- Не беспокойтесь, - "порадовал" его один из людей Сурманса, - мы, действительно, левое переднее крыло слегка поцарапали, но все выправили уже и покрасили. Но если будут проверять - все подтвердится.

   Хотя, казалось бы, было совсем не до этого, но Ильин про себя порадовался, что он расстанется сейчас с этими ребятами, а то они ради достоверности еще и глаз подобьют, а этой сейчас было явно лишним.

   Так и поехал в Минск, настолько погруженный в свои мысли, что даже радио не включил, чтобы не мешало.

   Посольство нашел легко, подъехал к воротам, намереваясь заехать на территорию, но тут начались странности.

   На территории происходила какая-то суета: подъезжали и отъезжали машины, сновали люди, причем, по мнению Ильина, их было многовато для сотрудников посольства, у ворот дежурили два пограничника. Последнее было уже совсем странно, поскольку открывались они с центрального пульта охраны. Камеры и переговорные устройства - все было на месте. Пришлось выходить и предъявлять им дипломатический паспорт. Связавшись по рации со своим старшим, в ворота Ильина с машиной они все же пропустили, но попросили отогнать в сторонку, подальше от центрального подъезда. На входе в здание Ильина опять тормознули, проверили паспорт и начали куда-то звонить. А потом вдруг заспешили:

   - Скорее наверх, к послу! Он ждет!

   Одет Ильин был не так чтобы очень подходяще для визита к послу, но раз надо, значит, надо.

   С послом они были знакомы неплохо, и с первого взгляда Ильин понял, что крайне взволнован. Едва поздоровавшись, он включил в кабинете "глушилку" и сходу спросил:

   - Слышали уже? А я и эти... из Москвы, которые тут у меня уже две недели пасутся, только что были у него на совещании. Если это можно было назвать совещанием. Совсем никакой. Сел молча, послушал немного и своих, и наших, а потом встал и ушел, так ничего и не сказав. Ближние говорят: в полном трансе. А внешне: как будто воздух из него выпустили. И надо же - все за какие-то пару часов!

   Ильин понял, что пока он пробирался лесами через границу, а потом ехал в Минск погруженный в свои переживания, здесь случилось что-то серьезное.

   Так оно и было.

   Насилие не случайно считается в политике крайним средством. Связано это вовсе не с тем, что политики - люди особо совестливые, готовые сами плакать от "слезы ребенка". Все намного проще. Насилие сплошь и рядом дает непредсказуемый результат. Оно как бы запускает часто совершенно случайные механизмы человеческих отношений, которые невозможно предвидеть. Так что, сиди потом и жди, где, когда и какой протуберанец вылетит.

   Многодневные экзерсисы силовиков против мирных демонстрантов на улицах Минска не могли не сказаться на состоянии их нервов. Прекрасно понимая это, начальство стимулировало их и финансово, и морально, но иногда любых стимулов становится мало. В таких случаях следовала неофициальная команда: принять на грудь, сколько у кого душа просит, и отсыпаться. Те, кто постарше и поопытнее так и поступали, но вот молодежь иной раз откалывала такое... Вот и этой троице после выпитого захотелось женских ласк, а на одной из тихих улиц в сумерках им попалась девушка в белом платье с красным поясом. Последующее описанию не поддается, если только у вас нет привычки к чтению милицейских протоколов.

   Вернувшись домой, девушка выпила все лекарства из домашней аптечки, немалую часть из которых составляло снотворное, а пока оно еще не подействовало в малосвязанном письме-прощании объяснила причину своего поступка. Деталей там хватало...

   Отец девушки смог дочитать письмо дочери до середины. Затем "скорая" отвезла его с инфарктом в больницу. Мать - внучка партизана из Лепельской зоны - дочитала письмо до конца, отдавать его следователю не стала, а вместо этого бросила его копию в лицо жениху дочери, когда он пришел на следующий день узнать, почему его подруга не отвечает на звонки.

   А служил парень в охране батьки. Вообще туда предпочитали брать семейных офицеров, но в последнее время численность службы резко возросла, и в этом смысле сделали некоторые послабления. За людьми, допущенными к охране такого лица, естественно, присматривали, и через пару дней ситуация с невестой офицера, безусловно, стала бы известна его начальству и оно бы приняло меры, но тут не успели. Уже на следующий день он пошел в наряд на встречу с трудящимися одного из заводов. Там, на этой встрече, он и попытался шарахнуть в батьку из табельного ствола.

   Надо понимать, что еще с советских времен дело охраны первых лиц в республике было поставлено всерьез, и одним из принципов всегда был взаимный контроль прикрепленных друг за другом. Находившийся рядом коллега успел подбить снизу руку с пистолетом, и пуля только разбила лобовое стекло трактора, на фоне которого и происходила встреча. Стрелявшего скрутили, быстро увели, но получилось громко, эффектно и, главное, в прямом эфире.

   Телетрансляцию сразу прервали, но получилось еще хуже. Кто-то снимал встречу на телефон, и эпизод сразу вылетел в сеть. Первые комментарии относились, скорее, к категории домыслов, но относительно небольшие размеры и страны, и города очень быстро позволил установить фамилию стрелявшего, а дальше - совсем просто. Общие знакомые связали случившееся с недавней смертью его девушки. А тут и мать кое-что рассказала...Люди даже не вышли сразу на улицы. Они начали просто нести власть и лично ее главу. Везде, при каждом удобном случае, в лицо, и не стесняясь выражений. Такого не было даже после особо жестоких разгонов послевыборных демонстраций. Что-то такое в мозгах у людей щелкнуло.

   Вся эта цепочка событий к моменту встречи Ильина с послом пока еще только начинала раскручиваться, но, судя по всему, и случившегося уже хватило, чтобы - как последняя соломинка, которая ломает спину верблюду, - обрушить находившуюся уже очень долгое время в колоссальном напряжении психику лидера республики. Он просто уже больше мог. Такое бывает.

   И как назло в этот момент силовики докладывали ему все новые и новые детали, касающиеся "покушения", перемежая их рекомендациями объявлять военное положение и не останавливаться перед применением оружия против протестующих. Уж им-то было понятно, что к вечеру город захлестнут толпы демонстрантов.

   То самое совещание, о котором упомянул посол, стало как бы водоразделом. Почти все его участники поняли, что прежняя схема действий, выстраданная в первые, самые тяжелые дни протестов и недавно утвержденная на кавказском побережье, рухнула. А лидер, которого так надеялись подтолкнуть к более активным действиям, в решающий момент вообще уходит в сторону.