От увиденной картины Лори вдруг замолчала. Она собиралась выбить всю дурь из этой тупицы, которая натравила на нее копов. Из-за ее жалобы она полночи и полдня провела в полицейском участке, объясняясь за ночной шум. Боже, да где это видано из-за глупой вечеринки вызывать копов?! Ну, подумаешь, пошумели немного, выпили, музыку послушали. Да с кем не бывает?
Когда Лори была все-таки отпущена копами домой, она была безумно зла. Масла в огонь добавил еще и Берд, который выхватил ее на пороге полицейского участка и долго рычал о происшедшем. Будто это сама Лори была виновата в том, что их замели копы. Лори вдрызг разругалась с Бердом и до кучи послала его ко всем чертям, совершенно забыв, что это альфа устроил ее на работу. Берд, конечно, такого не стерпел и мигом выпалил, что Лори уволена и сама может катить ко всем чертям. Переехала называется! Устроилась! А во всем виновата эта бета.
Лори неслась домой на всех порах, желая забить тупую дуру до полусмерти за ее выходки. Позвонив в дверь тупицы и дождавшись, когда та ее откроет, она без предупреждения замахнулась и врезала от всей души. Тупица свалилась на пол, а Лори гневно поливала ее грязью, обвиняя во всем на свете. И в тупом звонке в полицию, и в том, что она, Лори, теперь без работы, и в том, что теперь ей не на что жить, и в том, что снова придется вернуться в родительский дом в тот вонючий городишко, и даже в том, что Анхели тупая дура, идиотка, шизоидная и вообще бета. Но она резко оборвала свою речь, когда Анхели расплакалась как дитя. В голос, размазывая слезы и сопли по лицу, держась рукой за ушибленное место. Из ее глаз катились огромные слезы, она некрасиво кривилась и громко всхлипывала. От этих всхлипов у Лори вдруг внутри все в узел завязалось и самой хоть реви. Она и не заметила, как намокли и ее собственные глаза. Девчонку вдруг стало до боли жалко. Бета ведь, что с нее взять? А как она живет-то одна? У нее, у Лори, хоть башка варит. И работу она новую найдет и деньжат одолжит и устроится потихоньку. А эта? Бетой ведь и останется.
Лори о бетах знала совсем немного, только общую информацию. Беты рождались нечасто и жили изолировано. Единицы из бет имели право жить самостоятельно, но омеге их видеть никогда не приходилось. Лори знала, что беты это несостоявшиеся омеги. Рожденные без запаха, слабоумные, глупые как маленькие дети, не имеющие течек и как следствие не имеющие возможности размножаться. Бет редко растили в семьях, для них существовали специальные интернаты, где их обучали какому-нибудь делу. В восемнадцать лет бет перевозили из интерната в общежитие при какой-нибудь фабрике или заводе, где те трудились и могли приносить хоть какую-то пользу обществу. В возрасте сорока пяти лет бет снова переводили, на этот раз в дом престарелых, где они заканчивали свою жизнь в течение ближайших пяти, максимум десяти лет. Лори помнила еще со школьных уроков, что продолжительность жизни бет крайне мала. Долгожителями среди них считались те, кто достигал порога в шестьдесят лет, но таких во всем мире по пальцам можно сосчитать.
– Ну ладно, ты чо? – Лори вытерла собственные глаза блузкой, отерла рукавом нос и присела возле Анхели. – Ну, будет тебе, не реви. Ну, разозлилась я немного. Прости. Сильно болит?
Анхели, громко всхлипывая, покивала, слезы непрекращающимся потоком продолжали течь из ее глаз. Она смотрела на Лори обидчиво, непонимающе. Соседка же выглядела растерянной. Она с минуту сидела на корточках перед Анхели, соображая, что делать. Злость на нее прошла, будто и не было, только жалость осталась. Она отбросила свою сумку в сторону, скинула обувь и прошла в чистенькую квартиру соседки. Мельком глянула в сторону открытой двери, ведущей в комнату, уставленную всевозможными шкафами и стеллажами. Нашла кухню, осмотрела морозилку, вытащила из нее небольшой кусочек мороженого мяса и вернулась обратно.
– Вот, приложи, – она убрала руку Анхели и сама приложила ледышку к покрасневшей щеке. – Синяк точно будет, – покивала она. – Бью я на совесть. Прости. Простишь меня?
– Да, – со всхлипом ответила Анхели, морщась от холода и глядя прямо в глаза соседки.
– Я разозлилась из-за полицейских, – объяснила Лори. – Из-за твоего звонка мне пришлось пол суток проторчать в участке. Еще и с альфой своим разругалась и работу потеряла. Где мне теперь денег взять, чтобы за квартиру заплатить? А все из-за твоего звонка.
– Нет, не из-за звонка, – покачала головой Анхели. – Я не виновата. Ты шумела. Музыка шумела, и твои гости шумели. Я спать хотела. Ночь ведь была. Я ночью сплю. Все ночью спят. А ты мне спать мешала. Я ведь просила тебя, а ты не хотела. Я на помощь позвала.
Лори вздохнула. Дура не дура, а ведь права. С другой стороны… Да что уж теперь. Все потеряно и виновата не дурачка соседка, а сама Лори, хоть и не хотелось этого признавать.
– Хочешь меня ударить в ответ? – спросила Лори, серьезно глядя в глаза. – Я, получается, ударила тебя ни за что, значит, ты должна ударить меня.
– Нет, не хочу, – закачала головой Анхели. – Я не дерусь.
– Тогда мир? – неуверенно спросила Лори.
– Мир, – согласилась Анхели. – Учительница говорила, что после примирения надо пить чай со сладостями. Я сейчас поставлю чайник на плиту, – Анхели шмыгнула носом, поднялась с пола, поправила одежду и, продолжая держать кусок мороженого мяса у ушиба, пошла в кухню. – У меня есть овсяное печенье и курага. Что ты хочешь? – снова шмыгнув носом, спросила она, обернувшись к Лори, которая последовала за ней.
– Овсяное печенье и курага, – пробормотала та себе под нос. – Нет, так не годится. Я сейчас приду, у меня там вроде осталось… – не договорив, она вышла из кухни и следом из квартиры.
Глава 3. Друг и находка
Анхели некоторое время смотрела вслед ушедшей соседке, а затем принялась накрывать на стол. Первым делом она уложила кусочек мяса в небольшую плошку и оставила размораживаться на столе. Затем достала красивый чайный сервиз. Сервиз был подарком бабушки на один из дней рождения и использовался только для гостей. Поставив две чашки на блюдечках на стол, Анхели достала печенье и курагу. Печенье она сразу красиво разложила на тарелке, а курагу тщательно вымыла и протерла полотенцем, затем уложила в блюдце. После этого заварила свежий чай, засыпала сахар в гостевую сахарницу и отправила на стол.
Вскоре вернулась Лори. Омега была переодета в другую одежду, а судя по влажным волосам, еще и успела принять душ. Войдя в квартиру без стука, она сразу направилась в кухню и замерла на несколько секунд на пороге, осматривая красиво сервированный стол. В ее руках была небольшая пластиковая коробка с тортом, а точнее с половиной торта.
– Вот, тут у меня осталось, – проговорила Лори, усаживаясь за стол и не зная, как лучше пристроить торт.
Анхели, увидев высокий бисквит с большой шапкой крема, несколько раз шумно вдохнула. Торты она любила, но ела один раз в год, когда бабушка присылала их в подарок на день рождения. Помедлив, она поднялась из-за стола, достала красивую тортовницу и, забрав из рук соседки половину торта, осторожно переложила его. Порезав торт на кусочки, бета установила тортовницу в центре стола, спихнув тарелку с печеньем в сторону. Затем достала две небольшие тарелочки и вилки, дополнительно сервировав стол для чаепития.
– Мы как на светском приеме, – хохотнула Лори. – Ты всегда так чай пьешь?
– Нет, – покачала головой Анхели и, чуть улыбнувшись, добавила: – только когда гости. Это гостевой сервиз, – указала она на чашки и тарелки.
– И часто у тебя бывают гости? – спросила Лори.
– Нет, – покачала головой Анхели. – Двенадцать раз в год. Раз месяц приезжает бабушкина компаньонка и привозит мне продукты. Два раза в год вместе с продуктами она привозит одежду. Еще привозит подарок на день рождения и подарок на Рождество.
– А сама бабушка не приезжает? – спросила Лори.
– Нет, бабушка не приезжает, но я видела ее один раз, – Анхели энергично покивала головой и переложила кусочек торта на свою тарелку. – Шесть лет назад она забрала меня из интерната, где я училась, и привезла сюда.