Она заслуживает большего, чем все это, чем все они.

Черт, они заслуживают лучшего, чем я, но, по крайней мере, я не оставлю их обездоленными, и медленно переучиваю свои навыки. Я мог бы даже сделать это прямо, вместо того, чтобы брать их за все, что обычно делал Трент.

— Август, ты хочешь присоединиться ко мне? Выйдем на улицу? Я собирался начать готовить гриль и подумал, что ты сможешь насладиться свежим воздухом, — предлагает Пол, вставая со своего места на диване.

Я быстро смотрю на Магнолию, и ее забавная усмешка на лице говорит, что меня ждет особый разговор.

Разговор на тему: «Какие намерения у тебя к моей дочери?».

Черт возьми.

— Конечно, — отвечаю я, чувствуя себя червяком на крючке, который собирается отправиться в озеро, полное хищных пескарей.

В настоящее время меня беспокоит только один пескарь, и честно говоря, он выглядит скорее, как акула.

Пройдя через большую стеклянную дверь, мы выходим на обширный настил. Стоя здесь, я могу понять, почему мистер Йорк хочет уйти в отставку в таком месте. Великолепные склоны зеленых холмов и сверкающая голубая вода — это все похоже на небольшой кусочек рая. И небольшая площадка для гольфа.

— Магнолия говорила мне, что ты был в аварии? — спрашивает он в вопиющей попытке получить информацию.

Я наблюдаю, как мужчина идет по настилу, принимая панорамный вид, который, вероятно, запомнил, ожидая ответа.

— Не авария, сэр, — начинаю я, прежде чем он перебивает.

— Зови меня Пол.

— Хорошо, — отвечаю я, и продолжаю. — На меня напали, — говорю я, начиная с оригинальной истории, не нужно выдумывать. — У меня была травма головы, и я пробыл в коме более двух лет.

Он кивает, давая понять, что уже знает об этом.

— Это достаточно долгое время.

— Да.

— И ты все еще скучаешь по обрывкам памяти?

— Больше, чем обрывки, — поясняю я. — Я бы сказал, что большинство еще потеряно.

Пол больше не задает вопросов, но я вижу их на кончике его языка, пока мы ходим по деревянной дорожке настила.

— Я знаю, что вы думаете, — наконец, говорю я.

Он поворачивается ко мне, небрежно засунув руки в карманы брюк.

— Да?

— Вам интересно, достаточно ли я стабилен, чтобы быть с вашей дочерью. И не собираюсь ли я разбить сердце вашей дочери в течение нескольких месяцев, потому что слишком запутался в своих мыслях в голове, чтобы сосредоточиться на чем-то еще.

— Да, прямо в точку.

— И я хотел бы дать вам ответы, но, если честно, это все была бы чушь. Просто я принимаю это, и Магнолия об этом знает.

— Порядок, — кивает он.

— Так легко отпустите меня с крючка? — спрашиваю я, присоединяясь к нему и облокачиваясь на перила с видом на Тихий океан.

— Магнолия уже не маленькая девочка, как бы ни хотелось мне это отрицать. Она уже взрослая и в праве сама делать выбор в своей жизни, и я ей доверяю. Если она выбрала тебя, как человека, с которым будет проводить все свое время, я должен поверить, что ты достоин этого.

У меня в горле встает ком.

— Спасибо, Пол.

Чувство вины съедает меня изнутри.

Я ничего не достоин.

***

— На ее первый котильон она появилась в грязных колготках и с грязью в локонах. Все остальные девушки смотрели на нее, как на пришельца из космоса, — шутит Лиза, когда мы ужинаем жареным лососем.

— Ну, кто это сказал мне, что котильон был в субботу, когда это было на самом деле в пятницу? — возражает Магнолия, показывая язык к матери. — В ту ночь она появилась в моей комнате, вся взволнованная с розовым платьем в руке, и слова, которые вырывались из нее изо всех сил, я едва могла понять. Думаю, папа пошел и купил тебе компактный органайзер или что-то нелепое на следующий день, чтобы попытаться организовать тебя. Ты всегда путала встречи.

— Все еще, — бормочет Пол сквозь смех.

— О, успокойтесь вы оба. Я ведь разобралась, в конце концов. И ты пришла на котильон во время, не так ли?

— С грязными волосами! — смеется Магнолия.

Лиза машет рукой, словно отмахиваясь от ее комментариев, когда все успокаиваются.

— Пол, лосось был фантастическим, — комментирую я, положив салфетку рядом с пустой тарелкой.

— Я обязательно дам тебе рецепт перед уходом, — обещает он, откинувшись в своем кресле.

Он расслабленно кладет руку на плечо Лизы, играя с локонами, которые выбиваются из ее прически.

— Спасибо, но в этом нет необходимости. Я ненавижу об этом вспоминать. Мне сказали, что мои навыки приготовления ужасны, — говорю я, вспоминая смех Эверли, когда она пыталась научить меня готовить.

— Тогда у вас есть с моей дочерью, что-то общее, — говорит он.

Я пытаюсь избавиться от воспоминаний.

«Будь самим собой», — напоминаю я себе.

Магнолия просто сидит, глядя в потолок и делая вид, что не замечает повышенного к себе внимания.

— Магнолия не умеет готовить? — спрашиваю я, вспоминая тот бунт, который она устроила, когда я опоздал на ужин, и испортил ее идеально приготовленную еду.

— Насколько я помню, она даже не могла сварить макароны.

— О, папа, это неправда! — вздыхает девушка, скрещивая руки в знак протеста.

Она смотрит на меня, прежде чем отвести взгляд.

— Магнолия?

— О, чудесно! Да, я заказала еду! — признается она. — Я ничего не умею готовить.

Все смеются, включая и меня. Когда ее взгляд встречается с моим, я наклоняюсь и хлопаю ее по плечу.

— Ну, думаю, нам придется всегда брать еду на вынос.

— Я заказываю средние порции, — говорит она, подмигнув.

— Только не позволяй ей и близко подходить к плите, — смеется Лиза.

Магнолия закатывает глаза и бросает салфетку в маму. Это типичные выходки счастливой семьи, что заставляет меня стараться вспомнить о моих маме и папе. До сих пор мало чего всплывало в памяти, лишь несколько мимолетных воспоминаний, но ничего конкретного. Я провел несколько часов… дней… пытаясь найти образ того, как воспоминания возвращаются, но, похоже, не было никаких рифм или причин.

Часть меня задавалась вопросом, был ли это наш дом через определенные воспоминания об Эверли и нашей жизни вместе, ведь это объясняло, почему я покинул этот дом. Но часто я просто верил, что это был шанс, и в итоге все вернется на круги своя.

В доме Йорка нет прислуги. Лиза и Пол сами все готовят и приводят в порядок. Для кого-то это кажется удивительным для такой семьи, у которых есть средства для этого, где дворецкий и горничная есть в обязательном списке персонала.

Простые миллиардеры. Какое понятие. Это то, о чем я думаю по пути на кухню, когда помогаю Лизе с посудой и остатками. Магнолия исчезает в игровой комнате, чтобы найти колоду карт. Поскольку я никогда не слышал о джинн рами, или, по крайней мере, не помнил, она была полна решимости научить меня.

Успокаивающая тишина стоит вокруг нас, пока мы моем посуду. Лиза ополаскивает, а я складываю в посудомоечную машину. Я делаю аккуратные ряды тарелок и мисок, задумываясь о том, не мыл ли я когда-нибудь вот так посуду с моей мамой.

Я когда-нибудь вспомню это?

— Магнолия рассказывала тебе о нашем доме около воды? — спрашивает Лиза, прервав тишину.

— Да, хотя там нет поля для гольфа, — говорю я с ухмылкой.

— Хмм, мне может понравиться ваш дом немного больше, — смеется она.

— Вы не поклонница гольфа?

— Да, верно. Гольф делает Пола счастливым, и он работал так усердно эти годы, и несомненно заслужил это. И вид не плохой.

Я киваю, соглашаясь, и начинаю складывать бокалы для вина на верхнюю стойку.

— Вы скучаете по вашему старому дому?

— Конечно, но это ведь просто дом. Воспоминания они все время здесь, — говорит она, указывая на сердце, а не на голову. — Дом — это не здание или дерево, требуемое для его постройки. Речь идет о том, кто с вами внутри. Мой дом может меняться сто раз, но я знаю, что эти двое никогда не изменятся. Они — мой дом, будь мы в хижине или во дворце. У тебя есть дом, Август? — спрашивает она, протягивая мне полотенце.