Мне кажется, что непростота выбора – наше национальное явление, почти такое же, как пельмени или балалайка. Выбор нас дезориентирует, мы начинаем набирать в корзину всё, как в супермаркете. Из-за высокой степени нервозности в обществе, из-за того что у нас размыты перспективы дальнего будущего, мы отчаянно пытаемся не промахнуться, выбирая то, что будет длиться одиннадцать лет и потом еще плюс пять – институт. А после института у нас вообще открывается поле страхов и неопределенности. Кто в России может спокойно думать про будущее, которое наступит через 10–15 лет? Попытки делать такие прогнозы чреваты жутким стрессом. И предсказать, чем аукнутся наши усилия в отдаленном будущем, во взрослой жизни ребенка, когда он уже будет самостоятельно принимать решения, тоже невозможно.
В одной интеллигентной верующей семье было двое сыновей. Старший – очень способный, и ему выбирали лучшие возможности для образования. Он окончил школу с золотой медалью, и семья продала часть жилья, чтобы дать ему возможность учиться в Америке – ужались, напряглись, но отправили ребенка за границу. Денег на регулярные поездки к нему не было, мальчик тяжело привыкал, но все верили, что так правильно, так надо.
Он учился, приезжал редко, родители не приезжали никогда. Мальчик пережил жесточайший кризис адаптации, выучился, нашел там же работу и вдруг… женился на китаянке и перешел в буддизм. Это было совершенно естественно для той ситуации социализации, в которой он находился шесть лет. В Америке смешанные браки – обычное явление, никто даже не понял бы, в чем драма, но для родителей мальчика это стало реальной трагедией. Их ребенок сменил религию, культуру – все то, что называется «культурным кодом». И когда встал вопрос об образовании младшего сына, они поняли, что, отправив его за границу, они останутся как бы без детей – по крайней мере, без понятных им, близких по духу детей.
Просчитать со стопроцентной вероятностью результат, казалось бы, направленных на лучшее действий, к сожалению, невозможно. И когда вы начинаете этим серьезно заниматься, надо понимать, что этот выбор лучшей доли в образовании в значительном количестве случаев – действительно билет на выезд. До половины сильных детей в старшей школе хотят уехать. Они не видят своего будущего в России.
Я предлагаю задуматься: цели и задачи, которые кажутся естественно возникающими, – действительно ли это ваши цели? Вполне вероятно, что эти установки – сверхценность образования, необходимость знания языков – могут диктоваться целями, которые к вам никакого отношения не имеют.
Процесс получения образования перестал быть естественным
Сегодня в каждого ребенка так много вкладывают с самого начала, что все это стало совсем не естественным процессом. Естественно – это когда ребенок, которого до школы не учат в специальном заведении, перед первым классом идет в школу, до которой он может дойти сам своими ногами, и проходит вступительные испытания без подготовки; его развитие перед школой не стимулируется, и во многих местах это по-прежнему так: ребенка просто из сада автоматически зачисляют в ближайшую школу, родители в этом практически не участвуют, и достижения ребенка – это работа его и школьного коллектива.
Сегодня же мы имеем дело с тем, что в образовании произошло сильное расслоение, в разных школах очень разный уровень подготовки, и дополнительная неестественность ситуации в том, что развитие ребенка стимулируется не по его запросу, без учета его психологических, неврологических особенностей, особенностей восприятия, усидчивости и так далее. Кроме того, неестественность еще в том, что слишком часто нереализованные амбиции взрослых проецируются на ребенка. «Я не защитил диссертацию – значит, мой сын обязан это сделать», «Я не говорю по-английски – пусть мои дочери учат язык с трех лет», «Я всю жизнь хотел играть в футбол, не получилось, так пусть мой сын играет, даже если у него рахит и ему хочется проектировать роботов». В XIX веке количество детей на семью в целом было больше, чем сейчас. Сегодня, когда количество детей на одного взрослого меньше, значимость каждого из них выше. Мы живем в этой ситуации не первое поколение, поэтому она нам привычна, но надо понимать, что она не стандартна. В результате ребенок растет под лупой избыточного внимания взрослых, и семья в него вкладывает все, что может, полезного, в объемах или максимальных, или избыточных.
Еще один момент, связанный с неестественностью: сегодня в моде теория привязанности[1] и очень большое внимание уделяется тому, чтобы ребенку было комфортно. Поэтому образование из традиционного для нашей культуры формата, связанного с немецкой системой с ее муштрой, насилием, дисциплиной и подчинением, сейчас часто трансформируется в максимально игровой, подстраивается под ребенка, и в результате происходит, с одной стороны, перенасыщение информацией, а с другой – не тренируется воля, и в этом тоже мало естественного. Взрослые играют с ребенком на уровне ребенка, в том числе и в процессе обучения.
Если говорить о том, как это выглядело в нашей стране раньше, то в XIX веке высшее образование получали от общего числа единицы – или очень одаренные и замотивированные, или дети из богатых семей, а у большинства оно заканчивалось четырьмя классами церковно-приходской школы. Сегодня почти каждый ребенок протаскивается через всю многоступенчатую систему обучения независимо от того, есть у него способности или нет. Сегодня в принципе другое отношение к этому, и если ребенок не получил образование по высшему разряду, считается, что он неуспешен.
Кроме того, сегодняшняя школа считает, что родители должны быть вовлечены в учебный процесс. Это тоже не вполне естественная для родителей ситуация. Но чтобы не играть по этим правилам, нужно плыть против течения, и тебя еще будут пинать в спину и порицать: «Как, ты не учишься вместе с ребенком!»
Из всего сказанного выше вытекает тот факт, что к развитию ребенка стали по-другому относиться. Оно больше не рассматривается как процесс, который идет сам по себе. Если раньше ребенок просто рос и развивался, то теперь он стал родительским инвестиционным проектом, в который все время надо делать какие-то внешние вливания: впечатления, образовательные мероприятия, кружки, события… Теперь предполагается, что без этого ребенок не будет расти. Лично я убеждена, что ребенок – это не сосуд, который нужно наполнить, а факел, который нужно возжечь. Но для современных родителей он скорее сосуд, и они стремятся наполнить его самыми разными способами.
Есть такое определение – «стимулированное развитие». Это понятие предполагает постоянную работу над развитием, чтобы оно было достаточно хорошим. Если раньше можно было привести в школу нечитающего и непишущего ребенка, то сейчас просто так его в первый класс не отдашь. Теперь, отправляя ребенка в школу, вы уже должны предъявить результат своих достижений – привести его читающим, считающим и частично обученным тому, что будут проходить в первом классе. Поэтому выбор школы начинается с выбора подготовки. А бывает, что и на подготовку просто так не придешь. А где-то попадание в тот или иной сад определяет, в какую школу вы пойдете, поэтому невроз начинается гораздо раньше, чем начинается школа.
Ушла простота и понимание того, что ребенок сам естественным образом подрастет, разовьется и к семи годам будет готов к обучению. Везде нужна как бы гидропоника – искусственное подпитывание процесса. И выращивание этих искусственных плодов – очень энергоемкий процесс, требующий неустанного наблюдения и стимулирования родителями с поддержанием определенного количества света, тепла, влаги. По сложности это примерно как выращивание тепличных зимних овощей, потому что только у 20% детей дошкольного возраста есть познавательный интерес к интеллектуальным задачам, а у других нормальных детей в возрасте до семи лет интеллектуальные процессы идут совершенно по-другому, и их интересуют другие вещи, в первую очередь игра. Просто у 20% детей – опережающее развитие, а 80% живут на своей стадии интеллекта – которая, кстати, очень важна:
