— Тут не за что извиняться.

Она, в конце-концов, посмотрела на любимого, который на протяжении всего этого времени сидел прикованный к кровати.

— Мамору, — сказала она, озарив комнату улыбкой, что была ярче, чем само солнце. — Они вернулись.

Мамору медленно обвел взглядом всех присутствующих и не хотел верить тому, что видел. Его глаза остановились на Кунците, и он больше не мог сдерживать слез. Из-за всхлипов становилось трудно дышать, но дрогнувшим голосом он спросил:

— Где же вы были?

Кёя заключил своего господина в бережные объятия, зарывшись носом в его черные волосы, которые даже сейчас пахли лесом.

— Мне жаль, господин, — выдохнул он.

Мамору без стеснения плакал перед четырьмя людьми, которых он хотел увидеть больше всего на свете. На протяжении всей своей жизни он считал, что его сердце бьется только ради загадочной принцессы из его сновидений — поэтому он так долго и так отчаянно искал ее, надеясь, что она сможет прогнать ноующую в груди боль. Но когда он нашел ее, щемящее чувство на душе не исчезло — стало меньше, да, но не исчезло. Когда его воспоминания полностью восстановились, он понял, почему это произошло: его сердце билось в унисон не с одним сердцем, а с пятью. Каждому присутствующему здесь человеку принадлежала частичка его сердца. И они вернулись!

— Но как? — спросил он сквозь слезы. — Я ничего не почувствовал, когда заклинание закончилось…

Он посмотрел на них, с отчаяньем ожидая ответа.

— Мы всегда были рядом, — объяснил Кунцит.

— Я не был, — произнес Жадеит в попытке немного разрядить обстановку, но, это лишь напомнило всем о его истории, от чего всем стало только хуже. Склонив голову, он продолжил: — Но это не имеет значения — теперь я здесь, — сказал он решительно.

— Все еще нестабилен, — нарочито громко шепнул Сея Тамаки.

Тамаки засмеялся и в той же манере прошептал в ответ:

— Я бы вот не хотел, чтобы ментально нестабильный человек находился подле моего господина.

Боль, которая отразилась на лице Жадеита, свидетельствовала о том, что пока не следует дразнить его на этот счет. Тамаки и Сея, сокрушаясь, опустили глаза в пол.

— Со мной все нормально! — слабо запротестовал Жадеит. — Кристалл все поправил! — Жадеит встал на одно колено, и его голос наполнился раскаяньем: — Вы спасли меня, господин. Благодарю.

Мамору был несколько сбит с толку подобным заявлением — он, очевидно, упустил что-то очень важное. Он взглянул на Кунцита в поисках объяснения.

— Тамаки, — указал тот на Цоизита. — Сея, — посмотрел он в сторону Нефрита, и тот кивнул. — И я возродились после падения Серебряного Тысячелетия. По пока не ясным нам причинам, мы жили без наших воспоминаний, но две недели назад все изменилось, когда Вы призвали нас.

«Тогда я как раз освободил тайные воспоминания о Терре», подумал Мамору, взглянув на жену, которая улыбалась всезнающей улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ, транслируя благодарность одним лишь взглядом.

— На протяжении последних двух недель мы пытались найти Вас, но прежде нам требовалось спасти Жадеита от его собственного ослиного упрямства, — он бросил взгляд на все еще склонившегося в поклоне Шитенно. Жадеит сжал руки в кулаки, но ничего не сказал. — Но мы смогли воссоединиться с Вами, благодаря утреннему призыву.

— И как раз вовремя! — встрял Тамаки. — Серьезно, повелитель! — отодвинув Кёю в сторону, Тамаки уселся на кровать, тыча фотографию в лицо Мамору. — Розовый? Что в тебя вселилось, что ты решил надеть розовую рубашку?!

Щеки Мамору покрылись румянцем. Он не знал, что на это ответить, поэтому произнес:

— Пожалуйста, не зовите меня «повелителем». Меня зовут Чиба Мамору, и я больше не принц Земли.

— Как раз наоборот, сир, — возразил Сея, добавив почтительное обращение только чтобы позлить его. — Согласно звездам, Вам все еще уготовано править этой планетой в качестве короля, что делает Вас принцем. Но, если Вы так того желаете, мы можем называть Вас Мамору.

— Спасибо, — поблагодарил он с облегчением.

— А я Усаги! — оповестила Усаги. — И мы женаты! — она показала им кольцо. — Как жаль, что вас тогда не было! О, знаю! — она подпрыгнула к кровати и обвила руками шею супруга. — Давай поженимся еще раз, чтобы они смогли присутствовать на нашей свадьбе!

— Это совершенно необязательно, Усаги-чан, — махнул рукой Тамаки.

Усаги надулась, но ее горе было недолгим.

— А кто голоден? — внезапно спросила она, спрыгивая с кровати и подбегая к двери, бросая через плечо: — Мне понадобится сходить в магазин, но мы, правда, можем приготовить быстрорастворимой лапши или даже заказать еду на дом!

Кёя улыбнулся своему господину.

— Я Кёя, — представился он. — И, думаю, я пойду помогу Вашей жене.

На этих словам он отправился на кухню.

— Думаю, нам надо дать вам возможность отдохнуть, — сказал Сея. — Пойдем, Тамаки.

— Ой, блин! — пробурчал Тамаки, но подчинился. Дверь за ними захлопнулась, оставив Мамору наедине с Жадеитом.

Белокурый Шитенно так и не поднялся с колена, его глаза все еще смотрели в пол.

— Господин, — прошептал он, не вполне уверенный, что он может сказать. Как он может извиниться за то, что натворил? Извиниться за то, что нарушил клятвы, которые принес в детстве? Извиниться за то, что предал своего повелителя?

Он сидел, прислонив колени к груди, напротив деревянного креста, который знаменовал могилу его матери. Ветер с соленого моря ворошил его волосы, привнося с собой звук бьющихся о берег волн и крики чаек. Песок под его ногами нагрелся, солнце взошло высоко над горизонтом, но сам воздух оставался прохладным — с севера приближалась гроза: серые облака уже начинали заволакивать небо. И среди всего этого он сидел в одиночестве, пытаясь понять, что ему делать.

— Ко? — присел рядом с ним загадочный мальчик, которого он хотел убить. Принц Эндимион.

Ко не взглянул на него — он знал, чего мальчик хотел от него. Знал с того момента, как увидел его, и, возможно, именно поэтому и захотел убить. Пламя в его груди отказывалось подчиняться кому бы то ни было, тем более человеку. Но в тоже самое время, сама его сущность требовала принять предложение Эндимиона. Он был сбит с толку и не знал, что с этим делать.

— Ты не хочешь меня, — наконец сказал он, нарушая тишину. — Я погублю вас.

К его удивлению, Эндимион рассмеялся.

— Не-а, не погубишь, — уверил он.

— Ты дурак? — огрызнулся он. — Ты что, забыл, что я уже попытался?

— И у тебя ничего не вышло, — заметил Эндимион. — И больше ты этого делать не будешь, я точно это знаю.

Ко развернулся к нему.

— Откуда ты знаешь?

Фраза должна была быть вызовом, но прозвучала как отчаянный крик души.

Эндимион дотронулся до медальона на его груди.

— Я знаю, что он означает, Гелиос рассказал мне об этом. Ты — Хранитель Священного огня. Легенда гласит, что ты способен как на великое добро, так и на великое зло, в зависимости от того, что тебя окружает. — Он взглянул на крест. — Твоя мама любила тебя, огонь поддерживал в ней жизнь, но люди боялись тебя, и огонь попытался уничтожить их.

Ко с тоской посмотрел на крест — он скучал по своей маме.

Эндимион призвал в свои руки Золотой кристалл.

— Кристалл символизирует чистоту. Ты атаковал меня, потому что ты чувствовал угрозу с моей стороны, но когда кристалл коснулся тебя, он передал тебе своей чистоты и успокоил тебя. Поэтому я знаю, что ты больше не причинишь мне вреда: потому что я стану твоим другом, который покажет тебе любовь и доброту, откроет тебе мир приключений и братской поддержки, а также других замечательных вещей. И остальные сделают тоже самое. Я уверен, что ты этого хочешь — ты не желаешь убивать, ты ненавидишь это. Я видел это на твоем лице.

— Ты думаешь, что так много знаешь, — произнес он, попытавшись в последний раз выказать свое неповиновение, но они оба знали, что эту битву он уже проиграл.