В штабе после недолгого совещания было решено согласиться с условиями ультиматума. На русский флагманский корабль был послан офицер с письмом, в котором союзное командование обещало покинуть город. Турецкие, британские и французские части стали готовиться к маршу. Под наблюдением прибывших с эскадры русских офицеров они освободили казармы и вручили победителям по описи все уцелевшее армейское имущество, денежные средства, хранившиеся в городском казначействе, и список больных и раненых, остающихся в Варне. А потом, с оркестром и знаменами, они вышли через ворота, ведущие в Адрианополь.

Высадившиеся в городе русские войска с песнями и музыкой встретили болгары и греки. Они угощали солдат и офицеров домашним вином и ракией. То тут, то там поднимался дымок и вкусно пахло жареным мясом. А потом на улицах появились и турки, которые увидели, что русские не только не грабят, не режут и не насилуют мусульман, но даже и не помышляют об этом.

Так, без единого выстрела, пала одна из сильнейших турецких крепостей на Черном море, на стенах которой гордо красовались мраморные доски с арабской вязью, хвастливо сообщавшие всем, что крепость эту не сможет взять ни один враг блистательного султана…

17 (5) ноября 1854 года.

Селение Сарай, Дунайские княжества.

Мехмед Садык-паша, он же Михал Чайковский, мириан-паша (командир) Славянского легиона армии Османской империи

Сарай оказался небольшой мусульманской деревушкой, вокруг которой находились греческие и болгарские деревни: Карапелит, Альбина, Мусул… В самом же Сарае практически все население состояло из переселенцев, прибывших в здешние места из Анатолии. Я для них своим не был – все-таки, когда я говорю по-турецки, они сразу определяют по моему выговору, что я «гяур», хотя я уже тринадцать лет как правоверный мусульманин. Впрочем, «правоверный» я лишь потому, что только таким образом смог получить доверие его величества султана Абдул-Меджида, который, при всем его увлечении Западом, все равно не считает христиан своими.

Вот так и в моем Славянском легионе, хотя большая часть казаков – христиане – потомки задунайцев и некрасовцев, но офицеры мои в основном мусульмане. Увы, нам пока так и не довелось сразиться с русской армией. Но, когда местные болгары восстали в Добрудже, именно мои казаки подавили мятеж, пролив немало крови. А когда русские разгромили союзников в Крыму, Омар-паша приказал нам занять позиции в Тульче, столице одноименного санджака, через которую ожидался главный удар русских войск по направлению на Кёстендже – главный порт в этой части Дунайских княжеств.

Но русские поступили намного умнее. Дунай они форсировали у Галаца, и теперь их армия начала продвигаться на юг вдоль восточного берега Дуная. А Легион и несколько других полков оказались в окружении. Вчера утром мне доставили приказ срочно продвигаться к городу Канаре[10], к северу от Кёстендже. Да, если русские ударят по столице, то Канара – практически идеальный рубеж для обороны. Вот только пехота из Тульчи прийти туда уже не успеет, а мои казаки – не пехота, и в обороне им – не место.

Более того, у меня возникло подозрение, что русские проигнорируют Кёстендже, набитую под завязку союзными войсками, и ударят по Варне, после чего спокойно перебросят свои войска по морю, – все-таки они захватили немалую часть союзного флота. А после этого падение Кёстендже – вопрос времени, точно так же, как и тот факт, что Тульча – такое у меня впечатление – продержится не более недели, даже если пехота там останется. И тогда вся Добруджа будет русской. А после нашей акции в этой провинции практически все местное население встретит их как освободителей.

Подумав, я отправил большую часть Легиона в Канару, а сам с пятеркой приближенных решил, переодевшись небогатым торговцем, посетить Сарай, лежащий по дороге из Галаца как в Кёстендже, так и в Варну. Коней мы оставили в близлежащем Рахмане у местного башкана[11] и у него же одолжили арбу, которую нагрузили арбузами из его же запасов. Дорога до Сарая заняла около часа, после чего к нам сразу же начали подходить русские, которыми кишело это село. Все арбузы у нас раскупили менее чем за полчаса.

Мы делали вид, что не знали русского языка, и, навострив уши, слушали разговоры солдат. Но все, что мы узнали, – это то, что они принадлежали к Азовскому полку и что с утра они продолжат свой марш по главной дороге на юг, что могло означать и Кёстендже, и Варну. А вот казаки, патрулировавшие окрестности, то и дело поглядывали на нас с подозрением. Подумав, я решил, что пора возвращаться в Рахман. Но тут мы увидели весьма необычного персонажа.

Это был человек, одетый в пятнистую форму и со странного вида ружьем на спине, но державшийся в седле немногим лучше мешка с бульбой. Его почти сразу остановил казачий разъезд, но один из казаков вдруг закричал:

– Вашбродь! Это ведь вы намедни стреляли по туркам! Мы думали, что вы еще в лазарете!

– Да нет, все нормально, – ответствовал пятнистый, хотя лицо его было бледным. – Сейчас еду в свою часть, но хотелось бы перекусить: дорога предстоит долгая.

– А вон там корчма, вашбродь, – улыбнулся старший из казаков и показал рукой на приземистое здание, из окон которого исходили ароматы жареной баранины.

Я сделал своим знак – они вдруг стали колдовать над одним из колес арбы, а я направился в то же заведение, что и «пятнистый». В здании оказалось два длинных стола. За одним из них, увы, сидели трое офицеров, за другим же примостился заинтересовавший меня субъект. Я подошел к нему, показал глазами на табуретку, словно спрашивая разрешения сесть с ним рядом. Он кивнул, и вдруг я увидел на его пальце серебряное кольцо с гербом Домбровских.

– Вы – Домбровский? – выпалил я по-польски, с опозданием подумав, что это, возможно, не самая лучшая идея.

Но тот лишь улыбнулся:

– Да, пане…

– Голембёвский, – назвал я первую попавшуюся фамилию. – А вы не родственник Максимилиану Домбровскому?

– Родственник, – сказал тот, причем на лице у него отразилось удивление.

– Значит, мы с вами родня. Мой дед и его бабушка – брат и сестра.

Тот пристально посмотрел на меня, и вдруг улыбнулся краешками губ, после чего тихо, но отчетливо произнес:

– Пане Михале, я слышал, что вы человек чести. Предлагаю вам, как родственнику, следующую сделку: я не выдам вас нашим, а вы не будете пытаться меня захватить – признайтесь, у вас, несомненно, были такие планы? А мы с вами поговорим – я же журналист. Единственное условие: вы не будете меня расспрашивать о том, что является тайной. В ответ я могу пообещать вам то же самое.

– Хорошо, пане…

– Миколае, если по-польски.

– Хорошо, пане Миколае, я согласен.

– Тогда я бы велел вашим людям возвращаться туда, откуда вы прибыли. Видите ли, на местных крестьян-торговцев они похожи примерно так же, как я на пани Валевску. И вам просто повезло, что никто еще не обратил на них внимание. Да, и скажите, чтобы они подогнали вам коня куда-нибудь за версту от Сарая – там же вроде есть рощицы? Вот там пусть вас и ждут. А версту вы всяко пройдете и пешком, не так ли? А я пока закажу что-нибудь поесть для нас с вами. Видите, офицеры собрались уходить, так что нам никто не помешает.

18 (6) ноября 1854 года, вскоре после полуночи.

Сарай, Дунайские княжества.

Штабс-капитан Домбровский Николай Максимович, снайпер

– Вашбродь, это вы штабс-капитан Домбровский? – спросил меня казак в тот момент, когда я спросонья расчесывал укусы клопов и пытался открыть дверь своей комнаты в корчме.

– Я, служивый.

– Вас их высокоблагородие полковник Криденер зовуть.

Интересно, подумал я, зачем я понадобился ни свет ни заря командиру 45-го Азовского полка? Да, я взял у него интервью, но, судя по его физиономии, вряд ли я был для него более чем щелкопером и шпаком, лишь по недоразумению надевшим офицерский мундир. Быстренько умывшись и одевшись при свете двух свечей, я отправился в шатер полковника.