Разряд присваивают за выдающиеся заслуги на службе или сборах, но на работе получить разряд просто не реально – все работает как часы, у всех одинаковая нагрузка и одинаковые в пределах разряда условия, шаг вправо, шаг влево – это скорее выговор, чем награждение. Можно, конечно, брать подработку, сидеть в дежурке и ждать случайные вызовы, но мне это не по душе, случай – это всегда ошибка, а ошибок в нашем деле должно быть минимум. По крайней мере, в моей работе.
Другое дело сборы! Каждый год мы выезжаем на две недели на небольшой остров, далеко от цивилизации, где не берет никакая связь и все по-настоящему – житье в палатках, похлебка в котелках, и прочая солдатская «романтика». Каждое подразделение живет в своем секторе, но тренируется каждый солдат со своим разрядом, по принципу «равный среди равных». Есть также общие зоны, где мы встречаемся по вечерам – делимся опытом, успехами и неудачами, вместе трапезничаем и играем в настольные игры, если остаются силы.
Первые три дня сборов – сплошные гонки на выживание. По пятьдесят километров в день, с препятствиями, которые усложняются каждые сутки, начиная с легких невысоких заборов и заканчивая горящими туннелями и подъемом на осыпающиеся земляные или каменистые холмы, или почти отвесные скалы. Водоемов и жидкой грязи на маршрутах тоже полно, так что приключений, как говорится, с лихвой на любой вкус. Потом два дня занимаемся стрельбой и рукопашным. И наконец, последние 48 часов тренируемся на животных. Чаще всего на кабанах, изредка на гориллах. Мне повезло тренироваться на гориллах всего четыре раза за восемь лет службы. С гориллами интересней и наглядней: если загнать самца в угол он встает на задние лапы, совсем как человек. С другой стороны, секач как правило агрессивней, его сложней переворачивать, а значит польза от такой тренировки больше.
В самом начале, почти семь лет назад мне встретился такой забавный и дружелюбный самец гориллы, что пришлось прекратить преследование и отпустить его восвояси. Зверь просто сел на землю и наблюдал, как я подхожу, ухмыляясь во весь рот. Нападать на него, такого любознательного и дружелюбного, было выше моих сил. Думаю, если бы все это представление попало на камеру дрона, пришлось бы в тот же день сдать парализатор и служебную карточку. Особенно если учесть, что мы тренируемся на теплокровных синтетических имитациях, не способных испытывать боль. Мне повезло – мой дрон по непонятным причинам вышел из строя за полчаса до встречи с общительной гориллой, а мне за эти сборы присвоили сразу 2 разряда, видимо, чтобы мне не пришло в голову обжаловать решение судей из-за отсутствия видеохроники по вине ITслужбы.
Теперь уже нет, дело прошлое, но раньше мне часто вспоминался и этот случай, и мои переживания. Я никому не рассказываю об этом, это странно и смешно – пожалеть робота, созданного для тренировки. Хотя в этом и нет ничего страшного: любой, кто не смог выполнить задание из-за положительно окрашенных эмоций просто переводится на другую службу – например, контролировать роботов-полицейских или заниматься просветительской работой в школах. Никаких штрафов или даже выговора не предусмотрено, потому что жалость – это положительная эмоция, а добро не наказуемо, оно не может быть наказуемо, это противоречит конституции и элементарной человеческой логике. И наоборот, солдат, который счел одного хряка чрезмерно агрессивным, и вместо дозы храпача распорол животному живот, был уволен в тот же день, прямо со сборов. Не удивлюсь, если помимо увольнения он получил направление на принудительное лечение и коррекцию эндокринной системы.
«Современный про-активный наемник должен уметь блокировать негативные эмоции, потому что любая агрессия – это отрицательные эмоции, вышедшие из-под контроля. Не контролируемые эмоции приводят к таким последствиям, как умышленное нанесение тяжкого вреда, почти всегда не оправданного ситуацией. Это совершенно неприемлемо.» Примерно так начинается первая вводная лекция в «Корпусе А», если мне не изменяет память. Столетний препод, читавший нам эти лекции, не мог произносить шипящие, так что «вышедшие» у него получалось как «виседсее», а «умышленное» как «умисленное», и весь первый курс передразнивал его между собой на разные лады. Старикан был начитан и мудр, мог многому научить, но молодежь была безжалостна уже потому, что звали его Кшиштоф Шируски, и бедолага не умел произнести даже свое имя так, как оно должно было звучать. Праматерь его явно откуда-то с территории древней Польши. Теперь ведь все перемешались с этой стороны земли, словно Канонский Вавилон это история о настоящем и будущем, а не о прошлом.
Основная же мысль, которую в молодые горячие головы должен был вложить мудрый шепелявый поляк, была очень даже хорошей: «солдат не имеет права испытывать ненависть». Это стандартная утренняя речевка всех государственных наемников, так или иначе работающих с людьми. «Солдат имеет право испытывать брезгливую жалость» – это наша шутка-междусобойчик. Невозможно ненавидеть того, к кому испытываешь отвращение и жалость одновременно. Это здорово помогает держать себя в руках, а заодно спасает от милосердия в том извращенном виде, в каком его знали наши предки.
***
Я очень хорошо помню того парня. Кажется, он был с Английского полуострова, откуда-то с северного побережья. Высокий, светлоглазый, с правильными чертами лица, очень привлекательный и остроумный. Вечером перед началом третьего этапа мы сидели рядом в столовой и мило болтали – о службе, о жизни, о новом альбоме воссозданной в цифмире ретро-группы RHCP1, о маршруте № 14 – непроходимом кошмаре из метрового слоя грязи, непролазных кустов и почти отвесной горы в самом конце в качестве вишенки на торте… Мы легко могли стать друзьями после вручения разрядных дипломов. Все к тому шло. А на следующий день он распорол робота кабана от глотки до самых яиц. Так, что все его синтетические потроха, мало отличающиеся от настоящих, кроме, конечно, сине-голубого цвета, вывалились наружу из огромной зияющей дыры. Самое поразительное, этот парень даже не усыпил робота храпачом или нейробоем или, на худой конец, парализатором. Просто распорол живьем, если конечно так можно сказать о роботе, который продолжал визжать и шевелиться еще несколько минут, словно он действительно живой.
После ужина нас собрали в общей столовой, полковник Эйлин выступила с короткой лекцией на тему «Допустимые нормы поведения солдата А» и сообщила нам что нарушитель спокойствия уже далеко. Мы просмотрели замедленную запись с дрона несколько раз, под монотонный голос мисс Эйлин: ненависть не имеет оправдания; эмоции, вышедшие из-под контроля, чаще всего приводят к агрессии; солдат должен быть беспристрастен; агрессия приводит к разрушению личности…
До этого случая мне всегда казалось немного странным, что нас пичкают ужасающими историями о том, как было раньше, чтобы мы ни на секунду не сомневались в том, что делаем. После случая с этим парнем мне больше так не кажется. Каждый раз, когда я вспоминаю распоротое брюха кабана, меня прошибает холодный пот. Можно общаться с мужчиной, считать его веселым, милым, почти другом, даже не подозревая, что он в одно мгновение может слететь с катушек ни с того ни с сего. В глубине души я считаю, что на государственную службу можно брать только физически усовершенствованных людей, особенно когда речь идет о людях с мужской биологией. Химия частенько дает сбой, и мы, солдаты «Корпуса А» – прямое тому доказательство. Хотя, часто дело не в химии, а в том, что кто-то сознательно отказывается контролировать ее в собственном теле. В любом случае, солдатки надежней, хотя мало кто произносит это вслух, чтобы не обижать мужчин лишний раз. Мама говорит, за последнюю тысячу лет мир здорово изменился и продолжает меняться, но толерантность все также в моде и все также декоративна. Мы давно уже не произносим вслух «черножопый», но мысленно всегда добавляем «мудак».
Я верю, что зло внутри нас должно быть наказано во имя будущего и во имя добра. Я верю, что с ним можно и нужно бороться. Но мне грустно от мысли, что все это длится несколько тысячелетий и лишь сравнительно недавно мы едва-едва приблизились к подобию справедливого регулирования. Мне грустно признавать, что несмотря на смысловой парадокс словосочетания «насилие во имя добра», это все еще самый действенный метод. Особенно, когда речь идет о тех, кто носит в своем генотипе бомбу замедленного действия.
