Я радостно улыбнулся и сказал ей, что со всем согласен. Я никуда не спешу.

Она решила, что я джентльмен, но, по правде говоря, сама идея о том, чтобы двигаться дальше, без Эверли, казалась мне невозможной. Меня тошнило от одной мысли о другой женщине в моей постели.

Я знал, что рано или поздно это произойдет, и не планировал в ближайшее время уходить в монастырь, но у меня было это романтическое преставление о том, что если я буду держаться за ту последнюю ночь с Эверли столько, сколько смогу, часть ее всегда будет принадлежать мне, и только мне.

Зная, что ее губы я целовал последними, и ее тело последним было в моих руках… Это дает мне почву под ногами. И осознание, что скоро этому придет конец, забивает последний гвоздь в крышку моего гроба.

Припарковавшись в гараже, я поднимаюсь на лифте в квартиру Магнолии и прохожу по роскошному коридору до ее двери. Мягко постучавшись, я замираю в ожидании.

Выражение ее лица можно назвать каким угодно, только не довольным.

— Ты опоздал, — говорит она, и разочарование написано на ее безупречной внешности огромными буквами.

— Мне очень жаль, — говорю я, ощущая себя худшим засранцем на планете.

Девушка молча изучает меня, оценивая искренность извинений. Через пару секунд дверь открывается шире, очевидно, означая приглашение войти.

Магнолия разворачивается, и я прохожу за ней, закрыв за собой дверь. Она одета в домашнюю одежду — прежде я такого на ней не видел. Каждый раз, когда мы встречались, она была в платье, на каблуках или в чем-то столь же впечатляющем. Сегодня же на ней надеты простые джинсы и симпатичная футболка. Прическа и макияж без претензии, и девушка по-прежнему была красивой. Но иначе — более ранимой.

Я оглядываюсь и замечаю небольшой стол, сервированный на двоих, длинные, почти обгоревшие свечи. Меня начинает пожирать чувство вины, но не только за испорченный ужин.

Чем я в такой ситуации отличался от Трента?

Разве я не манипулировал людьми, чтобы получить желаемое?

Очевидно, что Магнолия ко мне неравнодушна, и я собирался использовать эту привязанность в свою пользу. То есть сделать ровно то, что от меня хотел Трент.

Как быстро ученик сровнялся с учителем.

Но сейчас я не мог остановиться. Единственным способом защитить ее было использовать ее, потому что если не я, то это сделает Трент, а я видел, как она реагирует на властных мужчин. Магнолия не заслуживает быть обманутой кем-то вроде Трента. После такого она может не оправиться.

Девушка присаживается на плюшевый диван в гостиной, поджав под себя ноги и ожидая меня. Я полагаю, ей нужно немного личного пространства, поэтому сажусь на кресло рядом с диваном, облокотившись локтями на колени и горько выдохнув. Магнолия ждет от меня объяснений, и мое молчание становится слишком громким.

Твою мать, с чего мне начать?

Я мог рассказать ей очередную ложь, а мог, для разнообразия, рассказать ей правду. В моей жизни слишком много лжи, столько, что иногда невозможно было сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Прямо сейчас мне хочется быть искренним.

— Около шести месяцев тому назад я очнулся в больнице с полным отсутствием каких-либо воспоминаний о своем прошлом. Когда мы встретились, и ты спросила, работал ли я в том баре, я честно не знал, что ответить. Пока я был в коме, с моей памятью что-то случилось.

Магнолия в замешательстве хмурит брови.

— Кома? — переспрашивает она. — И долго?

— Чуть больше двух лет.

— Боже, Август… Почему ты не рассказывал об этом?

Она наклоняется вперед, и я вижу, что ей хочется взять меня за руку, оказать мне поддержку, но я не могу принять ее. Не хочу играть на ее чувствах. Понимаю, к чему это приведет, и не хочу пользоваться ее состраданием.

Я хочу быть честным до конца.

— Это не самый лучший способ подкатить, — отвечаю я. — Кроме того, я не собирался делиться этим со всеми. Те немногие, кто был в курсе, испытывали к моему положению фальшивое сочувствие и неловкую жалость. Мало кто может понять эту ситуацию по-настоящему, так зачем их заставлять?

— Наверное, но ты, должно быть, чувствовал себя очень одиноким, — замечает Магнолия, и ее взгляд наполнен участием.

Мои мысли возвращаются к Эверли, стоящей на подиуме в окружении зеркал в прекрасном белом подвенечном платье. Ее счастливая улыбка, когда она поворачивалась из стороны в сторону, рассматривая себя под разными углами, словно представляя себя, идущую по проходу к алтарю.

С другим. С тем, к кому я сам ее толкнул.

— Да, может быть, — говорю я, резко подводя черту.

Я поворачиваюсь к большим окнам, сжав пальцами переносицу, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Но теперь у тебя есть я. Тебе не нужно оправдываться. Я все понимаю. То есть, не понимаю, но я вижу постоянную борьбу в твоих глазах. Должно быть, это очень тяжело — потерять все, что у тебя было.

— Они возвращаются, — пытаюсь объяснить я, разворачиваясь к Магнолии, — воспоминания. Вот, почему я опоздал сегодня. Они приходят неожиданно. Иногда я отключаюсь на несколько минут… однажды даже на час.

Девушка отводит взгляд, чтобы осознать сказанное, и сопереживание на ее лице смешивается с испугом.

— Как давно это продолжается, Август? — спрашивает она, вставая с дивана.

Она неуверенно касается пальцами моего плеча, и я опускаю взгляд, чтобы посмотреть на ее ухоженную руку. Чувствую тепло прикосновения, но оно ощущается чужим и ничего во мне не трогает.

Я пожимаю плечами.

— Несколько месяцев.

Магнолия удивляется.

— Ты был у врача?

Я качаю головой.

— Нет, и не собираюсь.

Она пытается возразить, но я перебиваю ее.

— Не хочу снова потерять свою свободу и больше не вернусь в больницу.

Мои слова ставят точку в дальнейшем споре, и она лишь обнимает меня и кивает.

— Хорошо, хорошо…

Впервые за много месяцев я ощущаю прикосновения другой женщины. Я скольжу руками по ее талии и держусь за нее, как за спасательный круг, вдыхая ее сострадание, словно воздух.

Впервые за долгое время я не чувствую себя одиноким, и это пугает меня больше всего.

Я закрываю глаза и вижу, как Эверли уходит прочь, обнявшись с Райаном.

Магнолия обнимает меня крепче.

Это и правда был конец.

Глава 7

Эверли

Я выйду замуж через две недели.

Через четырнадцать дней мое имя изменится.

Моя жизнь изменится.

Это начало конца очень длинной главы моей жизни. Скоро я буду миссис Эверли Спарроу. Эверли Адамс исчезнет, и я втайне задаюсь вопросом, не исчезнет ли часть меня.

— Ты готова? — кричит Сара, пролетая через дверь моей квартиры и излучая шквал активности.

Сегодня подруга одета довольно консервативно, в отличие от ее обычного яркого вида. На ней скромное платье сливового цвета, а туфли с открытым носом украшают ее ноги. Волосы стянуты в аккуратную изысканную косичку, собранную сбоку ее головы. Это почти поразительно — видеть разницу отсутствия цвета и аксессуаров, сделавшую ее совершенно другой.

— Мы собираемся на похороны или свадебную вечеринку? — спрашиваю я, взяв свитер и положив его на диван рядом с моей сумкой и ключами.

— Что? — она изучает свою одежду, прежде чем высунуть язык в мою сторону. — Я просто хотела выглядеть красиво перед всеми друзьями матери Райана, — признается она, выхватывая ключи из моей руки и заталкивая их глубоко в мой кошелек. — Это твой день. Я веду.

Я посылаю ей самодовольную усмешку, когда крошечные бабочки оживают в животе, просто от упоминания о свадьбе.

— Ну, это не мой день, ты же знаешь.

— Заткнись и позволь мне везти. Я стараюсь быть хорошей.

— Хорошо, — смеюсь я.

— Эй, а где будущий жених? — спрашивает она, когда мы направляемся к лифту.

Я ловлю ее за осмотром моего платья и мысленно похлопываю себя по спине за успехи в шоппинге. Это первый раз, когда я купила что-либо по полной цене с тех пор, как жила на морском берегу. Когда я заходила в магазин, то обычно направлялась прямо к стойке с уценкой для осмотра и принимала все свои решения. Если не могла найти то, что мне нравилось, я шла в другой магазин и так далее. Это было изнурительно, но я была скромной и имела тайную одержимость маленькими красными наклейками, обещающими новую, более низкую цену.