с каких пор стала такая принципиальная? – усмехнулся Ткач и попытался потрепать меня по волосам, но я увернулась. – Обычно люди на море, наоборот, расслабляются и становятся добрыми как коровы на лугу.

– Будешь кофе? – между делом предложил миролюбивый Александр.

– Только если вы пообещаете больше не курить в доме.

– А нюхать можно?

Хмуро перевожу взгляд с Сани на Валеру, который вновь напустил на себя образцовую невозмутимость. И спрашиваю:

– Сколько у вас?

– Было десять граммов. Осталось около четырех.

– Не надо было Юджину показывать, – усмехнулась я. – Когда мы приехали, он первой же ночью упорол полтора грамма в соло.

– Да Юджин дебил, – махнул рукой Ткач и примирительно добавил: – Я вообще вез тебе, чтобы ты тут снова творить начала.

– Мне не нужно десять граммов порошка, чтобы творить. И знаешь, Валера, слегка обидно, что у тебя сложилось такое мнение. Почините Интернет. Этого будет достаточно.

Иногда мне кажется, я как-то неправильно родилась. Как будто откололась от чего-то большого и полноценного, забрав часть его жизни. В результате я теперь вынуждена самозабвенно искать это что-то, даже не подозревая, что оно собой представляет. И возделывать почву в надежде, что на плешивых лакунах что-то вырастет.

Смотрю в окно. Ребята уже купались, причем Борис заплыл так далеко, что я едва его видела.

– Они не утонут?

– Вряд ли. У них есть круг.

– Это здорово, но они вообще осознают, что вода ледяная? Вчера буря была.

– Кира. Дай ты людям спокойно отдохнуть! Это вы здесь живете, а мы море видим в первый раз за два года.

Мой кофе готов. Я добавляю молоко и залпом выпиваю половину чашки.

– Значит, говорите, Интернет здесь был?

– А ты сама подумай. Как бы отцы-основатели взломали зеркало без Интернета?

– Может, привезли сюда уже взломанное? – говорю.

– Первый Архитектор, чьего имени так никто и не узнал, прожил здесь достаточно долгое время. Лет пять, а может, и больше. Он здесь вел исследования, наблюдал за Сетью, ставил эксперименты… Без Интернета подобные вещи неосуществимы в принципе.

– Если у вас есть вскрытое зеркало, ничего больше не требуется.

– Почему его вообще называют Архитектором? – спрашивает вдруг Ткач. – Нет никаких сведений о том, чтобы он что-то построил.

Мы с Саней переглядываемся.

Все, что мне известно из истории становления Чеширских Котов, — это то, что они серьезно шифруются. Инструкция по взлому зеркала пока что считается единственным источником возможного проникновения в физическую Сеть. Мы с Юджиным посвятили поискам немало времени, чтобы увидеть границы открывшейся перед нами вселенной. Однако не нашли ни других способов попасть в Сеть, ни других Чеширских Котов.

Данные о ее глубинном наполнении тоже пришлось выуживать по крупице. Мне удалось узнать, что на этом маяке когда-то жил человек, сумевший вскрыть зеркало самостоятельно. Неофициально он считается первым, кто вообще проник в физическую Сеть.

Arxitektor. Так он сам себя назвал на просторах дипнета.

Как бы там ни было, этот человек испарился, оставив свою обитель просто стоять здесь на холме со всеми наработками и открытым зеркалом в Сеть.

Позже на маяк забрались два ребенка — мальчишки из Фанагореи, которые смутно догадывались о том, что мир на самом деле куда больше, чем рассказывают в школе. Когда они выросли, Сеть открыла перед ними свои объятия и навсегда забрала. Говорят, Архитектор Муравей — один из них, создал свой собственный мир по аналогии с нашим. Но это уже из разряда городских легенд. Понятия не имею, сколько здесь правды, а спрашивать уже не у кого.

Два года назад и сам Муравей, и его друг бесследно исчезли, оставив свою обитель просто стоять здесь на холме со всеми наработками и открытым зеркалом в Сеть.

Если это обряд посвящения, то мне слегка тревожно. Не стану скрывать. Я точно так же, как и они, жадно впитываю все новые знания, пытаясь нырнуть глубже головы. Архитектор Муравей не оставил после себя практически никакой достоверной информации. Все сведения о нем, собранные в тесных закрытых кругах, чуть менее чем полностью состоят из пустых сплетен. Из вопросов без ответов.

Есть, правда, несколько вещей, в которых никто уже не сомневается. Первая из них, например, заключается в том, что Чеширские Коты (если они вообще существуют помимо меня и загадочного Ивана) прячутся даже друг от друга.

– Нам досталось в наследство немало загадок, – говорю. – Архитекторы не были тщеславны. Но они были умны. Любопытны. Все, что мы умеем сегодня, выросло на их работе.

– Первому Архитектору приписывают взлом первого зеркала, – вставил Саня. – Второму, Архитектору Муравью, создание поправки-на-поле. Согласно сказаниям городских шаманов, благодаря этой штуке можно писать собственные миры по аналогии с нашим.