— Привет, Джи-чан. Прости, что пришел так рано — не мог заснуть.

Мысленным взором он увидел улыбающееся, как в детстве, лицо своего дедушки. Больше всего на свете Кёя желал поговорить с ним лицом к лицу, ведь он так нуждался в его совете.

Ему столько хотелось у него спросить, но он не знал, с чего начать. Холодный утренний бриз…

…погладил его по щеке, привнося с собой запахи свежих специй с реки. Он прислонился подбородком к скрещенным на груди рукам и посмотрел на белокаменный город. Его мысли окончательно пробудили его ото сна, и он вновь и вновь проигрывал в голове один и тот же вопрос.

За его спиной послышались тяжелые шаги:

— Ахмед? — его отец встает рядом с ним, его рука ложится на плечо младшего сына. — О чем ты печалишься в это утро?

Ахмед наблюдал за торговыми короблями, проплывающими по реке, не вполне уверенный в том, что он на самом деле чувствует и что занимает его мысли. Его отец любил его, он это знал, потому будет жестоко взвалить на плечи этого человека свои невзгоды, в особенности, когда он и так многим рискует каждый день ради него.

Его отец сильнее сжал его плечо, подталкивая его высказаться.

— Почему я еще живу? — вырвалось у него. — Я — второй сын матери-королевы, Священным законом мне запрещено жить. — Слезы обожгли его глаза. — Люди боятся меня, Анубис ненавидит. Моя собственная мама…

Его отец крепко обнял его, прерывая речь.

— Больше никогда так не говори, — мягко произнес он. Ахмед сжал в кулаке одеяние отца и прижался к нему лицом, впитывая его аромат. Его отец всегда пах силой. Он пытался остановить непрошенные слезы, но в теплых объятиях единственного человека, который любил его, оставаться сильным было практически невозможно.

Фараон встал на колено, чтобы заглянуть Ахмеду в глаза. Он опустил руку на вздрагивающие плечи сына и по-доброму улыбнулся:

— Всем управляет Священный закон, но я не могу позволить ему принести тебя в жертву богам — я слишком сильно тебя люблю. С того самого дня, как я впервые взял тебя на руки, я знал, что в тебе есть нечто особенное. Поэтому ты — мой наследник.

Глаза Ахмеда широко распахнулись от подобного откровения:

— Но, отец, я же второй сын.

Фараон кивнул и встал:

— А я — фараон, и мне решать, кто займет мое место, когда я умру. — Он положил свою могучую руку на затылок Ахмеда. — И я выбрал тебя.

Улыбка его отца почти такая же, что была у его дедушки. И эти его слова эхом отражались как в прошлой, так и в этой жизни. Его дедушка так часто говорил ему:

— Кёя, мой мальчик, тебя ждет особенная жизнь. Однажды ты поймешь, о чем я говорю…

— Но я не понимаю, — выдохнул он. — Всю мою жизнь я ищу эту самую судьбу. Я всегда думал, что речь идет о работе в полиции, или о продолжении твоего дела на поприще кулинарии. Но сейчас, я в этом не уверен. — Он возвел глаза к небу. — Говорил ли ты о моей судьбе из прошлой жизни? Стоит ли мне бросить все, над чем я так упорно работал, ради того, что всегда считал глупой мальчишеской фантазией? Или мне требуется продолжать двигаться дальше, как ты всегда мне советовал? — Звезды не ответили на его вопрос. Конечно, с чего бы им — только Нефрит мог их слышать. Как глупо было думать, что он найдет здесь ответ.

Кёя встал.

— Мне пора идти, — он смахнул пыль со штанин, затем выпрямился, и его глаза задержались на иероглифах. Он провел по ним рукой, произнося каждый из звуков. Его рука лежала там в тишине, и он упивался этой атмосферой. Он сейчас здесь, это — его мир. Он не в прошлом, а в настоящем. Это — его реальность. Поэтому ему понадобится оставаться сильным и продолжать двигаться дальше.

Но как же Эндимион? зашептало сердце.

Кёя еще сильнее нахмурился. А что с ним?

Он глубоко вдохнул утренний воздух и выпустил облако пара.

— Что же мне делать? — выдохнул он.

***

Над обеденным столом повисла гробовая тишина, но Сея оставался невозмутимым — он сказал то, что хотел, и не жалел ни об одном слове. Он терпеливо помешивал суп, ожидая, пока тот остынет. Хм, кажется, повар добавил слишком много розмарина.

Его отец прочистил горло, видимо, готовый дать ответ. Его голос напряжен:

— Я предлагаю тебе стать партнером в моей фирме, и однажды ты унаследуешь все, над чем я так упорно работал всю жизнь. Тебе все преподносится на блюдечке: деньги, работа, удобства. Твоя жизнь обеспечена до конца твоих дней, а ты хочешь отказаться от всего этого ради жалкого учительского жалованья?!

— Профессорского, отец, — поправил Сея, промакивая рот салфеткой.

— Я даю тебе все!

— Кроме счастья, — парировал Сея неожиданно серьезно. — Я думаю, для человека, что произвел меня на свет, именно это должно быть главным.

В ровном голосе отца начала сквозить злоба:

— Я каждый день работал не покладая рук ради твоего счастья.

— И я благодарен тебе за это, — ответил Сея. — Но если я буду работать на тебя, то не смогу жить полноценной жизнью — я хочу научить других тому, чему научился сам, хочу открыть новые горизонты, и Университет Токио предлагает мне эту возможность — должность одного из профессоров на факультете физики. Постоянная работа, лаборатория и любые проекты, которые только придут мне в голову.

А еще я буду ближе к своему господину. Он сделал еще один глоток супа, морщась от его привкуса: как же он ненавидел розмарин.

— Я принял решение, отец, и мне не важно, одобришь ты его или нет. Я уезжаю в конце недели.

— Тогда ты больше не получишь от меня ни цента, — зашипел отец.

Сея встал.

— Мне это не понадобится. Мое наследство, доставшееся мне от дедушки, я перевел на новые банковские счета, так что я больше не нуждаюсь в твоих деньгах.

Развернувшись, он добавил:

— Благодарю тебя за гостеприимность, отец, теперь я пойду.

Когда он вышел, до него донеслось, как отец, ругаясь, ударил кулаками по деревянному столу.

Прости, папа, подумал Сея, входя в свою комнату. Он вышел на балкон, встречаясь с тысячей аур.

Здравствуйте, друзья.

Господин! закричали они хором. Мы скучали!

Сея рассмеялся. Меня не было всего пару часов.

Но господин Солнце закрывал Вас от наших взоров. — залепетали множество голосов. — Он весь день держит Вас для себя.

Но ночью я принадлежу только вам, — напомнил он. Я почти закончил подготовку к своему путешествию. Я отправлюсь на Восток через пару дней.

Эндимион ждет Вас, оповестили они. К следующему полнолунию Вы его найдете.

Сея улыбнулся от этой мысли — следующее полнолуние. Оно так близко… Столько времени он еще сможет выдержать.

***

ВЫСТРЕЛ!

Его руки дернулись от отдачи оружия.

ВЫСТРЕЛ!

— Неужели ты думал, что я тебя не найду?

ВЫСТРЕЛ!

Он остановился как вкопанный при виде человека, которого не видел с самого детства, но сейчас казалось, будто прошло всего несколько лет. Одетый в одеяния фараона, Анубис смерил его презрительным взглядом, после чего зашипел:

— Отродье.

ВЫСТРЕЛ! ВЫСТРЕЛ! ВЫСТРЕЛ!

Кёя прищурился.

ВЫСТРЕЛ!

Анубис проскользнул вперед, ненависть проходит по нему осязаемыми волнами.

— Я наблюдал за тем мальчиком, возомнившим себя королем, который воткнул ритуальный кинжал в твое сердце, после чего твоя кровь окропила алтарь. Несмотря на то, что видели мои глаза, я чувствовал предательство. Теперь же я вижу, что Золотому трону нельзя доверять.

ВЫСТРЕЛ! ВЫСТРЕЛ! Щелчок.

Кёя перезарядил пистолет, прицелился и выстрелил.