– Бабушка, а хотите я вам помогу? Через дорогу переведу? – догоняю я ту самую, шипевшую на меня, старушку у зебры. Я совершенно искренне предлагаю ей руку помощи, а она…

– Какая я тебе бабушка, дедушка, – шипит ещё ядовитее, обернувшись ко мне.

Ну вот, хотел как лучше, а бабушка обиделась. Не вышло из меня кавалера. Но я же не мог сказать «женщина». Почему обиделась?

Пока я перебирал в голове душевные воспоминания и душевно разговаривал с бабушкой, дошёл до вокзала. Может, купить билет и смотаться в какой-нибудь соседний городок? Посмотреть памятники архитектуры, сходить в театр, в ресторан? Шучу. Денех нет. И попросить не у кого. И не заработал. Я бываю самокритичен иногда – это правда, я не заработал. И не заслужил. Всё лень моя природная. Я же понимаю, что заслужить карманные деньги элементарно – помой посуду, протри пол, сходи в магазин. Но мне лень!

Я развернулся и побрёл назад. Пора возвращаться домой. Мать сказала: из больницы будет дня через четыре, а папа у тёти Риты. Так что я пока один. Снова поищу ноутбук, куда, в конце концов, он запропастился?

Иду я по дороге, весь в своих мыслях. И тут прямо у моего носа притормаживает такси, а из него выскакивают отец с дедом – и ко мне. То есть, конечно, выскакивает отец, а дед выходит спокойно и с достоинством.

– Ты что себе позволяешь?! – отец припечатывает мне сходу громкую пощёчину. Я хватаюсь за щёку, – Я про себя молчу, но так обидеть тётю Риту! Сегодня же извинишься!

Потом словно сдувается и говорит уже гораздо спокойнее и тише:

– Слава, ты что себе напридумывал? Ты же нас не так понял.

Что ту можно «не так понять»? Я смотрю на отца, а потом на деда. Потом куда-то вдаль. И чувствую предательскую слезу, которая вот-вот проклюнется там, где не надо. Ещё чего не хватало!

– Дед, ты чего приехал, – спрашиваю и пытаюсь понять, знает он или не знает.

– Витя позвонил: внук, спрашивает, не у тебя? – отчитывается дед, – Я сразу понял, что что-то не так. Когда ты ко мне в последний раз заходил? Когда тебя в магазине нужно было выручить! Значит, что-то не так!

– А ты, прогуливаешься! Чёрт ты, а не ребёнок! Мать в больнице, отец по всему городу на такси круги нарезает, будто у него денег куры не клюют, а ты…, – дед смачно сплюнул в снег, как полчаса назад где-то на этом же месте сплёвывал я.

«Это семейное – плеваться на нервах», – подумал я.

Мне стало очень стыдно. Но ненадолго. «Значит, не знает», – промелькнуло в голове. А, может, и знать нечего? Тут нам посигналил водитель такси – мы уже довольно долго его задерживали. И я первым сел в машину. Везите куда хотите – мне уже по фиг.

Дома я обнаружил всё ту же сумку, что стояла в пороге у тёти Риты. Странно, зачем отец притащил её сюда, если они «всё уже решили»? Дед попил чаю и утопал к себе, а мы остались вдвоём. Я ни о чем больше не хотел говорить, поэтому заперся у себя в комнате и завалился с книжкой – телефон так и лежал под холодильником, а затевать поиски ноута при отце не имело смысла. Значит, оставалось только читать.

Посмотрел аннотацию на обложке. Какой-то крутой психолог, работает с девиантными детьми. Это что за слово? Ладно, по ходу выясню. Наджел Латта «Пока ваш подросток не свел вас с ума». Вот уже почти две недели книга валяется у меня на столе без толку. Та самая – подарок отца маме. Почитаю на радость родителям.

Я открыл первую главу и завис. Это что.. это я… реально такой??!! Малолетний. Невменяемый. Жуткий. Нарушитель всех норм, какие только можно себе представить. Маленькая жёлтая ядовитая лягушка, выделяющая кожный яд, способный завалить динозавра?! Я читал и ржал. Читал и ржал.

Особенно мне понравились советы родителям: «пережить, перехитрить, переиграть, обмануть, продержаться как можно дольше». Не жизнь – битва. Бедные предки, кому достались такие дети. Неее, это точно не про меня. Даже думать не хочу. Руки зачесались по мышке. Эхх, я бы сейчас поиграл во что-нибудь эпическое. Разнес бы всё в два счёта! – я покрутил в руках книжку, – А приходится довольствоваться чтением! Тьфу, пропасть!

Но провозился с чтением я часов до двух. Меня засосало довольно конкретно. Психолог, правда, попался толковый, хоть я и на дух не переношу этих психологов. А с этим я бы пообщался лично. Есть у меня пару наболевших вопросов, да выяснить не с кем. Боюсь, скажи родителям – моралью задавят, засовестят.

Ночью я мучился кошмарами. Меня преследовали обезумевшие снежинки с накрашенными губами и почему-то в топиках. Они хороводили вокруг меня и в один голос повторяли: «Съешь меня, съешь меня, съешь!» А потом вперёд выходила самая большая снежинка в очень знакомом халате и добавляла: «И будет тебе счастье!» Я протягивал к ней руку и, как столовский пирожок, аккуратно заворачивал в салфеточку, чтобы положить в карман.

Утром я встал совершенно разбитым. И нисколько не простуженный. У снежинок снова ничего не вышло. В ванной висел тот самый халат, как у снежинки, на крючке для полотенец. Где-то я его уже видел…

В школу я пошёл голодным. Отец ещё спал, и я прошмыгнул, как можно тише, чтобы не поднимать бучу. Уроки я, конечно же, не сделал – и меня ожидал длинный и, как я думал, неприятный день. Но день оказался ещё хуже – сразу после первого урока меня вызвали к директору.

9. Пирожок в кармане

Про тётю Риту и папу я тогда, в самом деле, неправильно подумал. Я нашёл записку от отца с его, как говорит наша литераторша, «бесхитростным рассказом». Оказывается, папа с Ритой хотели предложить мне остаться жить у неё, пока мама не выйдет из больницы, потому что папе предстояла ещё одна командировка – только более длительная. А меня кормить нужно было. Приглядывать за мной. Папа, просто, не знал, что мама через несколько дней собиралась выходить из больницы. Она мне это через деда передала. Предположим, я поверил. Я же понимаю, что я подросток, и что у меня сейчас восприятие действительности обострённое. Может, они правда, просто друзья?

К директору меня отправили на большой перемене. Я как раз взял в буфете пирожок, устроился за столиком и хотел уже откусить кусочек. Только открыл рот, как меня попросили в секретариат. Срочно. Пришлось сглотнуть слюну и топать на второй этаж. С пирожком в кармане. Пирожок я предусмотрительно в салфеточку завернул.

– Славик, как у тебя дела? – начала издалека Надежда Павловна.

Наша директриса – монополист. Она в школе главная уже лет двадцать, мама говорила. Так круто всё в своих руках держит, что никто на её пост даже не метит – боятся не справиться. Это тоже с маминых слов. Вообще, когда ты сын учителя – ты знаешь много лишнего.

Это была пятая школа за все годы моего обучения, и директриса меня категорически не хотела брать – конечно же, до неё докатились слухи о моих проделках в деревяшке и в других школах. Это называется «педагогическая солидарность» – когда все про всё в курсе. Жаль, нет понятия «педагогическая тайна», как у врачей с их клятвой Гиппократа.

Но взять меня всё равно пришлось – мы к этой школе относимся по месту прописки. Мать провела со мной «подготовительную работу», рассказала про «жизнь с чистого листа» и про другие житейские хитрости: «как влиться в коллектив», «стать рубаха-парнем» и «незаменимым другом классного руководителя». Я, конечно, выслушал, но остался при своём мнении.

В новой школе мне сначала понравилось. Никто не доставал, никто не придирался. Это я потом понял, что ко мне присматривались. Я был как тот пацан из «Ералаша» по кличке Гусь. Там сюжет был такой: в лагерь должен был приехать большой хулиган, и все его очень ждали, готовились, боялись заранее. А приехал другой. В общем, там получилась путаница, и за Гуся приняли другого пацана и относились к новичку очень осторожно, всё время, ожидая какого-нибудь подвоха или пакости. Вот и со мной: никакой жизни с чистого листа не вышло. Обо мне всех предупредили заранее. Но, как говорится, это другая история…

В кабинете директора я всё время ожидал какого-нибудь подвоха. Главное сейчас, это постоять за себя, – думал я. И приготовился к схватке. «Взорви всех, взорви всё»! Я так увлёкся разработкой стратегии защиты, что расхотел есть. Только что был аппетит, а в тут же секунду улетучился. Знал бы пирожок, что мне его расхотелось, обиделся бы.