Это славное дело –

Труд во время чумы.

12 октября 1992. 2 июля 2001

Жалоба эллина

Александрия, IV в.

Как тяжко умирают города!

Как безнадежно исчезают страны!

Их затопляют пламенем вулканы,

Их погребает мощная вода.

Их сокрушает ярая орда,

Их удушают хищные тираны;

Где боги были – встали истуканы,

И все пути уходят в никуда.

И Аполлона позабыла высь,

И в храме воет волк и рыщет рысь,

И Мелеагра не страшатся вепри;

И неизбывна череда скорбей!

И катит, катит шарик скарабей,

Не зная, что подобен богу Хепри…

1 августа 1989

Тускнеют угли…

Фет

Ни уголька, ни уголка,

Ни стебелька, ни мотылька,

Ни всплеска крылышек на маке…

Не вспоминай. Не сожалей.

Ни гаваней, ни кораблей,

Ни Пенелопы на Итаке,

Ни плача подле Царских Врат.

Ни медных лиц, ни медных лат…

Ни царь, ни раб, ни зол, ни рад –

Ни слог не изберешь, ни тему.

Неужто дальше – тишина?

Ни аргонавтов, ни руна,

Ни винограда, ни вина,

Ни древка в око Полифему.

Гекзаметр мертв, хорей охрип –

Ни гордый стих, ни горький всхлип;

Ни лицеиста, ни Лицея…

Не постигаю. Не могу.

Прими пловца на берегу,

Змеиноглазая Цирцея!

О нет, не принимай, отринь,

Отыди прочь и сгинь. Аминь!

Я вижу: выбор был худым.

Я вижу путеводный дым

Отечества! Цирцея, впредь мы

С тобою – врозь! Я – недруг ведьмы,

И враг несмысленных свиней.

А дым клубится все черней…

Спеши, воспрянувший пловец,

Поскольку дым речет: конец

Настал Содому и Гоморре!

Спеши! Теперь Улисса ждут

И стольный град, и вольный люд,

И девушка в церковном хоре.

25 сентября 1989. Москва.

2 мая–2 июня 2001. Харьков

Жалоба римлянина

Имперские поруганы останки,

Былого блеска некому сберечь…

На стогнах – готы, а в чертогах – франки.

Все как один корежат нашу речь.

Несмысленным извергнутые лаем,

Витают получуждые слова,

А мы понять отчаянно желаем,

И сдерживаем гнев едва-едва.

Воинственны, безжалостны и тупы,

Вандалы пьют ячменную бурду,

Латинских слов изглоданные трупы

Выхаркивая в яростном бреду.

И тонут падежи в безумье пьяном,

Спряженья гибнут под нестройный гул…

И, как под слоем лавы Геркуланум,

Под слоем пыли кроется Катулл.

Но снидет новый век. И будет Хлодвиг,

И будет песнь, звенящая, как сталь,

И Нибелунги выступят на подвиг,

И двинется Роланд на Ронсеваль.

Заискрятся изысканные вина,

Заплачет лира в варварской руке…

И зазвучит Commedia Divina

На нашем искаженном языке.

8 октября 1992

Факсимиле

…Θ. Тютчевъ; И. Анненскiй…

Как азбуку в расход ни выводи –

Она восстанет буквою литою.

Вот – имя: улыбается фитою,

Иль салютует точкою над i.

Наш век смахнул, что крошки со стола,

Наследие отвергнутого класса,

И позабыла литерная касса,

Где ижица прописана была.

Век вытирал былое так и сяк…

Но имена заветные – не вытер!

В них – вечная печать почтенных литер,

В них на исконном месте твердый знак, –

Которому дозволено сиять

Нетленным знаком творчества «на ять».

21 марта 1986

А жизнь всего одна минута.

Александр Межиров

Рассудку вопреки минута длится –

Нам чужды нравы, чужды времена…

Искусство – обнищавшая страна,

Поэзия – померкшая столица…

И все же воздвигай чертоги строф!

Пусть известь рифм язык скрепляет отчий.

Будь – мысль и труд. Будь зодчий и рабочий,

Чтоб том стихов блистал, как Петергоф.

Наука вдохновения хитра.

Столь долог труд – и сколь же тонок томик:

Не царственный дворец, а скромный домик.

Но пусть он будет Домиком Петра!

Твори, поэт, не требуя венца!

Уже разливом угрожает Лета…

Дерзай! За пол-минуты до конца

Света.

1986. 28 марта 2006

Поэты

Молниеносным выпадом грозя,

Ступает пешка – и она побита:

Создательницу славного гамбита

Нещадно губит краткая стезя.

Иною пешкой рисковать нельзя,

И ей надежная нужна защита:

Из нежной пены встала Афродита –

Из хрупкой пешки вознесут ферзя…

Ну что ж, гори, гори, моя звезда!..

Ведомые неведомо куда,

Мы веруем, что путь нам рассчитали.

Мы – словно пешки: мы не ходим вспять.

Нам велено: играть, а не стоять! –

И на заветной пасть горизонтали…

1989. 2005

…И не мстила. А просто простила –

И простилась. Проси, не проси –

До угла проводить не пустила,

Укатила в настигшем такси.

Я вернусь в опустелые стены.

Тишина и табачная мгла…

Простереться в пустыне постели?

Мерить ночь от угла до угла?

Разодрать непослушные шторы,

Задержать ускользающий луч?

Nevermore…

Замыкаю запоры

И ломаю

Невынутый

Ключ.

1986

Сосульки

Мы молодой весны гонцы…

Тютчев

Сосульки резво прыгают с карнизов,

Бросая нам весенний звонкий вызов;

Срываются в восторженное сальто

Над островками первого асфальта.

Они свисали, сонны и неловки,

Холодные стеклянные морковки…

И – ухнули!

И – цокнули!

И – разом

Явились глазу колотым алмазом!

На тротуарах искристы и колки

Недвижной жизни славные осколки…

Не страшно пропадать в ударе хлестком,

Коль вешний мир признал тебя по блесткам,

А зимний сон растаял за плечами…

Пускай земля умоется ручьями!

С беспечным плеском и задорным бульком

Нестись по ней отчаянным сосулькам.

1986

Друг друга отражают зеркала…

Георгий Иванов

Пылай, огонь, пылай… Кого привлек?

И что возникнет пред упрямым взором?

Быть может, заповедным коридором

Летит потусторонний мотылек?

Кто близится? Его ли ты искал?

Ужель ошибся кругом или слоем –

И нетопырь, взбешенный адским зноем,

Метнется между спаренных зеркал?

Эфирные вращаются шары –

И чутко внемлешь их разноголосью,

Восставленный перед волшебной осью,

Пронзающей незримые миры.

Хранящая подъемлется ладонь,

Беду отводит, не дает в обиду, –