Кёя закатил глаза, ожидая очередную перепалку.

— Так, ребята, — прервал он их. — Давайте прибираться.

Шитенно проследовали за своим командиром на кухню, где прибрали разбросанные коробки с китайской едой на вынос. Мамору принялся было помогать, но Кёя моментально отстранил его от этого занятия, поэтому молодой будущий правитель был вынужден наблюдать из-за стойки. Кёя помыл посуду и аккуратно расставил тарелки в сушилке, а Тамаки телепортировал мусор в мусорный бак в переулке. Правда, он промахнулся, и мусор оказался просто в переулке.

— Молодчина, — саркастично похвалил Рио, после чего поджег образовавшуюся кучу.

Запах горелого мусора достиг балкона, поэтому двое молодых людей поспешили поскорее захлопнуть дверь балкона.

— Дурак, — буркнул Тамаки.

— По крайней мере, я хотя бы умею целиться, — парировал Рио.

Так началась очередная склока.

С тяжелым вздохом, Кёя поставил очередную тарелку на полку:

— Какие-то вещи никогда не меняются.

Мамору и Сея хмыкнули.

В этот момент как раз вернулась Усаги, на лице которой все еще отчетливо читалось волнение. Она поставила телефон на базу.

— Усако? — Мамору спрыгнул из-за стойки, чтобы обнять жену. — Что стряслось?

Усаги прижалась к нему крепче:

— Это Минако — она летит обратно из Гонконга ночным рейсом. Она спросила, смогу ли я встретить ее в аэропорту. Она была такая грустная.

Она отвела голубые глаза от мужа, после чего продолжила:

— Она не сказала, что произошло, но у меня есть догадки.

Ее глаза встретились с Кёей, и ее взгляд смягчился:

— Она скучает по тебе.

Эти слова одновременно согрели и разбили ему сердце.

Ее голос снова напрягся, когда она села за кухонный стол, переплела перед собой пальцы и прижалась к ним лицом.

— Она не может простить себя за то, что совершила.

— А что она сделала? — спросил он, присаживаясь напротив погруженной в раздумья принцессы.

Она посмотрела на него:

— Она написала песню, которая опорочила память о тебе.

— Так вот о чем «Серебро стало серым»? — спросил Тамаки, усаживаясь за стойку. — Блин, а мне нравилась эта песня. Теперь мне стыдно. Прости, кэп.

Все присоединились к ним за столом: Мамору сел рядом с женой, Сея рядом с Кёей, а Рио в конце стола.

Усаги покачала головой.

— В ее защиту скажу, что Минако не до конца помнила события прошлого, лишь какие-то отдельные отголоски. — И тут ее глаза обдали холодом, и она совершенно неожиданным для нее тоном прошипела: — А еще этот лживый ублюдок Данбурит добавил масла в огонь.

— Данбурит? — воскликнули трое голосов: Тамаки произнес это ровно, Сея с нескрываемой злостью, а Рио с сочетанием отвращения и вины. Кёя не произнес ни слова, ожидая, что кто-нибудь сможет объяснить.

— Ты говоришь… — Тамаки запнулся, после чего ударил себя рукой по лбу. — Ну, конечно! Если есть Сейлор Мун, значит, есть и Сейлор Ви! Какой же я дурак.

— Да неужели?

— Завали, Сея!

— Хватит.

Они оба моментально замолки под командой Кёи.

В комнате повисла тишина, пока каждый ожидал, что кто-то ее нарушит: либо задаст вопрос, либо даст ответ.

Тишину нарушил Рио:

— Данбурит, — все посмотрели на него. Он вглядывался в прошлое, и в его глазах отразилась боль, которая все еще томилась в глубине него. — Он стал первым агентом, которого мы послали на землю в поисках залежей энергии. Но у него была какая-то своя миссия, о которой я не очень в курсе. Знаю только, что он был из людей Кунсайта.

Имя обдало Кёю ледяной яростью, и он сжал под столом руки в кулаки.

Усаги подхватила нить разговора бывшего темного генерала:

— Он отправился за Минако. Там какая-то история про то, что он — реинкарнация Адониса, солдата низкого ранга, который был безумно влюблен в нее во времена Серебряного Тысячелетия. Правда, я его не помню.

— А я помню, — перебил Тамаки. — Из венерианских войск, если я правильно помню, которых нам прислали для налаживания связей. Как бы там ни было, надолго они с нами не пробыли.

— Верно, — продолжил Сея. — Если ничего не путаю, венерианцы покинули поле битвы, когда Центральное королевство объявило войну.

— Трусы, — прорычал Кёя.

— Собственно, — произнесла Усаги, вновь притягивая к себе всеобщее внимание. — Он сказал Венере, что в прошлом она была влюблена в его командира, — она кивнула в сторону Кёи, — и что он разбил ей сердце. А затем, перед своей гибелью, он сказал ей, что она никогда не предпочтет любовь долгу, и что все ее попытки полюбить закончатся… закончатся… — она замолчала, словно она не в силах была вынести саму мысль об этих ужасных словах.

— Закончатся катастрофой, — закончил за нее Мамору.

— Но это же неправда! — запротестовала Усаги и с мольбой взглянула на Кёю. — Это ложь! Ты должен сказать ей, что это ложь! — она заплакала, когда накопившаяся за две недели боль ее воинов прорвалась наружу. — Они так вас любят! Они просто не помнили… Память вернулась к ним только две недели назад. — Она прикрыла рот рукой, стараясь удержать очередной всхлип. — Я так хочу, чтобы они были счастливы! Я знаю, точно знаю, что они не смогут стать счастливыми, пока вас нет рядом. Именно поэтому я попросила Мамору освободить эти воспоминания. Я подумала, что если они узнают правду, тогда они… Не знаю… Постараются найти вас. Постараются обрести надежду, поймут, что не обязаны быть только лишь моими защитницами на протяжении всей жизни. Что их жизнь на этом не ограничивается.

Мамору притянул ее ближе и позволил ей выплакаться.

Но слезы закончились также быстро, как и пришли:

— Но теперь вы здесь! Теперь все наладится! Когда Минако увидит, что ты жив, она забудет об этом гадком Данбурите и его дурацком пророчестве.

Кёя не смог ответить на ее улыбку, так как все его мысли были заняты темными размышлениями о мести над пешкой, который посмел причинить столько боли его Венере. Минако… Теперь ее зовут Минако. Ему придется подучиться звать ее Минако — нельзя допустить, чтобы имя Афродита соскользнуло с его языка. Она доверила ему свой секрет много столетий назад, и он сохранит его даже сейчас.

Ему вновь захотелось, чтобы именно он убил своего брата. Если бы только…

— А что у Юпитер? — спросил Сея, и впервые за все время в его голосе прозвучало смущение. Он молился, чтобы с ней не оказалось связано никакого злого пророчества.

— Сейчас ее зовут Макото Кино, — сообщила Усаги. — И она ждала тебя годами, хотя сама этого не понимала. Она постоянно влюблялась в парней, которые… ну, сейчас я отчетливо это понимаю… были очень похожи на тебя тем или иным образом.

Самодовольная улыбка прорезалась на его лице:

— Думаю, это крайне раздражало ее отца.

Предполагалось, что данный комментарий повеселит окружающих, ведь, скорее всего, отец юпитерианки в этой жизни был сделан из того же калибра, что и в прошлой. Но к его огромному удивлению, Усаги опечалилась:

— Родители Макото погибли, когда ей исполнилось восемь.

— Что? — неверяще выдохнул он. Это невозможно.

— У тебя нет семьи? — спросила она с некоторым ужасом в голосе.

Нефрит покачал головой.

— Даже представить не могу! — воскликнула Юпитер.

— Так сложно поверить? — спросил он, отмечая, что розы стали расти лучше с тех пор, как он внес коррективы в состав почвы.

Аура Юпитер засветилась ярче, когда она с гордостью изрекла:

— А у меня двенадцать братьев.

Двенадцать братьев, с которыми ему пришлось бы сразиться в рукопашном бою, реши он просить ее отца руки его дочери. Так бы оно и было, если бы обстоятельства сложились иначе. Она была так близка со своей семьей, и он даже не мог представить ту боль, что она испытывала, живя в одиночестве. Он должен скорее это исправить.

— А я очень рад, что с моей Ами-чан все хорошо, — объявил Тамаки. — Тебе не нужно ничего мне говорить — я уже сам все знаю.